Алу: так плачет ветер
Шрифт:
— Ты очень волнуешься, — нарушил он тишину, когда мы отошли глубоко в лес, потеряв замок из виду. Снег под нашими ногами похрустывал, где-то вдалеке каркали вороны. Деревья возвышались искривлёнными фигурами, мне казалось, что они в любой момент могут протянуть ветви и схватить меня.
— Мне очень о многом нужно тебе сказать, — прошептала я, встречая его взгляд. Лиркс нахмурился, в больших синих глазах скользнуло беспокойство, лихая длинная серёжка с ярким камнем качнулась от ветра.
— Я — фокса, Лиркс, — моё горло сжалось. Казалось, небосвод должен обрушиться на меня после этих слов, впервые
— Хорошо, — просто кивнул Лиркс, будто я сказала ему о своем любимом времени года. Но в глазах его колыхнулось сочувствие. Он протянул мне ладонь, на каждом пальце которой серебрилось кольцо. Я поспешно приняла её и тут же оказалась в его объятиях.
— Я — фокса, — прошептала я второй раз, а потом третий, уткнувшись в его плечо. А он просто гладил меня по голове, словно маленького ребёнка. Это прикосновение немного успокоило меня.
— Хорошо, — это простое слово окутало меня принятием, пониманием. Я сжала плащ на его спине и отстранилась. С нежной улыбкой Лиркс обхватил меня за плечи. В глазах его промелькнула влага и тут же исчезла, когда он моргнул.
— Спасибо, что доверилась мне. Это большая честь, — произнёс он со всей искренностью.
— Спасибо, что прилип ко мне и стал моим другом, — смахнув слёзы, улыбнулась я, чувствуя себя ранимой, как никогда. Но Лиркс, конечно же, никогда бы не воспользовался этой слабостью. Кто-то другой, может быть, ударил бы посильнее, но не он. Мне повезло найти так много родственных душ. В Монтэм Сильва я, наконец, позволила себе обрести сестру. Встретила Лиркса. Магнума. И Флос-Вину.
— Покажешь мне? — улыбнулся он нежно. Он осмотрелся, взгляд его стал острее. Видимо, прислушивался с помощью слуха рыси. — Кругом никого.
Я превратилась и только тогда поняла, что впервые сделала это не в помещении. Снег под лапами ощущался прохладным, а не ледяным. Я с удивлением ткнулась в него носом, а потом нырнула с головой. Хотелось кричать от радости, но из груди вырвалась лишь странная лисья трель.
Лиркс рассмеялся. А потом превратился в серебристую рысь с синими глазами.
Свобода пьянила меня. На какой-то момент мой отъезд перестал существовать. Был только лес, снег и мой друг, который принимает меня такой, какая я есть, несмотря на все предрассудки.
Мой нос заполнили яркие незнакомые запахи. До ушей доносились звуки обитателей леса, от белок до дремлющих днём сов. Мир казался совсем другим, я могла бы изучать его новые стороны бесконечно.
Лишь спустя несколько часов мы превратились в людей.
— Это было великолепно, — потрепав меня по голове, улыбнулся Лиркс. А я задумалась, таковы ли отношения со старшим братом? Такими могли бы быть мои взаимоотношения со сводными братьями, не чувствуй они ко мне жгучей ненависти?
— Это ещё не всё, — вздохнула я, осматриваясь. Неподалёку лежало упавшее дерево, и Лиркс быстро расчистил его от снега и согрел магией, чтобы мы могли присесть.
Я начала свой длинный и обстоятельный рассказ. Порой Лиркс прерывал меня, задавая вопросы. Когда я заговорила о прогулке в одной ночной рубашке в Воющую ночь, он ткнул меня в бок подобранной палочкой. Я всё говорила и говорила, может быть слишком подробно останавливаясь на наших вечерах с Магнумом, неловко пересказала историю с пирогом.
Взгляд Лиркса постепенно наполнился лёгким удивлением.— А вы с магистром Канемом неплохо сблизились. Ты звала его по имени весь рассказ, — в его тоне слышалось поддразнивание, однако он делал это мягко, в отличие от Клары. Но и от этого мои щёки и уши загорелись. Конечно же, он смотрит в самую суть, без труда считывая мои эмоции. А я сама ещё не до конца знала, что же он обнаружил.
— Он очень сильно мне помог, — раздался мой бормочущий ответ.
— Ты могла бы прийти ко мне, — пожурил Лиркс. Но в нём не было не единой косточки, отвечающей за зависть.
— Мне было так страшно, а он уже всё знал. Я впервые произнесла, кто я такая лишь сегодня. Только тебе, — прошептала я. — Быть выродком — это одно. Но фоксы… ты же знаешь. Они настоящие изгои, их не любит никто.
— Да, предубеждения следуют за ними по пятам. Поверь, в своём городе я встречал немало фоксов. Некоторые из них были плохими, некоторые — нет. Каков ты, определяет не твой народ, не твоя семья, а ты сам, — что-то грустное прокралось в его глаза. Я знала, что у него есть своя история.
— Так и у тебя, правда? — осторожно проговорила я. Лиркс вздохнул, а потом посмотрел на темнеющее небо. Скоро нужно возвращаться. Я понимала, что трусливо откладываю прощание, но не знала, что сказать Магнуму. Просто не знала.
— Помнишь, ты спрашивала, почему я решил дружить с тобой и помогать? Я сказал правду, но не всю, — он наклонился вперёд, рассматривая свои кольца. В этом он напоминает мне Флос-Вину: яркая внешность отражает их яркие души.
— Мой отец был ужасным. Всё детство я наблюдал, как он бьёт мать, — прошептал он, и в его голос прокрался страх, тот самый, детский. Я обхватила его предплечье, но не решилась ничего сказать. — Ей некуда было идти. Он обещал ей сказку — просто жди меня дома, будь матерью и женой, этих ролей достаточно для твоего счастья. А ведь когда-то она была прекрасной швеёй, к ней выстраивалась очередь из знатных дам. Но он внушил ей, что это глупое занятие, и её единственное предназначение быть его женой.
— Как-то она взяла заказ от клиентки — по старой дружбе. Отец переломал ей пальцы, — злость окрасила его тон, ладони задрожали, и я привалилась к его боку. — А потом я переломал ему все пальцы и спустил его с лестницы. Глядя на мать в тот день, я пообещал себе, что никогда не пройду мимо женщины, которой требуется помощь, — он поднял на меня грустные глаза.
— Ты — это ты, Лиркс. В тебе нет ничего от него, — пообещала я, сжимая его предплечье.
— Эти глаза, — хмыкнул он невесело. — Всегда их терпеть не мог. Точно такого же цвета, что и его.
— В твоих глазах нет той жестокости, Лиркс. Они другие, совсем другие, — заверила я, мне даже не нужно было видеть его отца, чтобы знать это.
— Матери не стало пять лет назад, как раз перед тем, как я угодил в тюрьму, а потом и сюда, — Лиркс досадливо поморщился. — Хорошо, что она этого не видела, — он покрутил на мизинце кольцо. — Это её, — пояснил он, поймав мой взгляд.
— Ты вырос достойным фелином, Лиркс. Не сомневайся, — заверила я. Над лесом сгущались сумерки, природа словно вторила мрачности нашего разговора, приглушая краски.