Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Алпамыш. Узбекский народный эпос(перепечатано с издания 1949 года)
Шрифт:

Калдыргач-аим, сердцем расстроившись, такие слова оказала в ответ Караджану:

— Боль души моей безмерно жестока. Участь, бесприютной — истинно тяжка, К вам я обращаюсь, Караджан-ака! Розою, не в срок увядшей, я пришла. Жалобу-посланье к вам я принесла. Жалобу прислал издалека мой брат, — Одинокий гусь принес ее в Конграт. Гусь-посланник будь благословен стократ, — Слава богу, жив-здоров пока мой брат! Алпамыш сидит в зиндане, — пишет он, — С гусем шлет нам всем посланье, — пишет он, — С Караджаном ждет свиданья, — пишет он, — Вся надежда, мол, на друга, — пишет он, — Пусть окажет, мол, услугу! — пишет он. Если б Алпамыш покинул тот зиндан, Недругам бы всем настал Ахир-заман. Слово мне сказать позвольте, ака-джан: Слушая такой, как я, бедняжки речь, Не хотите ль брату моему помочь — И, отправившись в тот, вам известный край, Из зиндана друга вашего извлечь? Сердце бы
мое могли вы тем привлечь!
Службу сослужили б другу своему. Кроме вас туда отправиться кому? Если б и найти другого смельчака, Скоро ль доберется он до калмык а? Если Алпамыш и не умрет пока, — Кто бы ни пошел, не зная языка, Не найдет он ямы той наверняка: Спрашивать начнет — узнают чужака! Хоть и вам задача эта нелегка, Ничего без вас не выйдет, джан-ака!..

Выслушал ее Караджан, за друга своего обрадовался, за нее встревожился, — и так говорит:

— Слава богу, жив, оказывается, друг мой Алпамыш! Если он такое письмо прислал, если помощи просит, как же я не пойду выручать его? Дай-ка мне письмо его, а сама торопись — отправляйся отсюда, пока Ултантаз не узнал, — убьет тебя, бедняжку…

Ушла Калдыргач, письмо Караджану вручив, а прочесть ему письмо — не прочла. Спрятал Караджан письмо в кушак, — стал в поход снаряжаться. Приготовил он длинный-длинный аркан шелковый: «Если живым застану Алпамыша, арканом вытащу его из зиндана…» Так он решил, нахлобучил тельпак свой, — пошел в далекую страну калмыков.

Любит птица-ястреб сесть на крутосклон. Так как он коня в изгнаньи был лишен, Пешим Караджан пойти был принужден, То, чего не ведал, то изведал он. Много мук в дороге терпит пешеход, Много терпит он в большом пути невзгод. Что его теперь в стране калмыцкой ждет? По родной стране тоска его гнетет, Только беглецу туда запретен вход. Попадется шаху — шкуру шах сдерет: Но уж, если друг на выручку зовет, За него положит Караджан живот! Может быть, уже и друг тот не живет?.. Все же Караджан-батыр идет вперед. Через много гор свершая переход, Через степи он, через леса идет, Мимо вод речных, мимо озерных вод, — Наконец, пред ним гора Мурад встает, Наконец, пред ним калмыцкая страна! Воздухом родных степей он задышал, Задышал-заплакал, — горе заглушал. Тут в зиндане шахском друг его лежал! Где он, тот зиндан, Караджанбек не знал. Алпамыш писал, да он не прочитал, — Грамоты узбекской человек не знал! Думая: «В столице, верно, тот зиндан», — В шахскую столицу входит Караджан. Не один зиндан имеет Тайча-хан,— Друга своего как он найдет зиндан? Подвязал потуже Караджан кушак, Нахлобучил он поглубже свой тельпак, Ходит он в своем народе, как чужак, А спросить людей — опасно как-никак: Спросит — заподозрят, — и пропал бедняк!..

С улицы на улицу бродит Караджан по столице шаха Тайчи, бродит, думает, как разыскать Алпамыша. Видит он на одной улице — трое-четверо ребят, в бабки играя, накинулись все на одного, — стали у него бабки отнимать, отняли, а тот и говорит:

— Э, — говорит, — плохо, когда человек один, — всегда его все обижают: и побили меня, и бабки мои отняли! Вот так же и хану Конграта, Алпамышу, худо одному пришлось: сколько лет в зиндане сидит! Был бы у него брат родной или друг верный, головы бы своей не пожалел, а приехал бы — выручил бы его…

Караджан, слова мальчика услыхав, бабки у ребят отобрал, отдал их обиженному — и спрашивает у него:

— Ты, сынок, про Алпамыша сказал, а не скажешь ли, в каком зиндане сидит он?

Отвечает ему мальчик:

— Не могу я этого сказать. Разве ты приказа шаха нашего не знаешь: кто скажет что-нибудь про зиндан Алпамыша, голову тому отрубят, а скот его отберут.

— Э, — говорит Караджан, — я тебе удружил, и ты мне удружи, — тихонько мне скажи, чтоб никто не слышал.

— Тихонько можно, — мальчик отвечает. — Пойдешь отсюда вот так, в Чилбирскую степь, гору увидишь — Мурад-Тюбе называется. К этой горе приблизясь, увидишь холм большой, на холм поднимешься, — под холмом тот зиндан и есть. Только никому не говори, что от меня узнал…

Караджану только того и надо было. Покинул он столицу калмыцкую и отправился в Чилбир-чоль. Дошел он до того холма, — действительно — зиндан под холмом оказался, — не зиндан, а пропасть бездонная! Сколько ни всматривался Караджан, ничего рассмотреть не мог в зиндане, — так он глубок был. Алпамыш взглянул вверх, увидел человека над зинданом. Караджан-батыр, девяностобатманный панцырь носивший, с ворону Алпамышу показался. Как узнаешь, кто там над зинданом находится! Решил так Алпамыш:

«Это, наверно, какой-нибудь зинданчи, соглядатай шаха. Может быть, за головой моей пришел»… Но, чтобы не подумал вражий слуга, что духом пал конгратский пленник, встал Алпамыш во весь рост — и так вверх закричал:

— Обо мне пришел справляться, зинданчи? Иль привет принес от шаха, от Тайчи? Шаху своему ты можешь доложить: «Алпамыш намерен очень долго жить!» Шаху своему скажи, не умолчи: Витязь Алпамыш самой судьбой избран! За отвагу брошен он тобой в зиндан. Если из зиндана выйдет Алпамыш, Ты, Тайча, башки своей не сохранишь! Витязя такого в яме ты гноишь! Ты нам показал калмыцкие дела, — Доброта твоя ловушкой нам была. Знай, что твой дворец разрушу я дотла! Сколько бы в неволе ни держал ты льва, Ярость львиная останется жива! Вот тебе, наушник, все мои слова!

Услыхал это Караджан, сердцем расстроился и горькими слезами заплакал: «Друг мой, оказывается, и в зиндане храбрецом остался, — духом не падает!» — Так он подумал и, весть о себе подавая, говорит:

— Скорбному немил белый свет! Знай, что здесь наушников нет: Преданный пришел к тебе друг, Тот, кто честь поставив на круг, [34] Стал тебе из недругов — друг, Много оказавши услуг. Долго
говорить недосуг, —
Я тебе напомнить могу, Шел я за тебя на байгу. Так тебе сказав, не солгу: Я перед тобой не в долгу, — Знай, что я — батыр Караджан! Гусь, что прилетел в Байсунстан, Нам принес посланье твое: «Жив, но заточен, мол, в зиндан…» Ведь сбылось желанье твое,— Пред тобой батыр Караджан! Весточку твою получив, Пламя своих мук утишив, Думая: «Покуда он жив, Я, кто им на выручку зван, Неужели, руки сложив, Дружбы осквернив талисман, Друга веры в друге лишив, Не рассею страха туман, Хоть и пеший — в эту страну Не пойду, батыр Караджан, Не найду тот самый зиндан, Где сидит мой друг Хакимхан!» Я к тебе пришел, Алпамыш, Я, твой побратим Караджан!.. Думая, что я — зинданчи, Соглядатай шаха Тайчи, Друга повергаешь ты в стыд. Бог тебе обиду простит, — Знай, что это — алп-Караджан Над твоим зинданом стоит! Мною припасенный аркан Я тебе бросаю в зиндан, — Обмотай арканом свой стан, Крепче завязать не забудь, Покидай проклятый зиндан, — Вытащу тебя как-нибудь! От тебя куда мне свернуть? Вместе мы отправимся в путь, — Бог даст — невредимы придем, В твой Конграт любимый придем, Дружно мы опять заживем… Ждет тебя родная страна, — Знай, что бесхозяйна она, Что Ултаном угнетена. Пламенем тоски сожжена, Ждет тебя в Конграте жена, Верная твоя Барчин-ай… Калдыргач, сестра твоя, знай, Много унижений терпя, По тебе страдая, скорбя, Чахнет, захворав без тебя… Сын твой, сиротою растя, О тебе мечтает, грустя, — Радости не знает дитя… Там тебя родители ждут, Сверстники-приятели ждут, Все тебя в объятия ждут… Истинную правду услышь, — Мужественным будь, Алпамыш: Много там врагов развелось, Власть им захватить удалось, — Всех поработить удалось! Возвратись в Конграт свой родной, Встреченный счастливой родней, Ласковой утешен женой, Славой свое имя покрой, Вражеские козни расстрой, Родину ты благоустрой. Ну-ка, в путь счастливый со мной!

34

Тот, кто честь поставил на круг…— то есть как ставку в игре.

Узнал теперь Алпамыш Караджана, — подумал: «Много у него старания дружеского, да силы вытащить меня нехватит у него!»

Бросил Караджан в яму свой шелковый аркан, обмотал им Алпамыш поясницу. Караджан, понатужившись, тянуть стал, — видит Алпамыш, что, пожалуй, хватит у Караджана силы, — и такая мысль ему в голову пришла:

«Если ему, действительно, удастся вытащить меня и придем мы благополучно в Конграт, — народу много соберется, пир большой будет, стану я на пиру рассказывать что-нибудь, а Караджан тут похваляться начнет: „Мол, если бы я тебя, беднягу, не выручил, так бы ты и сгнил в калмыцком зиндане!..“ Не к чести мне будет похвальба его…»

Спиною назад откинувшись, уперся Алпамыш ногами в стену зиндана. Чувствует Караджан — тяжелей стал Алпамыш. Понатужился он еще больше, — так потянул, что аркан оборвался, — Алпамыш на дно зиндана свалился. Довязывает Караджан аркан, снова Алпамышу конец бросает, а тот ему такие слова говорит:

— На вершины гор высоких пал туман. Видно, не судьба покинуть мне зиндан! Время не теряй напрасно, Караджан: Ради друга ты в такой пустился путь! Через сколько мук пришлось перешагнуть! Свидимся еще, быть может, как-нибудь, — Я сумею сердца долг тебе вернуть. А пока не стой напрасно, Караджан! Все равно тебе меня не дотянуть: Я тебя намного тяжелей, мой друг. Голову свою ты пожалей, мой друг,— Здесь тебе стоять опасно, Караджан! Будь здоров и счастлив, отправляйся в путь, На меня, мой друг, обиженным не будь!..

А Караджан стоит над зинданом, слушает такие слова и, ушам своим не веря, Алпамышу так отвечает:

— Не на твой рассудок ли упал туман? От тебя ли это слышу, Хакимхан? Ты с каких же пор так полюбил зиндан? Я с каким лицом теперь в Конграт вернусь? Иль слезами я теперь не захлебнусь? Иль не прилетал с твоим посланьем гусь? Что твоей сестре скажу я, Калдыргач? Так ли на тебя, мой друг, я уповал? Или ты тюрёй конгратским не бывал? Или слез о близких ты не проливал? Или никогда с врагом не воевал? Как я с Калдыргач-аим теперь столкнусь? Скажет: «Караджан обманщик, мол, и трус!» Или вызволить тебя я не берусь? Иль от верной службы другу отрекусь? Или я услугой друга укорю? Иль, спасая друга, мыслями хитрю? С Алпамышем ли об этом говорю? Уж не сам ли ты, мой друг, со мной хитришь? Или храбрый лев пугливым стал, как мышь? Или полюбил неволю Алпамыш? Дожидаться мне доколе, Алпамыш? Если я, придя, застал тебя живым. Неужель тебя покину, друг Хаким? Мне теперь в Конграт прийти с лицом каким? Вижу я — в зиндане приобрел ты спесь, — Чванству и упрямству разве место здесь?! Обвяжись арканом — и на волю лезь! Не из-за тебя ль я исстрадался весь!..
Поделиться с друзьями: