Альтернатива

— Идиоты, — сказал Климов следователям. — Они все идиоты. Я же им объяснял! Вся их болтовня не имеет отношения к нашей с вами реальности. Эти люди провалились сюда из другой версии будущего, где власть в стране после смерти товарища Сталина захватили вредители! А у нас такого быть не может! Понятно? Они жили в альтернативной ветке, где никакого коммунизма нет, и СССР развалился. А мы с вами живем в правильной ветке, где Политбюро не слушает идиотов, все делает как надо, и все будет хорошо!

Сказал — и упал с табуретки в обморок.

Дальше он талдычил эту мантру про альтернативную реальность, как заведенный, чтобы самому в нее поверить — и поверил. Еще неделю его пытали так и сяк, но никаких признаний добиться не смогли. Наконец ему устроили очную ставку с Лосевым, на которой они загрызли бы друг друга, если бы хватало сил. Зато Климов понял, кто все это устроил. А сам по себе интеллектуальный бокс на тему путешествий во времени кончился очень быстро. Лосев, поняв, какую линию защиты выбрал его оппонент, не совладал с нервами, бросился на Климова, и тот с наслаждением смотрел, как физика унижают физически.

Через месяц то немногое, что осталось от Климова, услышало:

— Идея твоя конечно интересная, но все твои подельники говорят другое, так что деваться некуда — виновен. Особая тройка НКВД приговорит тебя к расстрелу, но ты не дергайся, это понарошку. Это чтобы окончательно все засекретить. Официально ты ляжешь в могилу, а на самом деле пойдешь дальше работать. Вместе с Лосевым, которого так не любишь, ну извини, ха-ха... Кстати, Лосев тоже вышку схлопотал. Ничего, всех расстреляем — и всех воскресим. Но есть одно условие. Надо признать вину. Они-то признались, а ты что, особенный?

— Хер вам, я особенный, — пробормотал Климов.

Сам от себя не ожидал.

В этот раз его чуть не забили насмерть, но было уже плевать. Климов убедил себя, что если здесь умрет — очнется в две тысячи двадцатом. Как многие люди, чуя приближение конца, ударяются в религию, надеясь на жизнь после смерти, так и он нафантазировал соблазнительную ересь, и чтобы та застряла в мозгах покрепче, только об этом и думал. Меня убьют — и я вернусь домой. Убьют — вернусь. Скорее бы убили.

А признаться в обмен на жизнь — фигушки. Много было в тридцать седьмом таких доверчивых. Одни потом орали в голосину на суде, мол, их обманули, другие на что-то надеялись до самой стенки. Надо чертовски хотеть жить, чтобы так обманывать себя. Нет, НКВД не заключает сделок. Я-то знаю. Я читал. И даже издавал.

Собственно, только у стенки он и дал слабину. Какие-то ошметки инстинкта самосохранения прорвались наружу, и перед глазами вдруг ярко вспыхнуло: это конец, меня сейчас пристрелят! Неуправляемый смертный ужас захлестнул с головой, и Климов навалил в штаны.

Так, с полными штанами, он и очнулся в две тысячи двадцатом году, лежа под столом на облезлой холостяцкой кухне, глядя в пустую бутылку и пуская слюни.

Как потом Климов прикинул — минуты не прошло.

Одно смущало: он забыл, что перед провалом так сильно наклюкался. А с другой стороны, чего ты там упомнишь, если у тебя давным-давно «алкогольный палимпсест», страшненький предвестник распада личности.

Вернуться оказалось тяжелее, чем провалиться. Пару дней Климов был почти клиническим идиотом. Потом ушел в депрессию. По счастью, на работе решили, что он ушел в запой — и отнеслись с пониманием. Лишили бонусов, но не выгнали.

Первое, что проверил, более-менее придя в себя — историю. Ничего не изменилось. Глеба Бокия расстреляли в тридцать седьмом, Спецотдел частично разогнали, частично переформатировали. Война... Вроде без изменений. Даты все те же. Или он ничего не сумел в прошлом изменить к лучшему — или идея насчет альтернативных ветвей реальности была совсем не бредовой, и его просто кинуло обратно в ту ветку, откуда провалился.

Климов подумал, что если в прошлом хоть что-то сдвинулось, должны быть следы, надо искать получше. Но изучить мир досконально не хватило времени: через месяц чертово активное солнце выдало новый всплеск.

Наверное нет смысла уточнять, что в тот несчастливый день Климов психанул, сорвался, и к вечеру был в соплю.

У него имелся повод: он запоздало вспомнил, что можно ведь поискать по соцсетям людей из «темы Климова», да хоть того же Лосева, мать его за ногу, они должны быть здесь. Поискал. И нашел. Все аккаунты оказались неактивны. Получается, он один спасся?

Тут не захочешь, а выпьешь.

***

Вот все это Климов и выложил самым честным образом на допросе в пятьдесят четвертом, говорил до рассвета, а когда иссяк, спросил только одно: ребята, откровенность за откровенность, — что, действительно, кроме паяльника в задницу, я ничего полезного не принес в ваш мир?

Ребята посмеялись и сказали: увидишь.

Его полуживого запихнули в автозак и повезли куда-то, судя по времени — в Калинин. Там он тоже ничего толком не разглядел: голову вниз, руки за спину, пошел-пошел, быстро. Его завели в комнату лабораторного вида, где возились с аппаратурой люди в белых халатах. Посреди комнаты стояла железная клетка, а в ней решетка. На этой решетке Климова деловито распяли, пообещав: не бойся, все будет хорошо.

Климов посмотрел, какой толщины идут к клетке силовые кабели, и затрясся. Казалось, уже сил не осталось ни на что — а организм, падла такая, боялся смерти, будто в первый раз.

— Сволочи, — сказал Климов. — Я же хотел как лучше.

— Сейчас вам будет лучше, — отозвался человек в белом халате.

— Эту штуковину Лосев небось проектировал?

— Какой Лосев?

— А то вы не знаете!

— Без понятия.

— Я знаю, что это, — пробормотал Климов обреченно. — Это такая электромагнитная хреновина, чтобы я сдох окончательно. Но я особенный, ребята. Хрен вы меня убьете.

— Да никто вас убивать не собирается...

— Если меня второй раз кидает в прошлое — значит, я здесь нужен! —повысил голос Климов. — И Россия... Россия заслужила лучшее будущее. Она слишком много страдала. Она имеет право на альтернативу. Так что я еще вернусь — и всех вас на уши поставлю. Будете у меня, твари неблагодарные, строить коммунизм! И на Марсе будут яблони цвести!

— Хрен ты теперь вернешься, — сказали ему и врубили ток.

Климов заорал, как резаный, потому что это оказалось — ну очень больно.

К счастью, через мгновение потемнело в глазах, и он умер.

***

После этого запоя его из издательства почти выгнали, но Климов сделал ход конем: принес справку, что закодировался.

И реально бросил пить. Сам не знал, почему. Вроде ничего в жизни не изменилось. Ну, заскучал, устал тянуть редакторскую лямку, пробухал недельку, эка невидаль. Но или он там, в запое, нечто важное для себя понял — ах, если бы еще хоть что-то помнить, — то ли просто надоело.