Аллоды онлайн II Тайны Сарнаута

— А что там про их вожака? — поторопил Орел.

— Вожак у них, злобный и опасный! Науськивал он ящеров на нас, да на водяников! И не было нам покоя, пока жив он был! Но буде бьется в твоей груди храброе сердце, человек, а рука крепка! — лесовик благоговейно посмотрел на меня. — Не оставил лесной народец в его беде, одолел супостата! Снова будут лесовики в ладу с природой жить, на зверя ходить и рыбу в сети ловить, и не ждать лютой смерти в ночную пору.

— Что за супостат? Кто это?

— Неведомо мне это! Знаю лишь, что приходили опасные люди на озеро. Жуткие все, капюшоны на глаза надвинуты. С тех пор наши горести и начались.

Мы многозначительно переглянулись. Все сходится: демонопоклонники пришли на озеро и призвали демона! Вот только какова их цель?

Выспался я хорошо, и теперь мне хотелось встать на ноги и размяться, снова почувствовать свое тело — живое и даже отдохнувшее. Я прислушивался к себе, пытаясь определить произошедшие изменения. Ведь не может же быть, что их нет? Какое-то время я был мертв, мое сердце не билось… это даже звучало страшно! Но никаких последствий я не чувствовал. Только радость от того, что снова жив, и легкую горечь, что ничего существенного о загробном мире я так и не узнал, словно и не умирал вовсе.

— То ли коридор, то ли еще что-то… Непонятно. Двери в конце… оттуда свет. Гоблин сказал, что за ними и есть окончательная смерть…

Сложно было словами описать увиденное. Сейчас все казалось сном. Сознание будто старалось вытолкнуть из памяти все, что не укладывалось в привычные рамки.

Матрена запретила мне вставать, и я решил ее послушаться… ненадолго. Кроме моих друзей и Эльвиры, благополучно избежавшей трагического повешанья, ко мне забегали смешные лесовички. То Бук Лесная Крона с неожиданным предложением остаться жить в их поселке:

— Уйдешь ты, спаситель наш, а как снова чудища нагрянут? Неспокойно мое сердце! Оставайся, спаситель, с нами! Станешь Богом нашим, мы тебе капище возведем, как ящеры, умирать за тебя будем!

То тщедушный лесовик-рыбак — покормить своим уловом:

— Отколь ни возьмись завелись в нашей реке страшные рыбищи: плавники — ножи острые, зубы — тиски сильные. На лесовиков бросаются, в омут за собой тащат, сети рвут. Ящеры на земле, рыбины в воде… Нигде не укрыться.

За рыбаком пришел охотник, мигом оспоривший тяжелый рыбацкий труд:

— Что рыба? На наши плечи все легло: должны охотники и дичью племя кормить, и злобных ящеров воевать. А шкура у них дубовая — с десятка стрел только одна и пробивает. Уходят стрелы из колчана, как солнышка лучи за вечерний окоем. Из волчьих зубьев и костей делаем мы наконечники. Случится, ящер нападет — в глаз ему запущу. Так запросто живот свой не отдам!

Но самым неожиданным стало появление незнакомого хадаганца в форме, смущенно прятавшего глаза.

— Разрешите, товарищ капитан… — произнес он совсем не по-военному — тихо, несмело, будто заранее за что-то извиняясь. — Шныгин, Вадим.

— Звание?

— Нет у меня звания… Я дезертир.

Шныгин подождал от меня какой-то реакции, но я так оторопел от подобной наглости, что лишился дара речи. Хорошо, что мой меч сейчас был не под рукой, иначе я бы не сдержался.

— Товарищ капитан…

— Я тебе не товарищ, — оборвал я.

— Да, — покорно согласился он. — Извините.

— Если ты пришел сдаваться, то я тебя разочарую.

— Я знаю о приказе убивать дезертиров на месте. Но прежде я хотел поговорить.

Он был очень молод, едва ли старше меня, но выглядел таким уставшим и измученным, будто уже прожил долгую жизнь.

— Зачем мне разговаривать с дезертиром?

— Я покинул часть, — тихо сказал он, — но пожил среди этих восторженных лесных идиотов в чаще и… понял, какой же я дурак! Я предатель, знаю, и я заслуживаю смерти. Но мне важно… перед самим собой… сделать что-то для своей страны.

— Совесть облегчить захотелось? Не надо передо мной каяться, я не священник, мне неинтересно твое нытье!

— Нет, нет, я не покаяться пришел. Я давно прячусь здесь, все надеялся встретить кого из своих… то есть, я имею в виду, из Хранителей. У меня есть важные сведения. Один дезертир-каниец сказал, что Лига собирается сговориться с лесовиками.

— Не вижу катастрофы.

— Это хилый, трусливый народец, но зато в лесу они знают все дупла в соснах. Лига планирует зайти в тыл к имперцам.

Я вдруг вспомнил слова Бука Лесной Кроны, на которые не обратил сначала внимания. Он говорил о людях, приходивших к лесовикам и называющих себя друзьями, но вроде бы убивших священных птиц…

— Лигийцы уже пытались, но у них ничего не получилось, верно? — медленно произнес я, напрягая память. Лесовик много болтал, но я не особо слушал его витиеватую речь.

— Да, — кивнул Шныгин. — Здесь много орлов, которых местные считают священными. Несколько лигийских стрел в орлиных трупах — и лесовики в страшной обиде на Лигу от такого вероломства.

— И где ты взял лигийские стрелы? — осведомился я, сопоставив сказанное.

— В лесу насобирал. Но это лишь отсрочка. Лига будет пытаться еще.

— Я тебя услышал. Это все?

Шныгин помолчал немного, а потом осторожно спросил:

— Как там наши?

— Нормально. Держатся. Соскучился?

— Соскучился, — честно ответил он, несмотря на мой язвительный тон. — Но я не жду прощения. Дорога, которую я выбрал, в один конец… Я просто жалею, что однажды свернул не туда.

— Так плохо жилось в казарме?

— Да как-то… Надоела уже эта война. Спать в форме, отливать, стоя в строю, шлюхи раз в полгода… и любой день может стать последним. Не выдержала душа, свободы захотелось… Демон бы ее побрал! Домой очень тянет. Я бы все отдал, чтобы вернуться назад, но Родина-мать не прощает своих оступившихся детей.

Он не пытался вызвать мое сочувствие. Это был отчаявшийся, надломленный человек, ни на что уже не надеющийся. И как я не давил эмоции, мне стало его жаль.

— Я передам командованию информацию о лесовиках. А теперь будь добр, сделай так, чтобы мы никогда больше не встретились.

Шмыгин кивнул и, сгорбившись, поплелся к выходу.

— Прощайте, капитан. Я сожалею, что так вышло…

Предатель, или человек, который просто однажды ошибся? Больше я и правда его никогда не видел, но искреннее раскаяние на его лице почему-то запомнил надолго.