Альманах «Истоки». Выпуск 12

Наталья Окенчиц

Комната боевой славы

Двери открыл навстречуОтзвук далёких лет.В комнате славы вечнойЯркий зажёгся свет.Как же могло случиться?Столько померкло глаз!..Наших героев лицаМолча глядят на нас.Куников и Ходенко,Лётчики и врачи…Вот Мурадян, Шульженко…Сердце сильней стучит.Подвиг Новороссийска,Помощь Геленджика, —Будут с тобой, Россия,В памяти. На века…Мирно под небом синимЖизни текут года.Скажем тебе: «Спасибо,Славной страны, солдат!»

Батарея Зубкова

Наша память всей жизни основа.Уж давно завершились бои…Неспроста батарея ЗубковаДо сих пор на Пенае стоит.Здесь растёт можжевельник на склоне,В ареале святой тишины.Я к земле приложила ладониИ услышала голос войны.Это залпы тяжёлых орудий,И огня разрушительный шквал.Погибали за Родину люди.Кто-то близких в бою вспоминал…Был заслон для десанта морского.Был судам обеспечен конвой.Только не было места живогоНа земле, утомлённой войной.Знаю, – веру в победу не предалКомандир батареи – Зубков.Смерть нещадно ходила по следу,А победа ждала моряков.… Солнце мирно, по-щедрому греетКраснодарский живительный край.Показалось, – не спит батареяНа взволнованном мысе Пенай.

Теперь на том месте (между г. Геленджиком и г. Новороссийском), на той же позиции стоит та же батарея.

Мемориальный комплекс. Батарея-музей…

Ирэна Сергеева

Стараясь забыть печали Эссе (фрагмент)

Память избирательна. Моя память хранит счастливые мгновенья, стараясь забыть печали, невзгоды, горе уродство и нищету нашего бытования. И всё же есть что-то горестное, что вспоминается… День похорон отца в Крыму стоит перед глазами. Год 1962. Никто не отпевал, конечно. Церкви в курортном городе Саки тогда не было. Друзья брата Игоря, армяне, организовали всё согласно своим обычаям. Спасибо им, что помогли.

По пыльной дороге иду за грузовиком с откинутыми бортами. Папа в открытом гробу. Дорога бесконечна. Мне не видно лицо, только голова. Ветерок играет каштановыми папиными волосами. Они слегка седоваты и достаточно густые.

Если бы не блокада, он, наверное, прожил бы ещё дольше, а так – шестьдесят пять, для блокадника – удивительно… Выжив, выехал по льду Ладожского озера после прорыва блокады и добрался к нам, эвакуированным, на Урал, еле живой. Мама не узнала в этом старике с палкой, похожем на смерть, мужа, которому было сорок шесть лет…

Любовь к нам – к жене и дочери – помогла ему выжить. Он слегка восстановил здоровье благодаря маминым вышивкам, которые она обменивала на молоко, сметану у местных жителей.

Съездив в Челябинск, папа нашел себе должность. До конца войны юрист по профессии Андрей Данилович Сергеев работал плановиком на эвакуированном из Москвы авиационном заводе № 132 в городе Симе. Нельзя сказать, что семья голодала, но выживала, выменяв все оставшиеся вещи на продукты. Одежда болталась на исхудавших телах мамы и папы. До смерти отец оставался очень худым…

Ветерок нежно перебирает папины волосы… Ничего вокруг я не замечаю… Потому ничего больше об этом чёрном дне августа не помню. Теперь, с годами, всё чаще вспоминаю отца, а накануне юбилея Победы – тем более. Есть среди моих реликвий кусочек серой обёрточной бумаги в половину ладони – календарь на 1943 год – на обороте его – стихотворение Константина Симонова «Жди меня». После папиной смерти я нашла календарь вложенным в его записную книжку. Он хранил листочек двадцать лет, словно святыню. Думаю, многим бойцам на фронте и блокадникам помогли выжить эти стихи.

Анатолий Антонов

Солдат

Во время блокады Ленинграда осенью 1942 года я служил в штабе артполка Стрелковой дивизии. Однажды утром, после просмотра почты, первый помощник начальника штаба полка (ПМШ) – капитан Лось – приказал мне немедленно вызвать к нему рядового Иванова Николая Петровича, служившего в одной из батарей полка.

Я позвонил на батарею, вскоре в штаб полка, размещавшийся в комнате первого этажа полуразрушенного здания Академии гражданского воздушного флота, вошёл пожилой солдат с лицом, заросшим щетиной. По дороге с батареи он попал под дождь.

Намокшие поля пилотки были отогнуты, с шинели на пол капала вода.

На ногах у солдата были старые кирзовые сапоги, облепленные грязью. Подошва одного из них была аккуратно подвязана к носку сапога телефонным кабелем. Выражение лица у солдата было встревоженное. Умные глаза настороженно поблескивали. Видно было: солдат, что называется, бывалый. Я ввёл его в кабинет первого ПМШ. В кабинете кроме капитана Лося находился… заместитель командира полка по политической части Федоров.

– Рядовой Иванов по вашему приказанию прибыл, – по форме доложил солдат, приложив руку к пилотке.

– Слушай, Иванов, – начал капитан, – расскажи-ка нам, как ты попал в наш артполк?

– То есть это как понимать товарищ капитан – как попал? Обыкновенно. Был направлен к вам с маршевой ротой из батальона выздоравливающих после поправки от ранения.

– Нет, ты не понял, Иванов, – скажи, почему тебя направили в артиллерию? Ты разве раньше в артиллерии служил?

– Да, служил – в Первую мировую войну, а в эту – в пехоте.

– Но почему тебя направили именно к нам?

– Мое дело солдатское: куда направили – туда и пошёл. А почему направили к вам – это надо бы спросить у тех, кто направлял. А что, разве я плохо служу в артиллерии? Спросите командира орудия товарища старшего сержанта Цыпкина. Он, думаю, подтвердит вам, что никаких замечаний он мне не делал и что свои обязанности в огневом расчете я выполняю как положено. Разрешите вопрос, товарищ капитан?

– Спрашивай, Иванов.

– Товарищ капитан, а вы затем меня, значит, вызвали, чтобы назад в пехоту направить?

– Да нет, Иванов, не в этом дело, – ответил капитан Лось. – Никто тебя назад в пехоту направлять не собирается…

– Простите, товарищ капитан, тогда зачем же вызывали?

– А вот зачем, товарищ Иванов, – вмешался в разговор замполит Фёдоров. – Расскажи-ка нам лучше про свою службу в пехоте. С кем служил, кто командовал дивизией? В каких боях участвовал? Как тебя ранило?

– Фамилию комдива я не знаю, помню хорошо только взводного и политрука. Ещё знаю номер своей полевой почты. Да он есть на письме моей старухи, я его в кармане таскаю. Достать его?

– Конечно, достань, Иванов.

Солдат расстегнул шинель и вытащил из кармана гимнастерки потёртый конверт.

– Товарищ капитан, пойди и проверь, наша это военная часть?

Капитан с письмом вышел…

– Да, Иванов, расскажи-ка ты мне все-таки поподробнее про тот последний бой, в котором тебя ранило.