Алистер

— Хорошо.

Чтобы не терять ни единой возможности побыть с братом, рыжий пробирается в щель между нами и привязывается к его ноге, таким образов вышагивая по лестнице на второй этаж. Я замыкал эту приглядную процессию, взвешивая полупустой рюкзак своего подопечного.

И теперь отмотаем чуть назад. Во мне в течение всей тёплой семейной идиллия было чувство, — нет, не так, я наблюдал за этим, — что что-то вообще не на своих местах. Меня не впускала, точнее, даже слушать ей было меня противно, Сумико-сан до тех пор, пока я не сказал, что друг Куросавы. Она смотрела враждебно. Я могу расположить это в ряд нормального, ведь каждому человеку насолил чужой, ибо мы ведём себя с ними всегда с отторжением в теле, но Сумико-сан не впускала даже Рю, не находила покоя в его глазах, и что самое удручающее — после она с концами выключила говорящее предчувствие на мой счёт, стоило предъявить доказательство нашей крепкой дружбы (я правда считаю её таковой, а как, действительно, иначе?)

Блики из её глаз пропали, они стали мутной плёнкой, не дающей по-человечески разобраться, кто есть кто. Она не та добрая бабушка из традиционных семей, она сошла с ума уже давно. Сошла именно по вине Рю. Ей больше не дано ничего увидеть в его присутствии. С ней что, выйдет гораздо проще, чем я планировал?

— Не надо, — добавляет в ход моих мыслей лишнюю стену Рю.

В следующую секунду Акиры уже не оказалось рядом с нами.

— И это тоже.

— Что — не надо? — я зашёл в убранную спальную комнату в поисках злосчастных картинок, смирившись, что их нигде в помине не окажется прямо у моего носа.

— Не надо слушать бабушку. Она ничего не знает обо мне.

— Акира?

— Про него даже не заикайся.

Куросава мастерски закрыл мне рот, с неприязнью и пренебрежением закатив глаза.

Я оказался словно в ловушке, ловушке вместе с Куросавой. Что может быть беспощаднее этого? Только в случае, когда я не получу некие бумажки, про которые он, — а почему бы и нет, — не слышал никогда. Рю достаёт перво-наперво свой ноутбук и усаживается за стол, медленно проведя по нему, почти не касаясь панели. Дыхание его вмиг замедляется, я улавливаю каждый его вдох и выдох, кислорода в комнате стало меньше, тёплые лучи падали прямо на крышку ноутбука, походя на ангела на свету.

Здесь снова ничто меня не держит. Я облокотился спиной на стену и побарабанил по ней пальцами, получая незамысловатый ритм, когда внимание Рю полностью сошло на нет.

Я щёлкнул пальцами — ноль внимания.

— Ты притворяешься? — подошёл поближе и нагнулся над ухом клиента.

Он что-то печатал на двоичном коде и бегал глазами туда-сюда, от одного угла к другому, опуская бегунок ниже и прокручивая вверх, с чем-то сверяясь. Были случаи, когда клиенты в упор не желали уделять мне время, как-либо замечать или «подыгрывать» моей бесчеловечной шутке об их судьбе, но этот парень невыносим с точки зрения энергичного и жизнелюбивого индивида. Работая на компьютере, его дыхание успокоилось, стало слабее, чем обычно, и я решил взять себе немного вдохновения поработать с Рю в этом направлении.

И самое очевидное — не сейчас. Сколько этот мальчишка ещё будет игнорировать меня? Знаете, я дорогого стою, больше, чем даст японский император.

— Хватит на меня так таращиться, — мерно высказывается о моей выходке Рю.

— И что ты мне сделаешь? — я самодовольно выгнул бровь, сладко пропевая гласные.

— Не отвечу на твои вопросы или то, что ты пытаешься из меня вытянуть с нашей встречи. Думаешь, ты один такой умный? — не переставая печатать, открывал рот под издающие им же звуки.

— Тогда убеди меня в обратном.

Я упёрся рукой о его стол, хмыкнул — он и не шелохнулся. Штора сейчас больше звуков издаёт, чем этот мелкий.

— Легко. Посмотри в монитор и увидь это сам.

Я не отказался от такого предложения и выполнил указание.

Передо мной были лишь нули и единицы. Очень жаль, что я не умею читать двоичный код, мне впервые стало жалко за те часы, которые Рю мотал меня по Ниигате. Можно закодировать всё что угодно, но не все способны читать тот код, что придумали умнейшие в роде. Вот именно этим можно гордиться людьми, но скрытные они не то слово.

— Что, не умеешь? — Рю не улыбался, не ухмылялся, просто констатировал факт. Он стал тем, кого я приметил в начале знакомства. Безразличность въелась в него, а убрать её за последние часы невозможно, сколько стараний ни вложи. Черты стали снова острыми, непоколебимыми, и шутить дальше означало бы детское ребячество, на которое, кстати, он меня и наталкивал. Ну что же тут добавить, экземпляр. — У всех есть сильные стороны, но некоторые их не развивают. У меня получается это, а у тебя — пугать людей и носить глупую маску так, что другим это кажется естественным.

— Справедливо. И к чему это?

Хочу, чтобы я говорил меньше, чем он.

— Не знаю точно, умный ли ты, но я — да. Я не проницательный, но тебе от меня что-то надо, и, скорее всего, ты это получишь. Но не раньше конца двадцати четырёх часов. Так что давай я продолжу печатать, а ты — ходить и пугать моего брата. Согласен?

— Не лыком шит.

Я цокнул и рефлекторно топнул ногой, представляя, что на мне всё ещё есть каблуки. Опасно ходить без обуви: слышимость уменьшается в разы. Но вопреки всему я могу различать подозрительные шорохи. Меня никогда, никогда не проводили на звуках. Устраивали засады, нападения, но мне и им как с гуся вода — ни капли у злоумышленника не получалось завязать на моей шее мешок, считая, что мне абсолютно бесполезно перечить или идти против. Сколько бы клиенты ни старались, я выполнял их здравые (прошу заметить) просьбы, какие бы они ни были.

Кто-то скажет, что это аморально, но мне ничего не стоит удружить своему клиенту.

Вот попросит меня о чём-то Рю, я это сделаю, в рамках, конечно, но не брошу Куросаву.

Я тут незначительно зацепился за одно некое его высказывание.

— Мне правда можно к твоему двоюродному брату? — заметьте, я не собираюсь идти против закона.

Рю в отличие от каменной мины выдал что-то попроще. Да, проще для него это тогда, когда на лице появляется одна одинокая морщинка. Неужели ради брата он готов на радикальные меры?

— Иди, — легко отмахивается и добавляет: — Побесите друг друга. Я в твои игры не играю.

На мне проявилась ехидная улыбка, едкая, на что Рю безучастно отвернулся и продолжил быстро набирать так называемый текст.

— А что ты печатаешь?

— Не твоё дело. Что я тебе сказал? Иди, не мешай мне.

Да ему не помешает даже огнестрельная канонада.

Это и есть рамки. Поглядим-поглядим, когда я выполню его следующее желание. Это может играть малую роль в моей миссии: выполнять простые вещи, которые неосознанно совершает каждый человек. Я не в той касте, чтобы принимать это за бытовые излишки.

— В таком случае, пойду. Не скучай по мне, мне будет больно, если будешь так же скучать.

В ответ мне прилетело безразличное звонкое и скорое нажимание по клавиатуре. И не жалко ведь меня, мои чувства!

Фотографии я не найду у Куросавы, я это понял, придя в его комнату. Он из тех людей, кому просто-напросто не необходимы воспоминания, они не сентиментальны и черствы, думают только о работе и о своих благах. О них мало что известно родным, друзьям, однако у Проводников есть преимущество: Проводники наблюдают со стороны и подмечают всё до мелочей, приводящих к описанию клиента и не только. Данное явление очень помогает при самовыпиле.