Алуим
Шрифт:
– Отпустите, суки.
– кричит толстый.
– Угомонись.
– говорю я и приставляю пистолет к его левой щеке. Конечно же, в случае чего стрелять ему в лицо я не стану, но в голливудских фильмах подобный приём всегда срабатывает, так чем я хуже? Жертва распята и сдаётся на милость победителя.
– Тише, тише. - произносит Мальвина, гладя Пуха по щеке. Затем подносит к его лицу вторую руку.
– Аааа! Дура! Убери!
– орёт Пух, пытаясь вырваться.
Мальвина смеётся. И тут я вижу в её левой руке змею. Метровую чёрную змею, обвившуюся кольцами вокруг запястья. Её чёрная голова с двумя оранжевыми пятнами и маленькими бездушными глазами-бусинами зажата между большим и указательным пальцами. Пасть открыта, издаёт отвратительное тихое шипение. Видны два небольших, острых, блестящих зуба. И всё это в двадцати сантиметрах
– Боишься гадюк, а?
– спрашивает Мальвина у Пуха.
– Их тут много ползает. Но тебе и одной хватит.
– Убери, сказал! Сука! Убью!
– Убьёшь?
– издевательским тоном переспрашивает Мальвина.
– А мне кажется, ты сейчас не в том положении, чтобы угрожать.
– Убери, дура! Что тебе надо?
– продолжает кричать толстый, стараясь как можно дальше убрать голову от змеи.
– В общем, слушай, баба человеческая. Расклад такой: вы забываете навсегда про Влада и Альму. Мы в этом селе лишь на один вечер. Спокойно приехали, спокойно уедем. Будете ещё нас искать - ваши пистолеты окажутся замешаны в серьёзных делах. Номера у них сбиты, значит, стволы нелегальные. Свои-то пальчики мы сотрём, но вот на обоймах и патронах, уверена, улик хватит. А ещё, - Мальвина лезет рукой в карман штанов толстого, достаёт его телефон, включает камеру, вспышку и, поймав нужный ракурс, делает снимок. Испуганное окровавленное лицо Пуха, рядом с которым видна змеиная голова с разинутой пастью. Ствол пистолета я предусмотрительно убрал из кадра.
– Твоя фотография попадёт в сеть, на все кременчугские сайты. Я припишу, что ты в этот момент обоссался. Ясно?! Так что решай. Или ты брутальный мужик, которого ядовитый укус не пугает?
– Мальвина подносит змею ещё ближе к его лицу.
– Убери! Убери её, дура! Не тронем мы вас!
– Вот и замечательно.
– подводит итог Мальвина.
– Но ты ещё полежи, подумай о жизни. А телефон я оставлю себе - компенсация за мои туфли.
Второй вечер подряд нам с Мальвиной выпала длительная совместная прогулка. Оставив Пуха и его команду у кладбища, мы выбрались из рощи в отдалённом от дома культуры месте, незаметно миновали ферму и пошли напрямую через орешковское поле в сторону Красноармеевки. Мальвина решила заночевать у своей подруги, живущей в районе Нагорной. Так как сумочки с собой у неё нет, пистолеты будут спрятаны в одном из попутных тайников. Домой к бабе Лене я их нести не захотел.
Держу левую руку в кармане джинсов, стараюсь совсем ею не шевелить. Адреналиновый всплеск прошёл, и подмышка сейчас мучительно ноет. Скомканная рубашка, зажатая между рукой и рёбрами, должна впитывать кровь. И я чувствую, как она становится влажной.
– Что с твоим мобильным?
– спросила Мальвина, когда мы уже добрели до водоочистной станции, освещённой двумя десятками больших круглых фонарей, разбросанных по периметру ограждения.
– Просох?
– Не знаю. Но днём ещё не включался.
– Возьми этот.
– она протянула мне телефон Пуха, предварительно вытащив из него сим-карту. Хороший сенсорный смартфон белого цвета со всеми наворотами.
– Ты заслужил. Небольшое возмещение с моей стороны за все неприятности.
– Он тебе больше идёт.
– я помотал головой, тем самым давая понять, что не возьму.
– Мне нравятся чёрные.
– Можно вернуться и попросить поменять.
– Если попросим вежливо, - я потряс пистолетами.
– Думаю, согласятся.
Откинув назад голову, Мальвина рассмеялась. Затем посмотрела на меня другим, любопытным взглядом:
– А мы с тобой сработаемся.
– Думаешь, я ещё раз позволю втянуть себя в какие-нибудь передряги?
– Позволишь. Я чувственно поцелую тебя на прощанье, и к тому времени, когда поправишься, ты захочешь нового адреналина. Ведь он будет ассоциироваться со мной.
Я не стал спорить или придумывать колкий ответ. Любые события этого дня будут ассоциировать лишь с потерями: потеря человеческого облика, потеря доверия, потеря крови. Лучше сменить тему.
– Это точно уж был?
Бесстрашие Мальвины продолжало меня удивлять. Другие девушки и к белой крысе на метр не подойдут, а эта хватает змей как домашних любимцев. Кстати, выпустила она её не сразу, только когда мы отошли на порядочное расстояние. Бросила в траву и громко крикнула, что тут ползают змеи, отбив тем самым у Пуха любую охоту идти в нашу
сторону.– Конечно. Но жирному-то откуда знать? Вы, городские, далеки от природы. Кстати, с праздником! С днём нечисти.
– Сегодня мы и есть нечисть.
– Злишься на меня из-за своей подружки?
– Не на тебя. На себя.
– Ну тебе же скучно с ней. Хватит уже корить нас обоих.
– Заткнись.
Мальвина резко остановилась, впилась в меня взглядом:
– Влад, какого чёрта ты снова всё портишь?! Если она такая классная, зачем со мной попёрся? Бежал бы извиняться перед ней, сюсюкаться. Попутно указал бы участковому на толстого и его шестёрок, пока тот не уехал. И сидел бы сейчас на лавочке перед домом и жамкал её большие сиськи... Зачем ты здесь, скажи?!
– Не знаю.
– Не ври мне! Всё ты знаешь!
– рассерженно закричала Мальвина.
– Давай, не молчи. Скажи, наконец, почему ты здесь?
– Да не знаю я!
– крикнул в ответ, стоя с Мальвиной лицом к лицу.
– Может, потому что я привык причинять боль, и при этом не чувствовать вины. Или потому что голос в моей голове сводит меня с ума разговорами о тебе. А может всё дело в том, что я циничная, эгоистичная тварь, которую не волнуют ни чьи желания, кроме своих собственных.
– последние слова, произнесённые в порыве гнева на самого себя, мгновенно отняли уйму сил. Надувшиеся лёгкие потихоньку стали сдуваться.
– И это больше похоже на правду.
– произнёс я притихшим, опустошённым голосом.
Мальвина смотрела на меня своими большими, широко распахнутыми глазами и, казалось, видела всё то, что я не озвучил. Словно бы её глаза для того такие и большие, чтобы видеть больше.
– Хорошо.
– коротко согласилась она.
Мы ещё какое-то время молча стояли друг перед другом, наблюдая, как в каждом из нас медленно затухают вспыхнувшие эмоции. После чего продолжили свой путь...
Глава 9.
Открываю глаза.
"Ну какого чёрта..."
Приподнимаюсь и быстро отсаживаюсь назад, под самую спинку дивана. Сон? Да какой там сон! Всё выветрилось за секунду. Нервничаю. Не знаю, куда деть руки, мну ими одеяло. Я ещё ничего не увидел, но уже всё понял.
Полная луна старательно вливает в комнату ворованный свет. Такое ощущение, что кто-то прибавил ей яркости. Два привычных окна, через которые проникают и на огромной скорости врезаются в пол кванты электромагнитного излучения, выглядят сейчас как ворота в рай, из которого я был изгнан. Тьма отброшена назад, вглубь комнаты, за мою спину. Она прижата к стенам, загнана в угол. Но она просто так не уйдёт. Как и тот, кто таится у метрового промежутка стены, под неразличимой сейчас картиной. Он снова пришёл. Я его не вижу. Но уже чувствую...
А вот и вспышка, такая же короткая. Я ждал её. Я хотел успеть получше разглядеть "гостя". Помню, в детстве закрываясь без света в ванной со старым отцовским фотоаппаратом, я нажимал на обратной его стороне круглую чёрную кнопочку рядом с оранжевым светодиодом, и маленькое пространство комнаты на мгновение озарялось ярким светом, но плёнка не тратилась. Свет тут же гас, возвращая меня во тьму, а перед глазами ещё несколько секунд держалась увиденная картинка, прорисованная белыми светящимися контурами. Вертикальные и горизонтальные линии кафельной плитки, образующие прямоугольную сетку. Выпрыгивающие из воды дельфины, многократно клонированные по всей поверхности стены. Если не двигать глазами, то картинка могла продержаться несколько секунд. Вот и сейчас я стараюсь держать глаза прямо, пока мозг анализирует информацию. Контур. Был один лишь контур. Грязно-белый, с лёгким ореолом. Не симметричный. Макушка головы округлая, как у человека. Но от неё линии расходятся сразу к плечам. Причём, линии слегка "провисают", как провисала бы ткань. От плеч контур идёт вниз, силуэт расширяется в районе локтей (если это когда-то был человек и у него были локти). Правая сторона более выражена. Она ярче и сильнее выпирает. Далее линии постепенно сближаются, но в итоге рассеиваются в тридцати сантиметрах от пола. И всё. Никаких ног, никаких черт лица и гендерных признаков. Ничего, что даст мне хоть какую-то догадку. Но теперь мне ясно, почему издавна люди описывают привидений как человеческий силуэт, покрытый простынёй. Это самое подходящее описание.