Алиса
Шрифт:
– Она очень милая, миссис Кэмбер. В противном случае, уверяю вас, я бы не отпустила с ней Полли.
– Как она выглядела?
– Довольно темненькая, темные глаза, темные волосы и очень-очень хорошенькая. Такая вежливая, воспитанная и совсем совсем молоденькая. Я ещё подумала, что она совершенно не похожа на мистера Кэмбера.
– И Полли охотно пошла с ней?
– спросил я.
– Она сказала Полли, что приехала за ней по вашей просьбе, и вручила ей изумительную куклу. Просто потрясающую куклу. Глаза у Полли разгорелись - больше она ничего не видела и не слышала... Надеюсь, ничего не случилось?
– Нет, - прошептала Алиса.
– Все нормально.
И, не
7. Монтес
Мы молча сидели в машине. Теплые лучи весеннего солнца пронизывали ветви деревьев, выстроившихся по обеим сторонам улицы. Весна в этом году была ранняя и кроны деревьев уже были подернуты нежным изумрудным налетом. На лужайке перед детским садиком порхали пташки, а чуть поодаль вышагивали, взявшись за руки, маленькие мальчик и девочка.
Самая обычная мирная картина, типичная для любого нью-йоркского предместья, но для меня - не было сейчас зрелища ужаснее. Мир внезапно сошел с ума.
– Ты просто не понимаешь, ты ни черта не понимаешь, - бубнил я Алисе. Мне и в самом деле казалось, что никто не способен понять глубины охватившей меня пустоты и тупого отчаяния, вгрызавшегося циркулярной пилой в мое нутро.
– Я все понимаю, Джонни, - холодно ответила Алиса.
– Они забрали Полли. Они похитили нашего ребенка.
– Я знаю, - безжизненно произнесла Алиса. Не гневно, встревоженно, испуганно или истерично - а именно безжизненно.
– Я все понимаю. Ее похитила твоя девственница. Твоя паршивая девственница.
– Алиса, ведь я же этого не хотел. Кто мог подумать, что до такого дойдет? Господи, я бы скорее отрубил себе правую руку!
– Тогда от тебя было бы меньше пользы, чем сейчас.
– Да, я просчитался, - взмолился я.
– Переоценил себя. Сейчас же обращусь в полицию. Плевать на все, что меня ждет! Я больше не боюсь сейчас же иду в полицию и выложу им все, без утайки.
– Почему ты не сделал это вчера?
Я завел автомобиль.
– Сделаю сегодня.
– Нет, теперь уже поздно, - холодно произнесла Алиса.
– Что? Разве не ты сама побуждала меня пойти в полицию?
– Да, я. Но это было до того, как они похитили Полли. Теперь моя дочка у них в руках. Неужели ты этого не понимаешь? Моя дочка - у них в руках!
– Да, именно поэтому я и намерен обратиться в полицию.
– И что, по-твоему, сделает полиция? Эти люди похитили Полли из-за ключа. Нет, Джонни, ты не пойдешь в полицию.
– Ты просто обезумела!
– выкрикнул я.
– Что за бред ты несешь! Полли, между прочим, и моя дочь. Неужели ты думаешь, что я стану спокойно сидеть и ждать, пока моя дочь находится у этих бандитов? Господи, откуда в тебе столько хладнокровия? Или это безразличие?
– Я отвечу тебе, Джонни, - тихо ответила Алиса.
– Если мне не изменяет память, Джонни, то я всегда хотела иметь детей. Много детей. Я мечтала о собственном доме, полном детских голосов. Но нам не повезло. Один ребенок, и все - больше нам не дано. Одна только Полли. Вот какая я хладнокровная, Джонни.
– Прости, пожалуйста.
– Этого мало, Джонни.
– Что же нам теперь делать, Алиса? Я тебя только об одном спрашиваю что нам теперь делать?
– Ты хочешь знать, что нам делать? Сейчас мы с тобой отправимся домой, сядем и все обдумаем. Мы должны быть максимально собранными и рассудительными, потому что от нашей собранности и рассудительности может зависеть жизнь Полли. Плакать и убиваться я не стану, Джонни, а также не позволю страху и гневу разъедать свою душу. Это не поможет ни нам, ни Полли. И ругать тебя я тоже не стану - я и так уже высказала тебе слишком много горьких слов. С этой минуты
в наших руках находится жизнь существа, которое мы оба с тобой без памяти любим, поэтому ошибиться нам нельзя. Возможно, нам и придется обратиться в полицию. Пока я ещё этого не знаю. Только давай, не будем метаться. Ты со мной согласен, Джонни?– Да, Алиса.
И я отвез её домой.
* * *
Алиса сидела в гостиной, зарывшись лицом в ладони, и смотрела на меня - женщина, на которую я столько смотрел, но так и не разглядел, которую я знал, но так до конца и не понял. Стараясь унять дрожь в голосе, она сказала:
– Все дело только в ключе, Джонни. Они хотят получить его как можно быстрее.
– Плевать мне на этот ключ! Я думаю только о Полли.
– Должно быть, тебе сейчас тяжелее чем мне, - сказала Алиса.
– Мне трудно это признать. В том смысле, что я не могу допустить даже мысли о том, что кто-то на свете может сейчас страдать больше, чем я. И все же умом я понимаю, что тебе ещё тяжелее. Умоляю тебя, держись, Джонни.
– Я стараюсь.
– Ключ... Мы должны сейчас думать только про этот ключ, Джонни. Будь он у нас в руках, мы бы хоть имели возможность поторговаться. Теперь же у нас не осталось ничего. И это страшно.
– Что толку сейчас ломать голову из-за ключа?
– Есть толк, - настаивала Алиса.
– Взгляни на случившееся с другой стороны. Допустим, мы сообщим в полицию или в ФБР - так ведут себя разумные люди, когда похищают их ребенка. Ты про это читал. Я тоже. Пойдем к ним и все расскажем. Потом, когда нам позвонит Монтес...
– Нам никто до сих пор не позвонил. Ни Монтес, ни кто-либо другой.
– Позвонит, Джонни, можешь мне поверить. Еще и часа не прошло, как они похитили Полли. Но давай подумаем, сможем ли мы через это пройти. В полиции нам скажут: "поговорите с похитителем, составьте какой-нибудь план." Они начнут прослушивать наш телефон. Но Монтес - воробей стреляный, его на мякине не проведешь. Он позвонит таким образом, что напасть на его след полиции не удастся. Ему нужен ключ. Мы договариваемся о встрече. Полицейские отдают нам свой ключ и велят, чтобы мы соглашались на все условия похитителей. Мы оставляем ключ в условном месте. Монтес его забирает. Потом...
– Что - потом?
– Нет, это глупо. Будь Монтес обыкновенным жуликом, наш план удался бы, но ведь он дипломат. На что он рассчитывает? Ведь ему это с рук не сойдет.
– Я тоже тщетно пытался это понять, - кивнул я.
– Но меня уже заклинило: о чем бы я ни думал, ответ получается один и тот же.
– Я метнул на Алису затравленный взгляд.
– Кто-то должен произнести это вслух, - прошептала она.
– Ты хочешь сказать, что они убьют Полли?
– Да.
– Что бы мы ни сделали? Отдадим мы им ключ или нет? В любом случае?
– Да, Джонни. В любом случае. Только - на этом они не остановятся.
– На чем?
– На убийстве Полли. Разве ты не понимаешь?
– Нет!
– выкрикнул я.
– Джонни, возьми себя в руки. Мы вынуждены говорить о самом страшном. Я прекрасно понимаю, как это тебе тяжело, но, поверь - мне тоже несладко. Джонни, для тебя такое в новинку, но мне было двенадцать лет, когда немцы бомбили Лондон. Представляешь, каково находиться под бомбардировкой двенадцатилетнему ребенку? Как будто весь мир вдруг обезумел и рассыпался на куски. И нужно было сохранять выдержку для таких разговоров: "Ты знаешь, кажется бабушка погибла". "Ты думаешь?". "Я точно не уверена. Но у неё нет головы". И вот представь, каково жить в таком мире. Гротескном, вывернутом наизнанку. Но приходилось о нем думать и разговаривать, в противном случае - выжить было невозможно.