Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

– Это правда, будто Фламель вместо тела своей супруги положил в гроб кусок дерева и отправил гроб в Швейцарию? А спустя несколько дней точно так же организовал и собственную «смерть», после чего наконец воссоединился с женой?

– Я читала об этом, Рамон. – На сей раз ответ Виолеты был более осторожным.

– Похороны состоялись в одной из тех часовен, которые сам Фламель выстроил и передал церкви.

– Да, весьма вероятно.

– А если все это правда, нам надлежит задуматься о превратностях случая. Почему ничтожный писарь вдруг сделался великим хранителем тайны, открывшейся за всю историю мира лишь горстке людей?

– Не знаю. Но судьба

бывает причудлива и капризна.

– Верно. А потом Фламель и Перенелла нашли пристанище в Индии.

– И наведывались оттуда в другие страны, – добавила Виолета.

– Как прекрасна история бессмертия!

Виолета только рассмеялась.

– Но как подобная мудрость уместилась на двадцати одной страничке? Я пытался расшифровать записи Фламеля, но так ничего и не понял. Наука Гермеса, как называют ее алхимики, непостижима. К тому же я имел бы глупый вид, если бы взялся плавить металлы и процеживать настои; я сам счел бы себя умалишенным.

Виолета посмотрела на меня пытливо и в то же время с выражением жалости и всепрощения. Но не успела она заговорить, наверняка еще раз продемонстрировав свое великодушие и эрудицию, как к нашему столику вихрем подлетела Джейн.

– Привет, друзья! Ты, наверное, Рамон.

При виде этой девушки я остолбенел. То была она, двойняшка Кирстен Данст, блондинка из паба «Плуг».

– Привет, – робко отозвался я.

– Извините, раньше никак было не вырваться.

– Прости, Рамон, мне следовало предупредить, что Джейн хочет с тобой познакомиться.

– Очень приятно! Джейн, по-моему, мы уже знакомы.

– Да, как ни старался этому помешать мой полудурок шеф. Едва ты вошел в паб, я поняла, что ты – это ты. Виолета – мастер описывать людей. Иначе ты выглядеть просто не мог.

Джейн было не больше двадцати пяти лет, она была веселая, острая на язык, даже грубоватая. В ее наряде было что-то хипповское. Ей нравилась этническая музыка и джаз, она сама по вечерам пела в клубе.

– Послушай, Джейн, наш испанский друг родом из Кордовы. Он явился из края мудрецов и философов и разбирается в алхимии и единорогах, – произнесла Виолета с едва заметной иронией.

– Спасибо, что представляешь меня как старого друга. Но, Джейн, на самом деле мы с Виолетой познакомились только позавчера. Я охотился за одной книгой и вот при содействии старого букиниста набрел на дом с единорогом.

– Ха-ха-ха! – отозвалась беспардонная Джейн. То был грохот прорвавшейся плотины или взорвавшейся ракеты фейерверка. – Так это любовь с первого взгляда!

Я тоже улыбнулся, чтобы обратить слова Джейн в шутку. Наконец-то мы с ней познакомились! Но мне хотелось поговорить о Фламеле и единорогах.

– У тебя что, выходной в пабе?

– Ну да. Наплела шефу, что пойду по врачам, дескать, к гинекологу надо, освобожусь поздно, так что вообще не вернусь.

– Слушай, Джейн, у тебя интересный испанский. Похоже на каталонский акцент. Ты что, родом из Каталонии?

– Моя мать из Жироны, но я родилась в Челси, на улице Манреса.

Очередная улыбочка.

– А мой отец – француз, но работает здесь, в Сити, вот уже несколько десятков лет. Он из тех клерков, что облачаются по выходным в джинсы и называют себя лейбористами, хотя мне кажется – в день выборов он голосовал за Тэтчер.

Джейн снова расхохоталась.

– Она страшная врунья. Все, что она сказала, – неправда, – пояснила Виолета.

– Ты женат, Рамон?

– Нет. А почему ты спрашиваешь?

– Просто так, но по виду ты тянешь как минимум на разведенного.

– Не

знаю, что ты там углядела, – на мне не может быть следов того, чего не было. А еще я не гей, если это твой следующий вопрос. Но никто не мог вынести меня дольше трех месяцев. И мне уже перевалило за сорок. А еще вчера сорока не было. Именно сегодня мне стукнул сороковник, а я так и не испытал так называемого кризиса женатых мужчин. К тому же я не интеллектуал, а архитектор на жалованье. Архитектору никогда не выдать себя за интеллектуала, скорее на такое способен ученый и скучающий путешественник, поклонник прекрасного. А сейчас прекрасным, например, является кадр, в центре которого вы находитесь. – И я пальцами изобразил рамку.

– Ну ты и нагородил! Уж не знаю, как ты теперь из этого выберешься, – веселилась Джейн.

– Не хочу показаться мачистом, но вы мне нравитесь обе.

Собственные слова напомнили мне о моем португальском друге, Луише Филипе Сарменту: стоило ему увидеть красивую девушку, как он распускал хвост длинных седеющих волос, закрывал ими все лицо – в стиле femme fatale [21] – и произносил: «Ведь правда я самый привлекательный парень на свете?»

Девушки, переглянувшись, снова расхохотались. Я забеспокоился, что сижу перед ними с совершенно идиотским видом, но тут Джейн меня удивила:

21

Роковая женщина (фр.).

– Я два года проучилась в Севилье.

– В Севилье? И что именно изучала?

– Историю. А еще я немного разбираюсь в средневековом искусстве. Готова ответить на любой вопрос о кордовских Омейядах.

– Ладно, учту. Ты собираешься преподавать?

– Нет, мне это не нравится. В Севилье от преподавания впадают в депрессию, кабинеты психоаналитиков всегда битком набиты институтскими профессорами. Я теперь пытаюсь поступить в Лондонский университет. Хочу еще поучиться, а потом читать там лекции. Да, преподавание на таком уровне вполне устроило бы меня как способ заработать на жизнь.

Когда Джейн говорила серьезно, лицо ее становилось на редкость красивым.

Я решил сменить тему:

– А откуда вы друг друга знаете?

– Мы сестры и подруги, – ответила Виолета.

– И живете вместе?

– Нет, – ответила Джейн.

– На фасаде твоего дома тоже есть единорог?

– У меня нет дома. Я живу в крохотной квартирке на улице Чепстоу вместе с двумя другими девчонками.

Пока Джейн рассказывала о своих соседках, в кафе вошел старичок с книгой в левой руке и тростью в правой.

– Глядите! Этому человеку сто восемьдесят лет.

Сестры посмотрели на меня с удивлением.

– Откуда ты знаешь? – спросила Джейн.

– У него на лбу написано бессмертие, – пошутил я.

– Ты ошибаешься, – возразила Виолета. – Хотя толика бессмертия в этом человеке и вправду есть, поскольку ему девяносто восемь лет и у него железное здоровье. У него ясный ум следящего за собой шестидесятилетнего джентльмена, а познания его безграничны. Он преподавал эстетику в Оксфорде, но ушел на пенсию так давно, что никто уже и не помнит когда. Он написал несколько учебников, правда, все думают, что автора больше нет в живых. Вообще-то насчет пенсии я не совсем верно выразилась: он по-прежнему числится в Академии изящных искусств и до недавнего времени регулярно читал там лекции.

Поделиться с друзьями: