Алуим

"Распяли. Почти распяли".

Нет времени пускать сопли. Поворачиваюсь на правый бок, поднимаюсь. Не оглядываясь в сторону калитки, бегу к кустам роз, которые выращивает мать Татьяны. Сворачиваю за угол дома, несусь мимо стены, снова сворачиваю. Чуть отдышавшись, стучу Татьяне в окно.

Секунды тянутся медленно, им некуда спешить, они ни от кого не бегут. Мнусь с ноги на ногу, жду. В комнате всё так же темно, не слышно ни каких звуков. Выглядываю из-за угла - никого. Стучу снова, дольше и громче. Не знаю зачем, я ведь не собираюсь проситься в дом. Наконец, в окне появляется Татьяна. Заспанная, с растрёпанными волосами, в синей майке. В глазах читается явный упрёк. Ещё бы. Мало того, что променял её на другую девку, которую носил на руках, в конкурсах участвовал, так ещё хватило наглости прийти сюда посреди ночи. Разводит руками, задавая немой вопрос. Но затем её взгляд падает на моё плечо. Свежая ссадина, грязный бинт вокруг бицепса, кровь, сочащаяся из-под мышки. Выражение лица Татьяны меняется, она кивает головой в сторону крыльца и исчезает. Всё понимая, я открываю калитку и спешно направляюсь к входной двери дома.

Замок два раза щёлкает, дверь с тихим скрипом открывается.

– Привет.
– произношу я, тяжело дыша.

Татьяна выходит на крыльцо, и так же аккуратно закрывает дверь за своей спиной.

– Что с тобой?
– спрашивает она.
– Не с той девчонкой роман закрутил?

Голос не совсем привычный. В интонации - смесь упрёка и переживания. Замечаю в её руке запечатанный стерильный бинт. Татьяна готова заботиться, даже когда хочет послать куда подальше.

– Да тут такое...

Оглядываюсь по сторонам, бегло ищу переливающиеся мелькания. За прошедшую минуту "гость" со своими приятелями уже успел бы добраться и сюда. Надеюсь лишь, что пугать Татьяну не входит в их планы. А может, она вообще бы их не увидела. Замолкаю, чувствуя внезапное головокружение. Чрезмерное волнение плюс два стакана самогона... Странно, что я ещё на ногах стою.

– Тебя те парни избили? Ну, говори уже.

Татьяна смотрит на тонкую струйку крови, бегущую по моим рёбрам, и начинает распаковывать бинт. А я смотрю на Татьяну. Вернее, на её большую грудь. Два соска, выпирающие сквозь тонкую синюю майку, сейчас как два центра гипнотических спиралей, приводящих меня в чувство. Короткие шортики открывают практически всю длину голых ног. Уверен, Татьяна схватила первое, что попалось ей под руку, лишь бы одеть что-то поверх трусиков. Она торопилась, иначе бы включила в комнате свет и нашла юбку или спортивки. Распущенные, спадающие на плечи волосы...

Делаю два шага вперёд и, резко обняв Татьяну правой рукой, начинаю целовать её губы. Жадно, страстно. В голове всё плывёт, я ничего уже не ощущаю, кроме наших тел. Такая не намеренная сексапильность Татьяны переключила моё возбуждение в другое русло, и я попросту потерял над собой контроль. От неожиданности Татьяна растерялась, позволив мне, стоящему полубоком (чтобы не испачкать Татьяну своей кровью), прижать её к себе. Через пару секунд губы начинают отвечать поцелуями. Но вскоре Татьяна двумя руками отстраняет меня назад.

– Ты что, самогон пил?
– удивлённо и с лёгким отвращением на лице спрашивает Татьяна. Видимо, она ощутила вкус, оставшийся у меня во рту.

Пауза, возникшая после вопроса, постепенно возвращает мне самообладание. Мы смотрим друг на друга, каждый со своими мыслями. Я летел к Татьяне и даже подумать не мог, что мне придётся силой выдавливать из себя слова. Но сейчас я молчу. У меня были наисерьезнейшие причины, чтобы выпить. Более того, я имею право гордиться тем фактом, что после четырёхсот грамм ядрёного самогона я ещё на что-то способен. Но в моей голове всплывает вечер недельной давности. Татьяна не поверила мне тогда, с чего бы ей верить мне сейчас, да ещё пьяному?

– Что с тобой творится, Влад?
– наконец, прервав обоюдное молчание, спрашивает Татьяна. Она обеспокоена моим состоянием, я слышу это в её голосе.
– Ты сам на себя не похож. Часто пьёшь, вляпываешься в какие-то неприятности. Приходишь ко мне среди ночи в одних трусах. А если тебя вот такого увидит моя мама?

Опуская голову, осматриваю себя. Действительно, на мне же сейчас, кроме бинтов, только трусы и шлёпанцы. До этого момента я не задумывался о своём внешнем виде. Окровавленный алкаш в оранжевых труселях ломится к тебе в окно, чтобы наброситься с поцелуями... Мда, глупая ситуация.

– Я расскажу всё как есть. Ты, главное, выслушай. А дальше сама решай, куда меня послать.

– Опять стук в стене?
– осторожно спрашивает Татьяна, не желая повторения того вечера.
– Если ты об этом, то лучше не надо.

– Всё намного хуже.
– отвечаю, смотря Татьяне в глаза.
– У меня больше нет человека, с кем я могу поделиться.

Молчит. Сжимает губы, в очередной раз сдерживая в себе эмоции.

И я начинаю...

"Бесхарактерная тряпка. То волочишься за каждой юбкой, то бежишь, будто к мамочке, чтобы приласкали и пожалели. Тебе самому не противно?"

– Заткнись! Ты сам мне твердил: "Беги! Беги!" Какого чёрта?!

"Ты глуп и ведом. Тобой крутят как хотят. Взгляни на себя: в тебе дырок больше, чем в бабе. И ради чего? Ради парочки вялых фрикций? Ты ничем не лучше Санька. Ты умрёшь от нехватки вагинального сока в височных долях. Смейся. Это же смешно. Ха-ха-ха".

– Это ведь ты толкал меня к Мальвине! Как ты узнал о ней раньше, чем я?! Кто ты? Отвечай!

"Сопливая идиллия под искусственными звёздами. Летать по небу, держась за ручки - тупые фантазии самых тупых баб. Ты же рад, что довёл её до могилы? Признай это. Рад? Мечтательница, желавшая свить с тобой тихое семейное гнёздышко. В кого бы ты превратился? В пузатого семьянина с парочкой спиногрызов? Ты бы пустил корни, навечно врос в одно место. Разве ты этого хочешь? Иркина смерть была лучшим способом расстаться. Мужику не пристало жить в бабских соплях. Хотя, какой ты, к чёрту, мужик?! Ты не в силах прекратить то, что самому уже давно надоело".

– Причём здесь я?! Прекрати меня обвинять?! Это были твои слова. Твои! Не мои! Кто ты?! Скажи уже, наконец!! Ты не можешь быть шизофреническим глюком.

Хватаю табуретку, с размаху швыряю её в чугунную ванну, стоящую под окном летней кухни. Табуретка разлетается в разные стороны, но мою злость не выплеснуть одним единственным импульсом. Это дикое сумасшествие продолжается уже несколько часов. С семи утра мозг взрывается от нескончаемого потока воспоминаний, упрёков и цинизма, и я не представляю, как это прекратить. Я терпел, упорно терпел, стараясь игнорировать. Переиграл во все игры на ожившем после купания телефоне, врубал музыку в наушниках так громко, что перепонки начинали болеть, приседал и качал пресс, хотя после ночного приёма "эликсира смелости" состояние очень поганое, подташнивает, постоянная сухость во рту. Даже пробовал кроссворды разгадывать, но эта попытка была самой жалкой.

Спать я так и не ложился. Татьяна попросила меня уйти, не дослушав рассказ до конца. Разгадать эмоции на её лице я не смог, но ясно стало одно - переваривать всю эту ситуацию предстоит мне одному. Пару часов я просидел на лавочке у гаража, то и дело, поглядывая из-за забора в сторону колодца, а когда начало светать, вернулся в свою комнату. Куда мне ещё деваться, тем более, что я был практически голый? Включил свет, телевизор, доел нарезанную кровянку. Оделся. Всё время косился в сторону двери, опасаясь увидеть мелькания. Прислушивался к стене за зеркалом. Но проблема пришла изнутри...

"Правильно. Сваливай вину на других, выдумывай себе оправдания. Лучшее, что ты умеешь делать - прятаться. Вот только за кого? За сиськастую? Эта живая скучнее мёртвой. Такая же бесхарактерная, как и ты. Сюсюскается с тобой, прощает предательства. Думаешь, любит? Да за что тебя любить-то?!"

– Иди к чёрту!

Здоровой рукой рву на себе футболку, комкаю её и бросаю на землю. Оглядываюсь по сторонам, ищу, что ещё можно сломать. Куры давно попрятались, коты тоже. Ещё бы они остались, когда рядом сходит с ума разъярённый "хомо сапиенс". Я уже готов биться головой о стену, если сотрясение мозга гарантирует хотя бы временное облегчение.