Аллигент

Но я не думаю, что мне все еще страшно, "Да" говорит Эвелин. " "Есть некоторые условия, на которые ты должен согласиться. Я думаю, что они покажутся тебе справедливыми. Если ты согласен с ними,я отступлю и отдам все оружие, которое мои юди не используют дляличной защиты. Я покину город и больше не вернусь".

Маркус смеется. Не знаю, насмешка это или недоверие. Он в равной степени способен быть сентиментальным, высокомерным или глубоко подозрительным человеком.

"Дай ей закончить", Джоанна тихо говорит, засовывая руки в рукава.

"В ответ," говорит Эвелин, "вы не будете пытаться атаковать или захватывать контроль над городом. Вы позволите тем людям, которые захотят покинуть город в поисках новой жизни в другом месте, сделать это. Вы позволите тем людям, решившим остаться, выбрать голосованием нового лидера и новую социальную систему. И самое главное, ты, Маркус, не имеешь права быть их лидером."

Это единственное чисто эгоистичное условия мирного соглашения. Она говорила мне, что не смериться с мыслью, что Маркус одурачит еще больше людей последующих за ним, и я не стал с ней спорить.

Джоанна подняла брови. Я заметил, что она убрала назад волосы с обоих сторон, открывая полностью шрам. Она выглядит лучше, сильнее, когда она не прячется за занавесом волос, не прячет саму себя.

– Так не пойдет! говорит Маркус.
– Я являюсь лидером этих людей.

– Маркус! говорит Джоанна.

Он не обращает на нее внимание.

– Ты не можешь решать мне ли руководить ими или не мне, потому что у тебя зуб на меня, Эвелин!

– Простите, произносит Джоанна громче.
– Маркус, то, что она предлагает слишком хорошо чтобы быть правдой, мы получаем все, что хотели и без насилия! Как ты можешь отвечать отказом?

– Потому что я законный лидер этих людей! говорит Маркус.
– Я лидер Преданных! Я.....

– Нет, не ты лидер, говорит спокойно Джоанна.
– Это я лидер Преданных. И ты согласишься на этот договор, или я расскажу им, что у тебя был шанс покончить с этим конфликтом без пролития крови, пожертвовав своей гордостью, и ты отказался.

Покорная маска Маркуса исчезла, открыв злобное лицо под ней. Но даже он не может спорить с Джоанной, чье безупречное спокойствие и доведенная до совершенства угроза сделали его. Он качает головой, но снова спорить не собирается.

– Я согласна с твоими условиями, говорит Джоанна и протягивает свою руку, ее шаги скрипят на снегу.

Эвелин снимает перчатку палец за пальцем, протягивает и пожимает.

– Нам необходимо собрать всех вместе утром и рассказать им о новом плане, говорит Джоанна.
– Вы можете гарантировать безопасное собрание?

– Я постараюсь, говорит Эвелин.

Я проверяю часы. Прошел час с тех пор как мы разделились с Амаром и Кристиной около башни Хэнкок, это значит, что он возможно знает, что вирус сыворотки не сработал. А может и не знает. Что также возможно. Я должен сделать то, ради чего сюда пришел, я должен найти Зика и его маму, и рассказать им о том, что случилось с Юрайем.

– Я должен идти, говорю я Эвелин.
– Я должен позаботиться еще кое о чем. Тем не менее я заберу тебя у границ города, завтра в полдень.

– Хорошо, говорит Эвелин, живо потирая мою руку рукой в перчатке, также как она это делала, когда я был ребенком, и приходил домой с холода.

– Я полагаю ты не вернешься? спрашивает у меня Джоанна.
– Ты нашел для себя жизнь снаружи?

– Да, нашел, отвечаю я.
– Удачи вам здесь. Люди снаружи - они собираются попытаться закрыть город. Вы должны быть готовы к этому.

Джоанна улыбается.
– Я уверена, мы сможем договорится с ними.

Она протягивает мне руку и я пожимаю ее. Я чувствую взгляд Маркуса на себе, будто гнетущая тяжесть угрожает разрушить меня. Я заставляю себя взглянуть на него.

– Прощай, говорю я ему, и имею ввиду это.

У мамы Зика, Ханны, короткие ноги которые не достают до земли когда она сидит в большом, удобном кресле в их гостиной. На ней черный с рваными краями халат и тапочки, но в данной обстановке, когда ее руки сложены на коленях а ее брови вздернуты,она настолько обладает чувством собственного достоинства, что у меня такое ощущение, будто я стою перед мировым лидером. Я посмотрел на Зика, который трет лицо руками, чтобы проснуться.

Амар и Кристина нашли их, но не среди других мятежников около башни Хэнкок, а в их семейном жилище в Пике, над штаб-квартирой Бесстрашия. Я нашел их потому лишь, что Кристина подумала оставить Питеру и мне записку с их местоположением, на непригодном грузовике. Питер ждет в новом фургоне, который Эвелин нашла для нас, чтобы мы могли добраться до Бюро.

– Простите, говорю я.
– Я не знаю с чего начать.

– Ты можешь начать с худшего, говорит Ханна.
– Именно с того, что случилось с моим сыном.

– Он был серьезно ранен во время атаки, говорю я.
– Был взрыв а он находился очень близко к нему.

– О Боже, говорит Зик, и он начинает раскачиваться назад вперед словно он снова ребенок, успокаивающийся покачиванием.

Но Ханна только наклоняет голову, пряча свое лицо от меня.

В их гостиной пахнет чесноком и луком, наверное, след от сегодняшнего ужина. Я прислоняюсь плечом к белой стене около двери. Рядом криво висит семейный портрет -

малыш Зик, младенец Юрайа, балансирующий на колене их матери. Лицо их отца проколото в нескольких местах: нос, ухо и губа. Но его широкая яркая улыбка и смуглый цвет кожи более знакомы мне, потому что он передал их обоим своим сыновьям.

"С тех пор он в коме," сказал я. "И..."

"И он не очнется," говорит Ханна, ее голос напряжен. "Ты пришел, чтобы нам это сказать, не так ли?"

"Да," говорю я. "Я пришел забрать вас, чтобы вы могли принять решение, что делать с ним."

"Решение?" говорит Зик. "Ты имеешь ввиду отключать его от аппаратов или нет?"

"Зик," говорит Ханна и качает головой. Он падает на диван. Подушки как будто оборачиваются вокруг него.

"Конечно же мы не хотим поддерживать в нем жизнь таким способом," сказала Ханна.

"Он хотел бы идти дальше. Но мы бы хотели увидеть его."

Я киваю. "Конечно. Но есть еще кое-что, что я должен сказать. Атака...

.....это было своего рода восстанием, в котором принимали участие несколько людей из того места, где мы остановились. И я принимал в нем участие.

Я разглядываю щель в досках на полу прямо передо мной, пыль, что собралась там с течением времени, и жду реакции, любой реакции. А приветствует меня лишь тишина.

– Я не выполнил обещанного тебе, говорю я Зику.
– Я не приглядывал за ним как мне следовало бы. И я сожалею.