Американец

Да. В «специальном меню от шеф-повара» имелись не только щи и борщ, но расстегаи, окрошка, квас, медовуха, уха простая, уха охотничья и уха архиерейская. Впрочем, шеф-повар не ограничивался только русской кухней, в меню также значились «шашлык», «венгерский гуляш», молдавские «митетеи» и мамалыга, грузинские оджахури и аджапсандал, украинские драники и вареники с картошкой, творогом и вишнями… В общем, выбор мог потрясти любого гурмана, если бы не парочка «но».

Во-первых, в сноске значилось, что «блюда готовятся под заказ и на приготовление блюда уйдет от часа до полутора». А во-вторых, цены на эти блюда были раза в два выше, чем на аналогичные местной кухни. В общем, побаловать я себя смогу, но… не слишком часто. Не те еще мои доходы.

Тем не менее, сейчас я решил не мелочиться. И заказал щи, шашлык, гречку и вареники с картошкой. «Пусть проклятое пузо лопнет».

Пока ожидал, стал читать статьи о Хилкове. Оказалось, что впечатление, составленное по короткому рассказу «дяди Билла», не совсем верно. Михаил Хилков точно не был моим аналогом. Во-первых, он был князем. Что уже само по себе ставило его достаточно высоко. Во-вторых, он скрывал свое имя и «в низы» шел намеренно, чтобы набраться опыта, а не потому, что никуда больше не брали, а жить на что-то надо было. В-третьих, уровень зарплаты ему явно не был принципиален.

Тем не менее, ссылаться на него иногда может быть полезно.

Тут как раз принесли первое. И стало не до того. Я ел и наслаждался. Да, блюда были приготовлены шикарно. Несколько стилизованно «под Америку», но чувствовалась в основе русская школа. Рассчитавшись и оставив щедрые чаевые, я спросил: «Можно ли высказать комплименты повару?»

В моем времени это было общепринято, но тут, похоже, не совсем. Тем не менее, размер чаевых решил все. И меня пропустили (а не провели!) на кухню.

На кухне меня ждет тройной шок. Первое — повар, а он там был один, по внешности был типичным итальянцем. Который, и это было вторым шоком, говорил на чистейшем русском языке, безо всякого акцента. А третьим шоком было его имя. Оказалось, что зовут его… Виктор Суворов. Как знаменитого (хоть и недолюбливаемого мной) «правдоруба» конца второго тысячелетия.

Я высказал комплименты. Представился. Сказал, что родом из Карелии. Он спросил, где это. Я упомянул Петрозаводск. «А, так ты про Олонецкую губернию! — обрадовался он, — а чего так странно ее называешь?»

Оказалось, что сам Витек в России и не бывал никогда. Его восьмилетним, лет двадцать назад, подобрала воспитательница. Тогда его звали Витторио, и после смерти родителей он бродяжничал, время от времени забираясь «зайцем» на пароход.

Так его и занесло в порт Ханья, что на Крите, где он был пойман на попытке кражи. К его огромному счастью, из полиции его выкупила русская. Ее он называл «дама Анна Валерьевна». Была она по мужу дальней родней господ Беляевых, известных лесопромышленников и меценатов из Санкт-Петербурга. После гибели мужа доктора рекомендовали ей средиземноморский климат. По наследству ей досталось достаточно, так что купить неподалеку от Ханьи усадьбу, а потом и основать при усадьбе детский дом. Учителей подбирала в России из числа товарищей по несчастью. Больных и одиноких, которым тоже предписали переезд на юг. В результате она и на оплате сэкономила. И людям помогла. Подбирала детей разных наций и воспитывала их, давая какое-никакое образование. Но — основным языком был русский. Турецкий, греческий и еще какой-то европейский — «как дополнительные». Турецкие власти не возражали — и проблем меньше, и взятки она, традиционно, давала, да и вообще. Лучше пусть кто-то выучится, чем воровать станет, рассуждали они.

Объяснил Витек и свое странное имя.

— Понимаешь, у дамы Анны Валерьевны был пунктик. Славная русская история. Детей она брала без родни и маленькими, фамилии они не знали. Так что все ее воспитанники получали фамилии только в честь русских знаменитостей. Если были настолько малы, что не помнили и имени, — то получали и их имена. Если же имя помнили, то оно на русский манер переделывалось. Андреа становился Андреем, Алессандро — Сашей, ну а Витторио стал Виктором. Или Витьком, Витюшей…

В общем, поговорили мы хорошо, Витек сам соскучился и по русской речи, и по ценителям кухни, так что напоследок он мне предложил:

— А заходи-ка ты завтра, к вечеру, ко мне в гости. Нет, не посетителем, а именно — в гости. Вот сюда, в поварскую. И поговорим всласть, и угощу я тебя.

Я обещал.

Из мемуаров Воронцова-Американца

«Перемена статуса сказалась. На богослужении меня посадили не в дальний угол, а на более почетное место по центру, пусть и в третьем ряду. Всего в двух креслах от прохода. Но самое интересное началось потом. Приветствие к собравшимся вышел произносить Фредди.

А после собрания он подошел и с улыбкой предложил познакомить со своей кузиной. Да, именно он представил меня Мэри. Она была ему не двоюродной сестрой, а троюродной, но… Тут такими тонкостями иногда пренебрегали. Кроме того, Фред представил меня и хлопотливой даме, даме, приходившейся Мэри тетушкой. Мэри звала ее тетя Сара, и та, как выяснилось, была родной сестрой ее мамы. Мэри не только сказала, что ей „очень приятно“ видеть меня, но даже прощебетала пару предложений.

От этого моя благодарность к Фреду Моргану перехлестнула все пределы. И я охотно согласился „иногда, по субботам, помогать ему с физикой…“»

Неподалеку от Балтимора, 18 августа 1895 года, воскресенье

Сара Редсквиррел стояла за занавесом и наблюдала за течением воскресной службы. Никто не мог видеть ее сейчас, и, соответственно, никто не удивился этому. Хотя все вокруг привыкли, что «тетушка Сара» вечно бестолково, но шустро бегает и стрекочет, как животное, давшее ей фамилию. [68]

Да и сама Сара куда лучше чувствовала себя в движении. Но сейчас вопрос был слишком важен, чтобы не присмотреться.

68

Red squirrel — рыжая белка.

Дело в том, что внук Уильяма, этот Фред Морган, давно положил глаз на ее несравненную малышку Мэри. В этом не было ничего удивительного, Мэри нравилась доброй трети присутствующих мужчин, включая и давно и безнадежно женатых. Но это могло стать проблемой, так как «малыш» Фред обладал настойчивостью бульдога. И сумел своими ухаживаниями заинтересовать Мэри. Сара же полагала, что ее племянница достойна самого лучшего.

На этой неделе, как донесли ей знакомые, «малыша» Фреда «умыл» какой-то русский, любимчик и новый помощник Ганса Манхарта. И сейчас этот русский был здесь. Вот Саре и хотелось посмотреть, как он отреагирует на русского при встрече. Умеет ли он «держать удар».

Когда же она увидела, что Фред с улыбкой идет к русскому, крепко жмет ему руку и тащит знакомить с Мэри, она резко добавила ему положительных баллов в досье. Да, мужик растет!

И она тут же включила «режим белки» и побежала поближе, послушать разговор.

Надо сказать, что русский соответствовал ожиданиям. Явно умен, неплохо образован, но — не здесь. И, конечно же, втюрился в ее племяшку по самые брови. Сара про себя самодовольно улыбнулась. Знай наших!

Впрочем, когда они с Мэри уже шли со службы, она не удержалась и сказала: «Знаешь, милая, твоему папе явно повезло найти „жемчужину“. Этот русский мальчик очень умен и далеко пойдет, поверь моему слову. И к тому же он, как и многие тут, влюбился в тебя. Присмотрись, мало ли что…»

Неподалеку от Балтимора, 18 августа 1895 года, воскресенье, после обеда

Сегодня Витек явно превзошел вчерашний уровень, и без того неплохой. Венгерский гуляш, если кто не знает, — это суп, а не подливка. Но такой густой, что до подливки ему совсем чуть-чуть. И пряный. Не острый, жгущий язык, а согревающий изнутри. И очень сытный.

К этой жемчужине венгерской кухни он добавил драники с ветчиной, пирожки со щавелем и яйцом и — внимание — квас. Настоящий, настоянный на ржаном хлебе квас. Предполагать, сколько с меня содрали бы за это в зале, я просто побоялся. Но Витек сказал просто: