Альтернативная реальность
Шрифт:
Видно, что разговор ей начать нелегко. Молчу и я. Вот, наконец, решилась.
– Я знаю, Андрию, что ты завтра едешь в Батурин. Хочу тебя просить... да не знаю... як лучше...
– Слушаю, пани.
– Извини! Но я не могу тебя понять. Наверно, потому и боюсь...
– Чем же я такой страшный, твоей милости?
– Ты не такой, как все! Мне кажется, что несешь нам большое горе! Не знаю почему, но так!
Я промолчал. Не хотелось говорить, что беда придет и без меня. Отца казнят, а ее сошлют в Сибирь. Хотя в этой реальности могут быть и другие варианты.
– На груди крестик носишь, а в церковь не ходишь... И разу
"Что мне нужно?"
Честно говоря, теперь и сам не знаю! Подтвердить теорию Козлобородого, доказать Жаклин и самому себе, что в этой жизни чего-то стою, пройти альтернативный марсианским рудникам дистрикс? Нет! На всю эту канитель теперь мне почему-то глубоко плевать. Как-то незаметно я стал другим. Совсем другим! Тогда зачем продолжаю начатое дело? Неужели превратился в игрушку в руках неведомых сил? Посулили, как козлу морковку, и заставляют вести целое стадо на убой? Котенок, сад, Аленка... Почему как раз она вытянула меня из ада пана Михая? Наваждения, миражи... Или?
– Так о чем, панно, ты хотела мене просить? Не бойся. Сделаю все, что в моих силах.
Мотря пытливо заглянула в глаза. Мучительно колеблется. Закусила зубками губу. Помочь?
– Хочешь передать письмо гетьману?
– Откуда знаешь?
– испуганно отшатнулась. Прикрыла глаза ладошкой.
– Давай, не бойся, в чужие руки не попадет. Матушке и батюшке ничего не скажу.
– Чудной ты, Андрию! Чудной и чужой! Словно не от нашего мира ... но тут я тебе почему-то верю...
До Батурина, не зная дороги, я добирался почти неделю. Еще два дня прошло, прежде чем гетман принял.
Мне он показался больше поляком, чем украинцем. Старым усталым львом, готовящимся к последнему, решающему прыжку. Только, похоже, еще не знал, в какую сторону прыгнет. А может, игроком, решившимся на самый большой блеф в своей долгой, богатой на авантюры жизни. Глядя на него, я невольно испытывал уважение, и даже мысли не допускал "пощупать, проникнуть в мысли".
Нет, не зря казаки твердят: "Вид Богдана до Ивана не було гетьмана!"
Жаль, что мы на разных сторонах баррикады. Но тут уж ничего не изменишь!
Взяв у меня письмо Кочубея, гетман небрежно махнул рукой, отпуская. Но в этот момент я достал еще одно - от Мотри.
Увидев знакомый почерк, взгляд Мазепы сразу потеплел. Показалось, что он обо мне напрочь забыл. Отошел чуть в сторону и несколько раз внимательно прочитал.
Бережно сложив, спрятал под одеждой. Не поворачиваясь, едва слышно спросил:
– Как она? Здорова...
Но думал совсем об ином.
– Как и прежде... любит вас.
Смерил меня быстрым пронзительным взглядом. Казалось, хотел проникнуть в душу. Вдруг лицо его стало каменным, губы сжались в тонкую линию.
– Добро... Завтра утром получишь два письма... Одно для нее. Слышишь? Никому! Никому!!! Только в руки Мотри! Не понимаю... Почему она тебе доверилась? Почему?.. Хорошо... иди уже.
У дверей я оглянулся. Мазепа стоял задумавшись. Устремив свой взгляд вдаль. Как монолит, как монумент. Не понятый мной, впрочем, как и ни кем
другим, он так и вошел в историю...* * *
Новый 1708 год от Рождества Христова принес холода и стужу, порывы ледяного ветра и метели. Казалось, что снегопаду не будет ни конца, ни края. Белый, серый и черный цвета главенствовали в природе. Даже не верилось, что где-то, пусть и далеко, ярко светит солнце, поют птицы, плещется теплое море. Я тоже поддался общему унынию, с трудом заставлял себя выйти во двор, чтобы заняться с Грыцьком и Данилой фехтованием, размять коней, проехаться по морозцу верхом.
Но "сонное" течение времени обманчиво и, к тому же, опасно. Период адаптации давно прошел. Пора делать следующий шаг.
Улучив момент, когда у Кочубея было хорошее настроение, я, опустив голову, виноватым голосом произнес:
– Хотел покаяться перед тобой, пане Васылю.
– Ну, что еще ты там натворил, сынку? Опять где-то подрался?
В последнее время он называл меня так все чаще, чем, признаться, вводил в смущение.
– Я, твоя милость, был в том клятом шинке, когда случилась драка.
– В каком шинке?
– Ну, помнишь... Когда Искра играл в карты с Анжеем Вышнегорским, паном Волевским и русским купцом...
Кочубей чуть нахмурился, потом махнул рукой.
– Та грець с ними. Все уже, слава Богу, минулось...
– Я тогда подобрал письмо, выпавшее из кармана пана Анжея. Оно от польского короля Лещинского к нашему гетьману... Долго думал, кому довериться. Теперь вижу - только тебе пане.
Лицо Кочубея тотчас стало строгим, глаза колючими. Отеческий тон как ветром сдуло.
– Где то письмо? Сам его читал? Говори как на духу!
– Вот, твоя милость. Отдаю тебе в руки. Верю, пане судья, дадите ему должный ход. Оно зашифровано. С трудом кое-что смог разобрать.
– И что там?
– Кроме всего прочего - заинтересованность в переговорах со шведской короной.
– Наконец!
– сорвалось с губ Кочубея.
– Кто-то еще знает, что письмо у тебя?
– Ни одна живая душа! Ей Богу! Даже полковнику Искре не сказал, хотя он скрупулезно допытывался, был ли я тогда в шинке.
– Все правильно сделал. Молодец! Это уже доказательство. Наконец у меня есть что-то стоящее! Пока иди. Будешь нужен, позову.
Продолжение эта история получила лишь месяц спустя, когда в гости к Кочубею приехал свояк. Они закрылись с Искрой на добрых два часа. Меня же позвали, когда разговор подошел к концу.
– Проходи, Андрию, садись...
– хмуро буркнул Кочубей.
– ...Ох, Василю! Что-то мне по себе. Уже дважды писали - выскользнул Макиавэль, хитрый лис. Опять выкрутится! Как бы хуже не было... ? недовольно поглядывая в мою сторону, сказал Искра.
– На этот раз - нет! У нас есть доказательство!
– А если письмо подделано?
– Нет, настоящее! Время было, я все проверил. Скажи лучше, сколько под нашим подпишется?
– Не знаю, наверно, как всегда!
– С кем думаешь отправить?
– Через попа Ивана Свитайла к охтырскому полковнику Осипову, потом - царю.
– Хорошо! Думаю, дойдет. Ну а ты, Андрию, что на это скажешь?
Две пары глаз испытующе сверлили мою скромную персону.
– Думаю, неплохо написать еще и Меньшикову. Ему доверяет царь московитов. С детских лет вместе... "Пироги с зайчатиной". К тому же, недолюбливает фаворит царя Мазепу, хоть на людях этого не выказывает. Нужно просить его поддержки.