Алпамыша, или Потомок великанов

В тот день и на следующий он не пошёл на работу, сообщив начальнику отдела, что заболел. Вызванный на дом врач выписал больничный лист вместе с лечением. Глядя в потолок, Писатель пытался понять, как же так получалось, что он забывал о таких важных для него вещах, на протяжении многих лет. И почему ему всего мгновение удалось порадоваться воскрешению своих произведений, как тут же следом странная болезнь поразила всё его тело? Его голова раскалывалась, ноги и руки ломило, тело продолжала пронзать острая боль. Он соскочил с постели и, чуть было, не наступил на котёнка, который испугавшись, заверещал и спрятался под кровать. Писатель выругался. Видимо, пока он находился в беспамятстве, дети подобрали его в подъезде и уговорили мать взять домой.

Спрашивается – зачем?! Ведь жена прекрасно знает, что его тошнит и выворачивает наизнанку от запаха кошачьего туалета и что, вполне вероятно, у него аллергия на этих бесполезных тварей. Писатель нагнулся, чтобы достать этого подкидыша и вышвырнуть его обратно в подъезд, но голова резко закружилась, перед глазами всё расплылось. Он рухнул на пол, сильно ударившись и потеряв сознание.

Перед ним возникла багровая река, запруженная промокшей бумагой. Чуть дальше медленное её течение останавливалось и разливалось во все стороны. Он нагнулся и вынул из воды промокший насквозь листок. На нём был записан один из его не завершённых рассказов. На другом листе – был другой, начатый и тоже не завершённый рассказ. Все плавающие вокруг него листы были исписаны им самим. Огромная Гора, образованная из нагромождённых друг на друга его рукописей, преграждала реке путь. С её вершины стекали кровавые ручьи. От Горы доносились крики и стоны. Склоны сплошь были утыканы острыми кинжалами, мечами, рядом с которыми из земли торчали отдельно друг от друга руки, ноги и головы.

Руки хватали камни и кинжалы и бросали ими во все стороны. Ноги бились в судорогах, из ран сочилась кровь. Он узнал этот тлетворный запах железа и крови, возникший вместе с первыми признаками своей болезни. Завидев Писателя, головы бешено завертелись, в глазницах засверкали бельма. Огромные рты широко раскрылись и принялись вопить. Руки метились и метали в него ножи, но лишённые глаз, они не могли в него попасть. Поражённый, стоя возле реки и глядя на кровоточащую Гору впереди себя, он зарыдал от ужаса и жалости. Он понял, что именно из-за неё он испытывает страшную боль внутри. Вершина Горы вдруг накренилась и потянулась к нему, грозясь в любой момент рухнуть. Писатель заорал во всё горло и проснулся.

Он очнулся мокрый от пота. Жена, вернувшись с работы, поужинала вместе с детьми, уложила их спать и тихонечко легла сама, стараясь не тревожить мужа. Писатель был твердо уверен, что всё увиденное ему приснилось, и очень обрадовался, обнаружив вокруг себя родные стены. Он осторожно поднялся и вышел на балкон закурить сигарету единственную оставшуюся с тех пор, как он бросил. Но не успел он поднести её ко рту, как увидел перед собой медленно проползающего Стального Змея, освещённого изнутри фонарями продолжающего двигаться Проспекта.

Писатель тут же нырнул обратно в квартиру и плотно запер за собой дверь. Он спрятался под одеяло, мечтая вновь забыться и уснуть, но не мог. Он не знал, что ему дальше делать. А как только он зажмурил глаза, перед ним опять появилась та самая Река, запруженная мокрой бумагой с не завершёнными им рассказами. Окрашенная кровью вода продолжала растекаться, но теперь она проникла на улицы города и наводнила их собой. Он видел, как из-под двери в комнату натекла огромная лужа крови, уже успев поглотить стоящие возле дивана тапочки.

Писатель распахнул веки и застонал. Тело изнывало от боли, которую он был не в состоянии больше терпеть. Он разбудил жену и попросил, чтобы она принесла ему какое-нибудь обезболивающее средство. Пока она возилась на кухне, несчастный сполз с дивана и с трудом добрался до окна. На миг ему показалось, что дом, в котором он жил вместе с женой и детьми, тоже уже поглощён гигантским Змеем. Писатель вздрогнул оттого, что жена прикоснулась к его плечу, протягивая ему стакан с водой и таблетками. Он ткнул пальцем в окно и спросил, что она там видит. Женщина ответила, что видит продолжение своего сна, который не успела досмотреть, потому что он её разбудил. А ещё, добавила, ей завтра нужно рано вставать, и говорить с ним о всяких бреднях она не намерена. Жена поворчала ещё немного о том, что ей одной приходится сейчас заботиться о детях, хозяйстве и зарабатывать при этом деньги. Потом она закуталась в одеяло и уснула. Писатель проглотил таблетки и, молча, лёг рядом.

Но таблетки не помогали, а сон не приходил. Казалось, каждый новый вздох нёс с собой новую порцию боли, новую её волну. Писатель вспомнил, как она быстро прекратилась, когда он огласил в первый раз продолжение одного из не дописанных им рассказов. Он поморщился, пытаясь сосредоточиться и выбрать какой-нибудь из воскрешённых сюжетов. Собрав последние силы, он подошел к окну и увидел, как по телу Змея пробежала нервная дрожь, как его чешуйчатая кожа сморщилась. Аспид замедлил движение, а потом и вовсе остановился, настороженно разворачивая где-то там свою гигантскую голову. Писатель торопился.

Вперившись взглядом в стеклянные банки с соленьями, выстроившиеся в шеренгу на подоконнике и покрытые лёгким слоем пыли, он начал тихо произносить продолжение своего следующего своего произведения. Тело чудовища вздыбилось, поднимаясь ввысь. У Писателя начался сильный жар, но, несмотря на это, он успел закончить до того, как перед ним возникла голова Змея. Изможденный, Писатель повалился на кровать рядом с женой и уснул.

Проснулся он днём, когда все ушли. Возле кровати на столике стоял остывший завтрак и чай с лимоном, а в ногах, свернувшись калачиком, спал тот самый котёнок. Писатель хлебнул из чашки, в нём проснулся дикий аппетит, и он съел всё до последней крошки. С улицы до него донесся страшный грохот и шум, сопровождаемый гудением и рёвом двигателей.

Когда он с опаской выглянул наружу, то увидел, что строители развернули масштабную работу по расширению Проспекта за счет расположенных вдоль его линии домов. Почти все дома уже были снесены, оставался только их дом. Люди спешно покидали свои квартиры, вынося коробки и тюки. Писатель, не переставая возмущаться и недоумевать по этому поводу, быстро сложил всё необходимое и начал выносить вещи во двор. Как только он вытащил свой последний баул, тут же подъехал экскаватор и приготовился бомбардировать кирпичные стены, начиная с пятого этажа той стороны, где когда-то жил Писатель.

Тут вдруг он вспомнил, что в одной из коробок оставил котёнка. Он хотел вынести его последним, но забыл. Писатель безнадёжно махнул рукой и шагнул, было, в сторону, чтобы освободить дорогу экскаватору. Но вместо этого, он бросился ему навстречу. Он отчаянно замахал руками, умоляя водителя остановиться. Но его никто не слушал и не слышал. С диким рёвом стальной механизм неумолимо приближался к нему, раскачивая из стороны в сторону перед ним шар-бабой.

А рядом извивался неугомонный Проспект. И тут вдруг Писателя осенило. Он пошёл навстречу машине, оглашая перед ней следующую воссозданную историю. Тяжелая и тупая она, казалось, вот-вот навалится и сгребёт его под себя. Но вместо этого экскаватор вдруг начал сбавлять скорость, глохнуть, а через несколько мгновений остановился совсем. Вместе с ним замерли и затихли все автомобили вокруг.

Автор хвалил себя за сообразительность и, не прерывая повествования, быстро побежал по лестнице на пятый этаж. Он не замолкал до тех пор, пока не достал котёнка и не вынес его, крепко прижимая к груди. Он чувствовал себя превосходно, боли не было. Очутившись вновь на улице, Писатель увидел, что дома, которые только что стояли в руинах, – целы и невредимы, а строительство дороги даже не начиналось. Не исчез только котёнок, сидевший у него на руках.

– Я назову тебя Васькой, – сказал он ему, наливая в блюдце молока и поглаживая за ухом.