Алтарь Тристана

На Мясницкой, остановившись и продолжая уговаривать себя вернуться домой, она вновь увидела прохожего в светлой куртке, потерянного было из виду. Он остановился у витрины антикварного магазина, на противоположной стороне улицы, и что-то рассматривал. Теперь он стоял вполоборота и, присмотревшись, художница внезапно узнала в нем того самого придирчивого заказчика, которому не смог угодить Игорь.

«А идет-то он, наверное, в церковь! – предположила она, следя за тем, как мужчина, оторвавшись от созерцания витрины, вошел в подворотню. – Однако и впрямь за кого-то сильно молится, и ему, конечно, вовсе не все равно, каким получится его “алтарь печали”! Игорю придется постараться, может, еще не раз… Когда у человека большое горе, ему часто кажется, что окружающие мало ему сопереживают… Чувствуют совсем не то и не так. Такие, душевно раненные люди смотрят на все совсем другим взглядом, через призму своей боли, и мир видится им искаженным…»

Почему Александра, уже сознательно, вновь двинулась следом за ним, она сама не могла понять. Этот человек еще при первой, мимолетной встрече заинтересовал ее.

«А может быть, его алтарь и мой – они сплелись у меня в сознании, и потому кажется, что между нами есть некая связь… Этот заказчик уже подарил мне разгадку одной тайны… Пусть маленькой, ничтожной, я узнала всего лишь, что означала странная надпись на старом фото. Искаженное “алтарь печали”, а вовсе не “алтарь Тристана”. И тем темнее стала истина – в чью честь сделан алтарь? О ком она печалилась, та молодая женщина, счастливая мать? Почему так рано умерла?»

Прибавив шаг, Александра пересекла улицу и вошла в подворотню. Человека в светлой куртке уже не было во дворе, но она помнила дорогу к храму и уверенно пошла по ней, между старинных, приземистых, облезлых особнячков.

«Быть может, – на ходу раздумывала Александра, – у той женщины на сердце была тяжесть, которую она могла высказать и выразить только молча, в этом алтаре… Быть может, муж и ребенок не утешали ее в этом горе? А если она любила кого-то, а он умер… Теперь уж не узнать! “Покойник давно умер”, – сказала Ирина о нише. “Это для моего мужа!” – добавила она. Но что значит эта фраза? Конечно, ниша делалась для Ивана, чтобы он мог успокоить отца. И получить наследство, конечно… Такой громоздкий способ оказался намного проще, чем связь по скайпу, скажем… Что это значит? Жив ли Иван, в самом деле, или… Ирина о нем и говорила, когда упомянула покойника?!»

Так, размышляя, она приблизилась к церкви. Но мужчина, лишь чуть помедлив у калитки, вопреки предположениям художницы, не вошел в церковный двор, а двинулся дальше. Удивленная Александра вновь прибавила шаг – теперь заказчик заторопился. Он пересек Малую Лубянку, свернул на Большую и вышел на Кузнецкий мост. «Зачем я за ним увязалась? – спрашивала себя раздосадованная женщина. – Мне совсем не нужно в эти края… Дома ждут дела…»

И все же она шла, держась на расстоянии двадцати шагов от мужчины в светлой куртке, который двигался, по ее мнению, странно. То казалось, что он просто гуляет: походка была расслабленной, неторопливой, словно заказчик наслаждался солнцем, ласковым теплым ветерком, слегка морщившим быстро сохнущие лужи. То вдруг, словно вспомнив о намеченной цели, он почти начинал бежать, и приходилось гнаться за ним, чтобы не потерять из виду.

Они вышли уже на Петровку, когда мужчина вдруг остановился как вкопанный. Александра тоже вынуждена была остановиться, сделав еще несколько шагов. Она увидела, как заказчик принялся вдруг шарить по карманам. Судорожно, порывистыми движениями ощупав куртку, брюки, словно ища что-то крайне необходимое, мужчина вдруг покачнулся и опустился на землю, встав на одно колено, потом на оба. Он упал бы, если бы подбежавшая художница не поддержала его под локоть.

– Вам плохо?! – воскликнула она.

Мужчина не ответил. Он стоял на коленях, опустив голову, все ощутимее наваливаясь на поддерживавшую его руку. «Я не удержу его, он упадет!» Она оглядывалась, но прохожие стремились побыстрее миновать их. Александра уже собралась прямо потребовать помощи от первого попавшегося человека, когда мужчина вдруг зашевелился и сделал попытку встать. Художница поторопилась ему помочь, и он, выпрямившись, удержался на ногах, хотя его заметно пошатывало.

«Может, он пьян?» – спросила она себя, заглядывая ему в лицо, но тут же отмела эту мысль. Заказчик был бледен, сипло и часто дышал сквозь стиснутые зубы, его неподвижный взгляд, казалось, созерцал что-то очень далекое – во всяком случае, не Петровку с машинами, дорогими магазинами и спешащими прохожими и не женщину рядом, не ее испуганное лицо.

– Я сейчас вызову «скорую», – сказала она, продолжая озираться в поисках помощи. Заметив неподалеку аптеку, Александра радостно воскликнула: – Давайте дойдем туда? Там вам помогут, позовут врача!

– Ни к чему, – заговорил наконец мужчина. – Я просто устал.

– Вы едва на ногах стоите…

– Присяду где-нибудь… Отдохну, и все будет хорошо. – Тут он словно впервые заметил ее и проговорил без особых эмоций: – Спасибо вам большое.

– Не за что. – Александра, почувствовав легкое движение его локтя (мужчина пытался высвободиться из-под ее опеки), отпустила руку. – И все-таки нужно обратиться к врачу. Может, у вас серьезный приступ?

– Спасибо за заботу! – уже намного теплее ответил мужчина. – У меня ничего особенного, уверяю вас. Это действительно усталость… Я плохо сплю в Москве… Нервы… Давайте зайдем куда-нибудь? Я просто обязан вас пригласить!

Слегка удивленная таким оборотом, Александра, улыбаясь, пожала плечами:

– Вы меня совсем не обязаны куда-то приглашать… Но идемте! Вы меня угостите кофе, а я удостоверюсь, что вам стало лучше.

Ее спутник окончательно пришел в себя, залпом выпив стакан воды, которую попросил тут же, переступив вместе с Александрой порог кафе. Лицо мужчины утратило так напугавший художницу пепельный оттенок, взгляд стал живым, хотя и оставался слегка отсутствующим. Георгий – так он представился, даже начал улыбаться и пытался шутить над своим приступом, но глаза его оставались сумрачными и печальными, словно он думал в это время совсем о другом.

Официант ушел, приняв скромный заказ, – художница наотрез отказалась от перспективы обеда и попросила кофе с пирожным. Георгий вертел в руке опустевший стакан, на дне которого побрякивали кубики тающего льда. Время от времени он делал маленький глоток талой воды. После взаимного представления повисло молчание, нарушить которое Александра решилась не сразу.

«Какие у него глаза! – думала она, глядя на сидевшего напротив человека, ушедшего глубоко в свои мысли. – О чем можно думать с такими глазами? Они как будто обращены внутрь, созерцают что-то невидимое больше никому… Вероятно, горе еще свежо…»

– Я вас видела в церкви, – сказала она наконец, видя, что собеседник совсем о ней забыл. – В храме Святого Людовика.

– Когда?! – У Георгия был испуганный вид внезапно разбуженного человека.

– Вчера, – уточнила Александра, недоумевая, почему такая простая фраза вызвала испуг. – Вы были там, говорили с моим знакомым, скульптором.

– Ах, вчера… – Мужчина потер ладонью лоб, словно пытаясь стереть мешающие мысли. – Вчера я там был, да… Вы тоже скульптор?

– Я художник. Еще реставрирую, перепродаю антиквариат, картины, всяческое старье… Если вас что-то интересует…

– Вряд ли я буду что-то покупать или реставрировать. – Георгий поставил наконец стакан. – Да и картины никогда не заказывал. Я от искусства далек, и не разбираюсь в нем совсем.

– Вот как? – Александра улыбнулась. – А вчера я слышала, как вы отчитывали Игоря за неверно понятое настроение алтарной ниши… Со знанием дела! От него потом прямо пар валил, как после настоящего худсовета.

– Да что я знаю… – протянул Георгий. – Ничего, так… Побывал недавно в командировке в Италии, увидел там эти алтари и подумал, почему бы и мне не устроить такой… На память… Для себя самого и для тех, кто еще не забыл…