Алпамыш. Узбекский народный эпос(перепечатано с издания 1949 года)

Так вот — в горе и в униженьи жили они без Алпамыша под властью Ултантаза…

Дни за днями шли, месяцы и годы текли, — Алпамыш все в том же калмыцком зиндане пленником сидел. Смотрит он однажды из ямы своей вверх, видит — крылья над зинданом распластав, гусь кружит. Увидел гуся Алпамыш — и такие слова ему сказал:

— Ты не из Конграта ль в путь свой воспарил? Гусь простой на вид, не Хумаюн ли ты? [32] Тенью крыл своих меня зачем накрыл? Если б по-людскому ты заговорил, Вестью от родных меня бы ободрил! Не родни ль моей крылатый ты посол? В глубине зиндана как меня нашел? Своего врага терплю я произвол. До чего меня калмыцкий шах довел! Лишь вздохну — и слезы у меня в очах. Как я до сих пор в зиндане не зачах, Как не превратился от страданий в npax! Голову свою ношу ли на плечах? Да погибнут вражьи козни, мой аллах! Тварь крылатая, что кружишь надо мной? Ты не пролетал ли над моей страной, Не принес ли вестку от души родной? Гусь иль Хумаюн, что кружишь надо мной? Сидя в яме здесь, тоскую, как Юсуф, [33] Помощь получу ль такую, как Юсуф?.. Гусь иль Хумаюн, что кружишь надо мной? Не был ли подранен ты в пути стрелой?.. Гусю столько слов сказал шункар-Хаким! Гусь и сам ответил бы словам таким, — Только языком не обладал людским! Голову закинув, Алпамыш глядит, Видит — гусь все ниже, ниже все летит — Уже все да уже он круги чертит, Он чертит круги — и падает в зиндан, Падает от счастья рядом Хакимхан!

32

Птица как вестник, посылаемый на родину с письмом родным или жене, — мотив, широко распространенный в эпосе тюркских народов. Хумаюн— волшебная птица, птица счастья (Гамаюн).

33

Юсуф(см. выше, примеч. к стр. 51) — по преданию, был брошен братьями своими в пустой колодец в пустыне и подобран проходившим купеческим караваном.

Алпамыш взял гуся в руки — и видит: одна нога у птицы сломана, крыло одно стрелой поранено, — совсем обессилел гусь, — потому и в зиндан упал. Говорит сам себе Алпамыш:

— В своей стране, на озере Бабир бывая, может быть, я этого самого гуся здоровым встречал. А теперь, когда сам я в зиндане глубоком лежу, на волю выйти не могу, встретился мне этот гусь покалеченным, — летать больше не может!..

Отвык Алпамыш в зиндане от разговора с людьми, — стал он с гусем целые дни беседовать. Много дней провел он с больным гусем, пока раны его не зажили. Стал гусь полетывать над дном зиндана, — в путь готовился. Написал Хакимбек письмо, гусю под крыло подвязал — и такие слова ему говорит:

— Пояс у меня златочервонный есть, От печали разум помраченный есть, Стыд ошибки, мною совершенной, есть. Там, в стране Конграт, на родине моей, Байбури, отец мой огорченный, есть, — Жалобу мою скорей доставь ему… Край Конграт родной опустошен теперь, В том краю мой дом меня лишен теперь. Матери моей там слышен стон теперь, — Жалобу мою ты ей доставь скорей… Был я давулбазом, той страны главой. Там моя жена Барчин живет вдовой, — Как ей знать, что муж ее Хаким живой! Жалобу мою жене моей доставь… Плачу я все дни — так боль моя остра, Там насильник есть, — не знать ему добра! — Близко не ходите от его шатра. Соутробница моя там есть — сестра, — Жалобу мою сестре моей доставь. Поздней осенью цветок взращенный есть, — Сын там, без меня уже рожденный, есть, Сирота, Ядгаром нареченный, есть, — Жалобу мою Ядгару ты доставь!.. У меня в Конграте друг желанный есть, Караджан-батыр, мой брат названый, есть, Караджану эту жалобу доставь!.. — Что поделать, если я упал, увы, Если мой венец свалился с головы!.. Волей божьей есть в моей стране Конграт Брат мой Ултантаз, несоутробный брат, — Он теперь страны властитель, говорят. Ултантазу жалобу мою доставь… Осторожным будь, гонец мой — гусь, в пути: С ястребиных троп подальше свороти, Хищников иных крылатых облети. След гусиный свой ты в небе замети, — За оплошность жизнью ты не заплати. К моему несчастью сердце обрати, — Должен ты письмо до места донести! Гусехвата ты не повстречай, орла, Не коснись тебя охотничья стрела! Осмотрителен в полете будь! Лети! Не теряй письма! Счастливый путь! Лети! Сослужи мне службу, мой приятель, гусь, — Вся моя надежда ка тебя, клянусь!.. Гусю Алпамыш такой наказ дает, Много на прощанье слез из глаз он льет. Слово бека понял гусь залетный тот, — Вылетел из ямы — полетел в полет. Он уже, крылатый арзачи, далек, — Алпамыш в зиндане снова одинок. Э, как тот зиндан безвыходно глубок!.. Очень Алпамыша гусь-посланник чтит, — Жалобу его он под крылом таит, Дальше все и дальше по небу летит. Вот как он в Конграт послание стремит: Отдыхая днем, он держит ночью путь, Ночью отдыхая, днем он поспешит, Где бы ни пристал, недолго он стоит. Он уже пятнадцать дней-ночей в пути. Сколько снежных гор высоких миновал! Шакаман-горы он видит перевал, — Для привала гусь его облюбовал. Крылья у него замлели, — он устал. Наставленья бека гусь не забывал,— Справа, слева гору он обозревал, — Хищников на той горе не увидал. Опустился гусь — и волю сердцу дал, — Громко, по-гусачьи, он загоготал!..

Эта Шакаман-гора людьми обитаема была. Жители горы ничем другим не питались, кроме птичьего мяса. Все они поэтому охотниками были, очень метко по птицам перелетным стреляли, — редкостью было, чтобы кто-нибудь, целясь в самую быстролетную птицу, не подстрелил ее. Если у кого-нибудь неудача бывала, надолго оставалось имя его позором покрытым.

Жила на той горе Шакаман старуха одна со своим сыном. Когда гусь, алпамышев посол, в сторону калмыцкой страны летел, сын старухи этой охотился за ним, — стрельнул в него, но стрела только подранила гуся — и он улетел с поврежденным крылом. Потому-то и упал он в зиндан к Алпамышу.

Опозорился тогда сын старухи, слава худая про него в народе пошла. Очень был огорчен молодой охотник, так что даже заболел, в постель слег — и чахнул с каждым днем… Лежит он так в постели, слышит однажды — гусь гогочет, — голос у гуся знакомый! Тот это гусь! Как ни болен был охотник, сразу легче стало ему. Поднял он голову с подушки — и матери своей говорит.

— Прилетел опять тот самый гусь — мой враг! Слышу я, гогочет где-то он, дурак. В сердце я ношу позора черный мрак, — Гуся упустить нельзя теперь никак! Ты мой лук и стрелы приготовь-ка, мать, — Я пойду свою ошибку исправлять. Я тебе скажу, что этот гусь хромой — Лучшее лекарство, лучший лекарь мой! Знай, что без него я не вернусь домой!..

Так он сказал, а старуха тоже слово ему в ответ говорит:

— Шахи к шахам шлют своих послов-эльчи Разъезжают с ними толмачи-тильчи, Гусь твой — одного батыра арзачи. Знай, что все эльчи, тильчи и арзачи Неприкосновенны всюду быть должны: Их убийц в любой стране убить должны. Гуся-арзачи, сынок, не убивай! Ведомо мне стало, тот батыр — султан, Он в стране враждебной заточен в зиндан. Гусь-ходатай пленного батыра чтит, Он с его письмом в его страну летит. Если от твоей руки погибнет гусь, Завтра я в одежды скорби облачусь, — Сам не в свой черед погибнешь ты, клянусь! В гуся-арзачи, сынок мой, не стреляй, Муки испытать меня не заставляй, Всех своих друзей, мой сын, не огорчи, Радости своим врагам не прибавляй. Ой, сынок, не трогай гуся-арзачи!

Услышал охотник слова матери своей, рассердился — и такими словами ей отвечает:

— Так ты облегчаешь мне страданья, мать? Из-за гуся столько бормотанья, мать! Если так, — умрешь без покаянья, мать! Этот гусь, э, мать, не твой ли нежный друг? Что ты из-за птицы всполошилась вдруг? Сына ты бросаешь в пламя адских мук, Лишь бы гусь какой-то мог существовать. Видно, гусь тебе дороже сына, мать! Я твоих пророчеств глупых не боюсь, — Свел тебя с ума, как видно, этот гусь!.. С этими словами с ложа он встает, — Лук берет и стрелы в саадак кладет, Из дому на голос гуся он идет, Скрытно по ущелью выше все бредет. Отдыхает гусь — опасности не ждет, Уморился он — себя не бережет. А стрелок все ближе — и вот-вот стрельнет…

Видит старуха, что сын ее к самому гусю уже подбирается, и гусю беспечному такие слова вдаль прокричала:

— Ты растай-истай, глубокий снег, в горах! Вражий труп, изгнив, да превратися в прах! Ты не гогочи, крылатый арзачи! Позабудь беспечность, вспомни смерти страх! Без раздумья в небо взвейся, поспеши, — Стережет тебя твой злейший враг в тиши! Он тебе не виден, сам ты на виду, — Отвратить хочу я от тебя беду. Злой твой враг — мой сын, охотник удалой. Он тебя подстрелит меткою стрелой, — Насадив на вертел, сжарит на огне, — Сжарит он тебя — и съест на горе мне. Гусь, не доверяй коварной тишине,— Как бы не погиб ты по своей вине! Я сказала сыну: «Этот гусь — посол, Смерть посла — источник смертных бед и зол!» Все-таки мой сын тебя убить пошел. Мой совет — скорей лети, покуда цел: Сын мой, недруг твой, уже берет прицел! Гусю так старуха скорбно говорит. Сын ее в укрытьи за жертвой следит. Лук тугой напружен, тетива скрипит, С тетивы стрела как молния летит, — Будет через миг беспечный гусь убит! Но и миг не минул — гусь уже и сам Молнией взлетает с места к небесам, А стрела, что в гуся пущена была, Цели не найдя, в расселине легла. Гусю так в беде старуха помогла! Входит в дом — берется за свои дела. Сын ее от горя снова занемог, Думает: «За что меня обидел бог!» Сам не свой, придя домой, свалился с ног, От подобной неудачи, бедный, слег!.. А счастливый гусь меж тем летит вперед, Он под облаками свой стремит полет, — Здесь его стрелой никто не подшибет, Если только хищник злой не заклюет. То назад глядит он, то глядит вперед, Смотрит влево, вправо — и летит вперед: Струйками стекает с перьев гуся пот, — Гусь летит в Конграт, исполненный забот. Э, в страну Конграт не близок перелет! Он перелетел уже немало гор, — Край Конгратский видит зоркий птичий взор. Закружился гусь — и смотрит вниз, внизу Озера Бабир он видит бирюзу! Наземь он спустился, меж верблюдов сел: Гусь принес в Конграт батырскую арзу!

Сел гусь на том месте как раз, где Калдыргач-аим верблюдов пасла. Похаживала она туда-сюда, держа за руку своего любимца Ядгара, и сама про себя такие слова говорила:

— Гордостью страны он был в былые дни, Радостью он был для всей своей родни, — Без него теперь, ягненок-Ядгарджан, Мы с тобой в такой большой степи — одни! Ты отца лишен, я — брата лишена. Имя твое чтить я до смерти должна, — В память об отце зовешься ты «Ядгар». Рухнул он, конгратский царственный чинар, — Молнии какой сразил его удар? Ты, росток его, цвети, мой джан-Ядгар!..

Обходя верблюдов, приблизилась Калдыргач к тому месту, где сидел гусь, испугала его, — встрепенулся гусь, в небо поднялся. Письмо, Алпамышем написанное, отцепилось от гусиного крыла — на землю упало. Калдыргач письмо подняла, читать стала, — видит — письмо это от брата ее Хакимбека-Алпамыша, которого все давно считали умершим. Было в том письме рукою Алпамыша написано так:

«Я, одинокий, в чужой, враждебной стране калмыцкой сижу в зиндане, всеми забытый, и нет никого, кто пришел бы меня освободить…»

Прочла Калдыргач письмо, рассказала все маленькому Ядгару, думать стала, как быть?

«Он там, — думает она, — в той стране калмыцкой, куда шесть месяцев пути, — в руках сильного врага находится. Не всякого к нему по такому делу пошлешь. Один только человек выручить его, пожалуй, сможет — Караджан-батыр…» — Так она решила и, оставив Ядгара при верблюдах, сама на Алатаг отправилась, Кара-джана повидать.

Увидел Караджан Калдыргач — и так сказал ей:

— До осенних дней будь розы цвет румян! На рассудок мой да не падет туман! О твоем приезде б не узнал Ултан! Если только он проведает, — беда! Он тебе такое сделает тогда, Что страшнее будет Страшного суда! Что тебя, бедняжку, занесло сюда? Иль тебе неведом был его указ? Он тебя казнит за это, Ултантаз! У него повсюду ухо есть и глаз. Бедненькая, как ты не остереглась! Я сказал — и ты слезами облилась. Что поделать, если небо против нас, Если задавил нас гнетом Ултантаз, Если ни сильней его, ни выше нет! Что поделать, если Алпамыша нет, Если из народа изгнан Караджан! Я у вас — пришелец. Ултантаз — султан! Черный над Конгратом распростерт туман! Алпамыш, твой брат, не защитит тебя, Караджан, твой друг, не оградит тебя, Ултантаз, твой враг, не пощадит тебя. Ты зачем ко мне пришла в недобрый час? Он тебя казнит за это, Ултантаз! Бедненькая, как ты не остереглась!