Алу: так плачет ветер

Ворота остались позади. Тучи над головой рассеялись, открывая серебристый блеск звёзд. Ветер почти сбивал с ног, трепал подол ночной рубашки, выпустил волосы из косы. Деревья кренились всё ближе к земле с каждым порывом Белого Ветра, особенно неистово оплакивающего свою невесту в этом году.

Я ношу её имя. Не в этом ли заключалась причина моего порыва? Но нет, стоны ветра, хоть и пробирали до глубины души, всё же не были причиной моего поведения. Всё это исходило изнутри. Мне казалось, что нет ничего естественней этого желания — броситься бегом в лес и нестись, пока хватит сил, пока мороз не скуёт льдом дыхание.

«Выпусти себя»! — кричало всё вокруг. И что-то рвалось во мне наружу, но не находило путь. Яростно кричало в груди, царапалось, но оковы пали ещё не полностью.

Я бросилась бежать. Деревья замелькали перед глазами. Ночь была светлой и лишь подол белой ночной рубахи цеплялся за колючие кустарники и развивался на ветру.

— Алу! — кричала я своё имя, вторя ветру. — Алу! — на грани рыдания вырывалось из груди. Но имя не освобождало. Казалось, оно, наоборот, невидимой цепью сковывает всё внутри меня. И лишь бег позволял ощутить отголоски того, что было сокрыто.

Луна бежала рядом, мелькала над кромкой леса, а иногда и пряталась за более высокими деревьями. Она подмигивала, дразнила, шептала, что пора освободиться, но не помогала. Толька я могла помочь самой себе.

Но сил не хватало. Бег перешёл на ленивый шаг. Холод, до этого кружившийся вокруг, осел на кожу и вмиг сковал все мышцы. Я повалилась на снег, переставший казаться облаком, и из глаз полились беззвучные слёзы. Застывший взгляд устремился в никуда. То был единственный шанс, поняла я. Волк во мне заскрёбся наружу, а я оказалась недостаточно для него сильна. Не сумела отдаться в его власть, не сумела обратиться. Мне не доставало чего-то… Или же наоборот, слишком много контроля сохранилось внутри, держа вторую суть на цепи.

Неужели без зелья так будет каждый раз? Так невыносимо, так, словно я могу вывернуться наизнанку?

В голове вдруг зазвучал мотив народной песни. Мои наверняка уже посиневшие губы открылись и хриплый, надрывный голос тихо запел:

— О ком ты плачешь, Белый Ветер?

И где скитаешься ты год?

Алу, кричишь ты до рассвета,

А в остальные дни ты горд.

Всю ночь поешь, не отвечаешь

На мой немой вопрос:

Кого ты снегом укрываешь?

Чьи слёзы ты с собой унёс?

О ком ты плачешь, Белый Ветер?

И где скитаешься ты год?

Алу погибла пред рассветом,

И превратилось сердце в лёд

Бежишь, пощады ты не зная,

Крушишь, срывая на лету.

Погибла та, к кому взываешь,

Погибла, воешь ты: Алу!

Перед последним куплетом глаза мои стали закрываться. Окаменевшее тело так и не желало слушаться, и, в последний раз взглянув на луну на звёздном небе, прислушавшись к завыванию Белого Ветра, я сомкнула веки.

— Ангас меня раздери! — вдруг над ухом зашипел мужской голос. Я бы вздрогнула от неожиданности, вот только не помнила, как. Казалось, дух уже покинул тело, и я стала чем-то неосязаемым. Парила и ждала, когда же одинокий Белый Ветер подхватит меня и накажет за то, что меня назвали тем самым именем.

— Откройте глаза, посмотрите на меня! Смотри на меня! — тут я, наконец, ощутила своё лицо, на которое легли неестественно горячие пальцы. Глаза вмиг распахнулись, и я узнала в тёмном силуэте нависшего надо мной мужчины магистра Канема. Разметавшиеся на ветру волосы и подбородок, поросший колючей щетиной. И глаза — трудно найти в академии у кого-то ещё такие тёмные, словно ночь, глаза.

Жар перешёл с лица на шею, затем перекинулся подобно открытому пламени на грудь и ниже. Через пару мгновений я горела полностью.

— Что… — хватило меня лишь на одно слово. Мне хотелось обратно в сковывающий холод, из-за которого я не чувствовала абсолютно ничего, разве что лёгкость после нескольких мгновений неудобств.

— Молчите, — только и сказал магистр, а затем подхватил меня на руки. Тепло, несмотря на завывающий ничуть не меньше, чем прежде ветер, не желало покидать моё тело, и даже кружащий вокруг снег, осаживаясь на меня, тут же таял. Стопы горели особенно сильно.

Согревающая магия.

До академии мы молчали. Я потеряла счёт времени, но кажется, мне удалось убежать совсем недалеко. Как же глупо. Мне следовало корить себя за сумасшедший поступок. Но это был не сон. Тоска, сдавившая мою грудь, была настоящей. Что-то во мне пробудилось. Там, где так долго зияла пустота, послышался чей-то яростный крик. Кто-то проделывал себе путь наружу, и мне хотелось бы взглянуть на него.

Вновь я не обращала на мелькающие коридоры никакого внимания, поэтому не сразу поняла, что движемся мы не в наши с Кларой комнаты, а в башню магистра. Так даже лучше, не хотелось бы её волновать. Остаётся лишь надеяться, что она не проснётся среди ночи.

— Вам повезло, что я вас увидел, — ледяным тоном выплюнул магистр, почти вышибая входную дверь башни своей ногой. Я отстраненно удивилась, насколько он сильный, раз сумел проделать такой путь со мной на руках. Удивительно аккуратно, вразрез с тоном, он уложил меня на лисью шкуру возле камина. Я вмиг поняла, что тепловое заклинание не идёт ни в какое сравнение с настоящим огнём и потянулась к нему руками.

— Ещё ожогов вам не хватало, — прошипел магистр мне в ухо, склоняясь надо мной и оттягивая назад мои опасно приблизившиеся к пламени ладони. Я оторопела, пытаясь прижать их к груди, но он не позволил.

— Мне нужно вас осмотреть. Понимаете? — строго спросил он. Я кивнула, и магистр присел передо мной, удивительно осторожно удерживая мои запасться и вертя их в разные стороны.

— Чувствуете? — обхватив меня за пальцы, спросил он. Я кивнула. — Обморожения нет, — он отпустил мои руки и следом схватил за щиколотки. Я дернулась, но магистр бросил на меня строгий взгляд, заставивший меня замереть. Проведя большими пальцами по стопам, он снова задал тот же вопрос и получил в ответ мой кивок.

Когда он отпустил меня, я обняла себя руками и подтянула колени поближе. Тело пронзил жуткий холод, зубы застучали, хотелось прыгнуть в огонь полностью.

Я действительно носилась по лесу и не чувствовала холода? Магистр что-то пробормотал, и моя рубашка, мокрая от растаявшего снега, высохла, как и кожа под ней. Вмиг стало намного лучше.

— Укутайтесь, — снова раздался позади недовольный голос, и на плечи опустилась тяжелая ткань. Я тут же завернулась в шерстяное одеяло до самого носа, ощущая, как медленно тепло ослабляет иглы холода, пронзающие тело. — Это для ног, — произнёс магистр, присел и сам принялся укрывать, пожалуй, самую пострадавшую часть.