Американский доктор из России, или история успеха
Шрифт:
— Справку получите у моей секретарши, — процедил большой босс.
Секретарша долго не печатала справку, потом босс ушел на важное совещание. Мы с докторами были голодные, я повел их в соседний узбекский ресторан. Ребята ели жирный плов с наслаждением — молодые всегда голодные. Когда подошло время расплачиваться, они слегка загрустили: ресторан им был не по карману. Конечно, я заплатил.
— Владимир Юльевич, мы вам отдадим, ей-богу отдадим!
— Да что вы, ребята, для меня удовольствие накормить вас! Я когда-то сам был молодым и еще помню сумму своей первой зарплаты.
В их глазах мой авторитет поднялся еще выше.
Разомлев от еды и пива, они признались, что
— Как у вас с английским?
— Читаем и пишем, но разговорный пока слабый.
— Ладно, принесите мне ваши резюме, я постараюсь узнать, когда вернусь.
Восторгу не было предела.
С третьего захода в приемную замминистра я преподнес его секретарше косметический набор в коробке. И сразу возникла справка. Надо было мне догадаться дать взятку сразу.
В пять утра мне позвонил Кахановиц (он привык вставать рано):
— Владимир, наконец-то я нашел тебя! Понимаешь, нас из аэропорта привезли прямо в отель «Националы», а я думал, что это «Белград». Зарезервировал тебе номер и жду. Тебя все нет и нет, и только вчера я выяснил, что мы не в «Белграде»… Ну как, получил груз? Когда будем распределять? Послезавтра нам лететь в Армению, у меня уже есть билеты.
— В том-то и дело, что не получил, — и я рассказал ему историю со справкой.
Ну и бюрократия здесь! — удивлялся Нил. Договорились встретиться в ЦИТО, куда уже привезли из Армении пострадавших с переломами позвоночника, которых нужно было срочно оперировать.
Утром опять поехали за грузом. Ребята принесли мне свои резюме, но составленные так, что в Америке их и читать не станут. Я подсказал, как переписать. В пакгаузе кладовщик бегло посмотрел на важную справку:
— А где печать?
— Какая печать? Это ведь бланк министерства и подпись замминистра. Вот, читайте.
Чего мне читать? Без печати справка недействительна. Привозите завтра, с печатью…
Так двадцать лет спустя после того стихотворения я и ездил по Москве туда-сюда.
Хорошо еще, что движение по городу было не очень интенсивное (по сравнению с Нью-Йорком). Только на пятый день я получил груз и привез его в ЦИТО, на улицу Приорова.
Я проработал там девять лет, вырос до профессора и члена ученого совета, все меня знали, хотя завистников хватало, но когда я уезжал, ни одна голова не повернулась в мою сторону. После отъезда было устроено заседание ученого совета для моего заочного исключения, нечто вроде гражданской казни. Я не был членом КПСС, но такие распоряжения обычно приходили
из райкома партии. А исполнялось все послушным директором и партийным комитетом института.И вот я опять в тех же стенах и иду по знакомому коридору в кабинет директора. Там теперь сидит новый человек, старого за что-то уволили с позором. Новый директор — профессор и генерал Юлий Шапошников, тоже мой знакомый. В ЦИТО он сидел явно не на своем месте: он был общий хирург, а не ортопед. Но важнее оказалось то, что он женился на Валентине Терешковой, которая была членом ЦК партии и выхлопотала ему это место. Юлий тепло со мной здоровается, улыбается:
— Спасибо за то, что приехал помогать, а особенно за инструменты и антибиотики. У нас, знаешь, с этим не так хорошо, во всем недостаток.
— Ты отбери, что вам надо для лечения жертв, остальное повезем в Армению.
— Конечно, конечно, пригласим постпреда Армении и все с ним разделим…
Постпред потом жаловался, что ЦИТО забрал себе львиную долю.
Когда я вышел в коридор, весь институт уже знал: Голяховский разговаривает с директором. Навстречу мне, раскрыв для объятия руки, картинно бежала Вера Мельникова, бывший секретарь парткома:
— Володя, дорогой, как я рада вас видеть! — И она заключила меня в свои коммунистические пламенные объятия.
Вера была неплохая женщина, только занимала плохое место. За ней спешили ко мне другие сотрудники, улыбались, пожимали руки. Что это — игра или они вправду больше не боятся показывать свои чувства? Заведующий научным отделом потащил меня показывать стенд истории института, где красовалась и моя фотография. И я опять спрашивал себя: что это — показуха или в людях происходит перестройка, перемена к лучшему?..
На следующий день с утра были две операции. Оперировал Кахановиц, я и заведующий отделением хирургии позвоночника ему ассистировали. Тринадцать лет назад я работал в этой самой операционной, и тогда все здесь казалось мне вполне приличным, особенно по сравнению с обычными больницами, а тем более в провинциальных городах и поселках.
Теперь все в этой операционной казалось мне бедным и ветхим. А Нил буквально остолбенел, когда санитарка поставила перед нами облупленные эмалированные тазики с раствором нашатыря и подала старые деревянные щетки с редкой щетиной.
— Владимир, — спросил Нил, — это что, так в России хирурги обрабатывают руки перед операцией?
— С тех пор как я себя помню еще студентом, было так. Это называлось «мытье рук по способу доктора Спасокукоцкого», который он предложил в начале века.
— В начале века?! — воскликнул Нил.
Напомню: когда мы разговаривали, шел 1989 год…
Еще большее потрясение ждало Нила, когда операционная сестра протянула нам стерильные, но старые резиновые перчатки. Нил тихо спросил меня:
— Что, у них нет одноразовых перчаток?
Я не удержался и перевел его вопрос сестре. Она даже с каким-то испугом посмотрела на Нила:
— Одноразовых — нет. После операции мы все перчатки проверяем на дырки, если находим дырку — заклеиваем, а потом сушим и стерилизуем для следующей операции.
— Но это же Средневековье! Как они вообще здесь оперируют?!
Когда сестра пододвинула к нам столик с инструментами, мы с Нилом переглянулись: на нем не было и половины того набора, который мы привыкли иметь под рукой в Америке. Там сестра стоит в окружении трех столов с инструментами, а иногда на операции необходима работа двух сестер. Я подумал: «Как мы справимся?..»
Все это было похоже на специально инсценированную фразу академика Сахарова о нищенском уровне советской медицины. На самом деле так и выглядело ее повседневное состояние.