Аллигент

Джоанна как-то сказал мне, что если бы ей пришлось решать, то она бы поддержала действия против Эрудитов, вместо того чтобы выбрать пассивность как поступила бы остальная часть ее фракции.

Но она оказалась во власти ее фракции и их страха. Теперь, когда фракций не существует, кажется, она стала кем-то другим, уже не выразителем интересов Дружелюбия или даже лидером Элигента. Она стала солдатом.

– Здесь больше смысла, чем вы думаете, говорю я, и Кара кивает, соглашаясь с моими словами.

Я наблюдаю, как они опустошают комнату с оружием и боеприпасами и двигаются дальше, быстро, рассеиваются, как семена на ветру. Мне тяжело, словно я несу новое бремя. Я задаюсь вопросом, чувствуют ли люди вокруг меня - Кара, Кристина, Питер, и даже Калеб то же самое? Город, наш город, сейчас намного ближе к полному уничтожению, чем когда-либо.

Мы можем делать вид, что больше не принадлежим этому месту, пока живем здесь в относительной безопасности, но мы принадлежим. И всегда будем.

Глава 36. ТРИС

Когда мы подъехали к входу в комплекс, уже стемнело, и пошел снег. Падающие через дорогу снежинки, легкие, словно сахарная пудра. Всего лишь ранний осенний снег; к утру, он прекратится. Я сняла бронежилет, как только вышла, и отдала его Амару вместе с ружьем. Мне не комфортно держать его сейчас, раньше я думала, что дискомфорт со временем пройдет, но теперь я уже не уверена. Может этого никогда и не случиться, а может так и должно быть.

Меня окружает теплый воздух, когда я прохожу через двери. Корпус выглядит чище, чем когда-либо прежде, теперь, когда я видела периферию. Сравнение очень неприятное.

Как я могу ходить по этому скрипучему полу и носить эту накрахмаленную одежду, когда я знаю, что все эти люди там, покрывают дома брезентом, чтобы согреться?

Ко времени возвращения в общую спальню гостиницы, неприятное чувство исчезает.

Я ищу Кристину, или Тобиаса, но ни одного из них здесь нет. Только Питер и Калеб, Питер с огромной книгой на коленях, делает пометки в рядом лежащем блокноте, а Калеб с остекленелым взглядом, читает журнал нашей матери на экране. Я стараюсь это игнорировать.

– Кто-нибудь из вас видел... Но с кем мне нужно поговорить, с Кристиной или Тобиасом?

– Четыре?
– говорит Калеб, решая за меня.

– До этого я видел его в генеалогической комнате.

– В какой комнате?

– В этой комнате выставлены имена наших предков. Можно мне лист бумаги?
–

спрашивает он у Питера.

Питер выдергивает лист в конце блокнота и протягивает Калебу, который пишет что-то на нем - это инструкции. Калеб говорит - Я до этого нашел там имена наших родителей. На правой стороне комнаты, вторая панель от двери.

Он протягивает инструкции, даже не взглянув на меня. Я вижу насколько он, аккуратен, даже с буквами. До того, как я ударила его, Калеб настаивал на том, чтобы проводить меня самому, так как на объяснение уйдет слишком много времени. Но в последнее время он держится на расстоянии, либо потому, что боится меня, либо потому, что, наконец, сдался.

Ни один из вариантов не осчастливит меня.

– Спасибо, - говорю я.
– M-м... а как твой нос?

– Прекрасно, говорит он. Полагаю, синяк действительно подчеркивает мои глаза, не правда ли?

Он слегка улыбается, как и я. Но очевидно, что никто из нас не знает, что делать дальше потому, что нам обоим больше нечего сказать.

– Подожди, ты сегодня куда-то уезжала, так?- говорит он через секунду.

– В городе кое-что произошло. Члены Аллигента поднялись против Эвелин, атаковав один из оружейных складов.

Я пристально смотрю на него. Я уже несколько дней не задавалась вопросом о том, что происходит в городе; я была так сосредоточена над тем, что происходит здесь.

– Члены Аллигента?
– говорю я.
– Люди, которых в настоящее время возглавляет Джоанна Рейес... атаковали склад?

До того как мы уехали, я была уверена, в том, что в городе произойдет новый конфликт.

Полагаю, это происходит сейчас. Но я чувствую себя оторванной от него - почти все, кто меня заботит здесь.

– Ими руководят Джоанна Рейес и Маркус Итон, говорит Калеб.
– Джоанна была здесь и с оружием в руках. Это нелепо. Люди из Бюро, похоже, весьма взволнованы из-за этого.

– Да уж!
– Я трясу головой.
– Полагаю, это был лишь вопрос времени.

Мы снова молчим, затем одновременно отходим, друг от друга, Калеб возвращается к своей койке, а я иду вниз по коридору, следуя инструкциям Калеба.

Уже издалека я вижу, генеалогическую комнату. Бронзовые стены, кажется, излучают теплый свет. Стоя в дверях, я чувствую, что нахожусь посреди заката, меня окружает сияние. Тобиас водит пальцем вдоль линий его генеалогического древа - я предполагаю,-

но лениво, как будто на самом деле, он не обращает на древо внимания.

Я чувствую, что вижу, ту черту зацикленности, на которую указывал Амар. Я знаю, что Тобиас наблюдал за своими родители на экранах, и теперь он разглядывает их имена, хотя в этой комнате нет ничего, чего бы он не знал. Я была права, говоря, о том, что он был отчаянным, снедаемый желанием общения с Эвелин, не желающим быть поврежденным, но я никогда не думала о том, как это все связано.

Я не знаю какого это ненавидеть свое собственное прошлое и одновременно страстно желать любви от людей, которые строили это самое прошлое. Как же так, я не заметила раскола внутри него? Почему я раньше не понимала, что помимо сильных и добрых черт, есть также травмированные, сломленные?

Калеб рассказывал мне, о том, что наша мама говорила, что зло есть в каждом и первый шаг к тому, что бы полюбить кого-либо, это найти то зло в себе, и потом мы сможем простить их. Как я могу обвинять Тобиаса в безрассудстве, будто я лучше его, будто я никогда не позволяла своей сломленности ослеплять себя?

– Привет!
– говорю я, запихивая инструкции Калеба в свой задний карман.

Он поворачивается, и у него суровое выражение лица, довольно знакомое. Он выглядит так же, как впервые несколько недель нашего знакомства, как часовой, охраняющий свои сокровенные мысли.