Алуим

В девять утра дядя Игорь заехал за бабой Леной, чтобы отвезти её на рынок. Когда синий кроссовер исчез из зоны видимости, я вышел во двор. Нахождение в доме казалось пыткой, но мысль, что смена декораций избавит меня от голоса в голове, была лишь наивным самообманом. Слоняясь туда-сюда от сарая к воротам, я не выдержал и стал отвечать. Уж очень обидные слова он говорил.

Вести мысленный диалог не хватало сил, да и единственный способ хоть немного контролировать ситуацию - это отвечать вслух. Но дело в том, что я даже не понимаю, кому я это всё говорю. Голос безустанно гнобит меня за прошлое и настоящее, в то же время никак не реагирует на мои вопросы, будто стараясь убедить, что он - всего лишь проявление болезни. И опасаясь строить предположения, я вроде как вынужден в это верить. Замечаю лишь, что голос становится тише. Судя по темпу, скоро он перейдёт на шёпот. Правда, с убавлением звука слова его - всё злее, всё опасней. Я думал, однажды он начнёт меня склонять к самоубийству. Но он заставляет меня убивать других людей.

"Дракон. Ха-ха-ха. Куда тебе до дракона?! Серая Мышь намного больше подходит. Или как говорят хохлы - "пацюк". Рядовой торгаш, нерадивый грузчик - вот твоя золотая середина. Но у тебя есть шанс исправиться - просто убей её!"

Сажусь на тёплый бетон, игнорируя боль под мышкой, обхватываю обеими руками голову и бормочу:

– Замолчи. Замолчи. Замолчи. Прошу тебя, замолчи.

"Убей её, Влад..."

– Кого?
– от безысходности спрашиваю я.

"Её..."

Интуитивно бросаю взгляд в сторону ворот и вижу Татьяну. На её лице отражается вся безнадёжность моего положения.

– Влад...

– Татьяна, лучше уйди. Прошу тебя. Так будет безопасней.

"Убей эту эгоистку. На черта нужна баба, которая не хочет тебе верить?"

Чем тише становится голос, тем более зловеще он звучит, щекочет кору головного мозга, тонким слоем окутывает моё сознание. Упираюсь лбом в колени и закрываю глаза, сильно сжимаю зубами нижнюю губу. Больно. Но лучше я сделаю больно себе, чем кому-то ещё. Я настолько взведён, что скоро реально буду готов убивать.

– Сейчас всё пройдёт, сейчас всё пройдёт...
– продолжаю бормотать и уже чувствую вкус собственной крови. Что подумают баба Лена и дядя Игорь, когда увидят меня в таком состоянии?

Татьяна подходит ближе. Я слышу её шаги. Замолкаю, не хочу сорваться и накричать. Слизываю кровь с губ. Мне снова вспомнился последний визит Иры. Вернее, я вспомнил собственный страх и осознание, что Ира видит меня таким. Жалким. И перед Татьяной я уже тоже достаточно опозорился. Но нельзя вконец раскисать. Нельзя.

Ванна чуть-чуть качнулась, издав под собой тихий хруст. Это Татьяна присела на край. Её ладонь касается моего плеча.

– Я тебе верю.
– произносит она.
– Я очень долго пыталась убедить себя, что прошлое - лишь фантазия. Но твои слова всё рушили.

Поднимаю голову, вопрошающим взглядом смотрю на Татьяну.

"Убей. Тебя признают невменяемым. Расскажешь всем про привидений и голос в своей голове. Экспертиза подтвердит..."

– Ты спала?
– спрашиваю, замечая сильную усталость на её лице.

Татьяна отрицательно качает головой.

– В день похорон отца у меня было очень странное чувство. Вернее, предчувствие. Я очень боялась приближения вечера. Обычно люди хотят, чтобы такие дни поскорее закончились. Я же хотела, чтобы время шло как можно медленнее. И совсем не было желания идти домой. Просидела на лавочке у могилы до полной темноты, и то ушла лишь потому, что мама уже в пятый раз мне позвонила... Захожу в свою комнату, раздеваюсь, ложусь... а уснуть не могу. Чувствую, что в комнате есть кто-то ещё. И я же ни капли алкоголя не выпила, хотя родственники, естественно, чуть ли ни заставляли. Лежу, скрестив ноги, боюсь встать. Мимо меня будто кто-то ходит, от окна до двери. И это не минутное ощущение. Я даже дышать боялась. А потом кто-то сел в кресло напротив кровати, я хорошо знаю этот звук...
– Татьяна глубоко выдыхает.
– Не помню, когда уснула, было уже светло. Весь день хотела рассказать маме, но не решалась. Не хотела казаться дурой. Думала, мама скажет, это из-за переживаний, из-за стресса. Но после ужина мама начала первой. Сказала, что третий день слышит шорохи, скрип на диване, где отец обычно смотрел телевизор. Словно бы на нём кто-то ворочается. Замечает, что кот постоянно ловит кого-то взглядом в пустой комнате. Прислушивается и бежит в кухню так же, как когда отец доставал для него из холодильника шелестящую пачку вискаса. В первую ночь после того, как отца уже увезли в морг, мама не сомкнула глаз из-за ощущения постороннего присутствия в их спальне. Говорит, жути натерпелась. Все молитвы перечитала... Но на этом всё не закончилось. Отец умер 16 октября, так вот в течение полугода, особенно, 16 числа каждого месяца, происходили странности. То стук шагов на чердаке, то среди ночи со столов что-то падало, а 16 апреля посреди ночи с грохотом со стены упала картина, которая отцу не нравилась, но маме её подарила сестра, и поэтому она отказывалась её снимать... В общем, после того случая мы решили уехать подальше оттуда. Учитывая мамино образование и стаж работы в химической промышленности, на резюме откликнулось сразу несколько больших предприятий. Мама выбрала Кременчугский нефтеперерабатывающий завод. Поэтому мы здесь.

– Почему ты молчала?

– Прости. Люди даже вспоминать о таком боятся, не то, чтобы рассказывать. И я тоже боялась.
– Татьяна кладёт руку мне на плечо.
– Пойдём со мной.

– Куда?
– спрашиваю я, пытаясь переварить новую информацию.
– Татьяна, со мной сейчас опасно находиться.

– Именно поэтому бери другую футболку и пошли. Я не знаю, что с тобой происходит, но я знаю того, кто в силах тебе хоть немного помочь.

– Я не пойду. Мне стыдно. Стыдно всё это рассказывать кому-то ещё, понимаешь? Даже врачам.

– Мы не к врачу. Доверься мне.

Невысокий деревянный забор с большими прорехами между досками, с поблёкшей коричневой краской, местами сильно облезшей. Калитка, наоборот, сбита плотно. Верхушки досок заострены, в каждую вторую из них вбита плоская проржавевшая фигурка вороны. Двор сильно зарос бурьяном, толстая ботва с широкими листьями лишь немногим ниже забора. Позади неё, в тени четырёх высоких деревьев, стоит маленький одноэтажный дом. Очень старый, мрачный; из крупных глиняно-соломенных кирпичей, потрескавшихся от времени. Крыша - связки сухого камыша, накрытые полиэтиленом и кусками шифера, придавленного кирпичами, но уже силикатными, белыми. Труба дымохода чёрная, длинная, возвышается метра на полтора. Дом стоит боком к дороге. Стена, что смотрит на нас, имеет одно небольшое окно, занавешенное тёмной одноцветной шторой. Вход находится справа. Напротив него, за металлической оградой - белое здание ГРП (газораспределительный пункт), из которого в землю уходят несколько красных и жёлтых труб разного диаметра. По левую сторону, за зелёным забором, располагается большой заброшенный дом из оцилиндрованного брёвна. Его ставни закрыты и забиты досками. Заколочены и двухстворчатые входные двери.

Мы шли сюда минут тридцать. Как же паршиво бродить с похмелья в такую жару! Кажется, с каждой минутой температура повышается минимум на один градус. А ведь ещё нет и полудня. Дойдя до поля, что рядом с сельской школой (часть маршрута моих субботних пробежек), мы свернули влево, на узкую витиеватую тропинку, ведущую в малознакомую мне часть села. На открытом пространстве солнце откровенно бесновалось. Я до сих пор истекаю потом, отчего рану в подмышке ощутимо щиплет.

Убрав беспорядок, созданный мною во дворе, я натянул на себя другую футболку, закрыл дом, курятник и отправился вместе с Татьяной. Я больше не задавал никаких вопросов, потому что был уверен: этот поход не принесёт никакой пользы. В самом деле, ну кто мне может помочь? Разве что анестезиолог всадит в зад пару кубиков промидола, чтобы я на три часа превратился в овощ, не способный волноваться в принципе. Я не остался дома лишь потому, что мне было нужно чьё-то общество, мне рядом нужен был человек, знающий мою тайну и сохраняющий мою связь с реальностью.

– Месяца через четыре после переезда, - рассказывала по пути Татьяна.
– Мама взяла меня с собой в гости к её новой знакомой, коллеге с НПЗ. У той женщины есть современная вязальная машинка, которая сама вяжет тебе желаемую вещь, нужно лишь ввести программу с компьютера. Мы хотели посмотреть каталоги и выбрать что-нибудь для себя. Так вот, по пути мы обогнали ничем не примечательную старушку. Невысокую, сгорбленную, в коричневой рубашке, чёрной юбке и чёрном платке. Оставив её позади, мы услышали хрипловатый голос: "Альберт всё ещё с вами. Он чувствует вину". Мама от этих слов замерла как вкопанная. Обернувшись, я увидела старухино лицо. Сухое, морщинистое, с опущенными уголкам губ и маленькими, впивающимися в тебя глазами. На правом глазу было бельмо, но казалось, что именно этим глазом она видит тебя насквозь. "Повторите".
– попросила мама, которая, наконец, пришла в себя.
– "Откуда вы знаете имя моего мужа?". "Он стоит в метре от вашей дочери".
– ответила старуха, смотря в сторону.
– "Отпустите его, и тогда он сможет отпустить вас"... В тот день до маминой знакомой мы так и не дошли. Как только к нам вернулся дар речи, старушка позвала нас за собой. Минут десять мы прождали у ворот её дома, она вынесла пакет неизвестной травы. Сказала, если мы хотим отпустить прошлое и позволить отцу стать свободным, нам обеим нужно выпить отвар этой травки. Мама была под таким впечатлением от случившегося, что безоговорочно согласилась... Сегодня утром я приезжала к той старушке, рассказала о твоей проблеме. Попросила помочь. Она велела привести тебя.

Я хотел назвать полной чушью любые истории с бабками-ведуньями, но быстро осёкся. Стоило голосу в голове утихнуть, как я уже готов критиковать всё вокруг, даже если события моей жизни гораздо бредовее чужих рассказов. Кажется, что я слышу чьё-то дыхание за спиной. И бегу от него, бегу навстречу ещё более аномальному будущему.

Татьяна отворяет калитку, и мы входим во двор. Волнуюсь. Старуха может сказать, что вместе со мной сюда пришёл "гость" со своими дружками. И Ира. И дед Захар. Вдруг они всегда со мной ходят? Окажется, что я не бываю один ни внутри себя, ни снаружи. Нигде... К дому ведёт дорожка из серых округлых камней. Представил её в жёлтом цвете - моя любимая сказка в детстве. Где я? Кто внутри дома? Гингема? Бастинда? Может, я несколько месяцев просто сплю? Может, экстази меня так и не отпустило? Ну откуда белые удавы в средней полосе России?

Мы у порога. Деревянная дверь висит на петлях за счёт ржавых фигурных скоб. Бросаю взгляд в сторону окна справа от двери. Оно занавешено такой же невзрачной тряпкой, маленькая форточка открыта настежь, изнутри идёт странный запах. Татьяна молча смотрит на меня, медлит, словно ждёт какого-то сигнала, но затем, не дождавшись, стучит по двери три раза.

– Пусть входит один.
– доносится резкий хрипловатый голос.
– А ты, золотко, погуляй.

Татьяна снова смотрит на моё растерянное лицо, пожимает плечами и тянет на себя дверь. Я вхожу.