Американский доктор из России, или история успеха

Так неожиданно и просто оборвалась одна из самых замечательных жизней, которые мне довелось знать, — жизнь кудесника из города Кургана. История зарождения и развития метода Илизарова в том провинциальном городе, и история жизни его автора — все это было удивительное и необычное. В них, как в капле воды, отразились все противоречия и сложности советской эпохи. Особенно — в русской глуши, где жизнь была намного бедней и страшней, чем в столицах — Москве, Ленинграде, Киеве и других центрах. Казалось бы, ничто там не способствовало возникновению новых прогрессивных идей в науке. Ничто — кроме изолированного формирования необыкновенной личности, способной превозмочь препоны тех условий и обойти рогатки времени. Даже по советским стандартам жизнь Илизарова была необычайно тяжелой в детстве, непереносимо трудной в юности и отчаянно сложной во все другие времена. Только качества настоящего ученого — настойчивость, целеустремленность и несгибаемое упорство — помогли ему достичь того, что хоть и с запозданием, но было признано всем миром.

Возможно, если бы он лежал в больнице или даже еще оставался в своем кабинете в Институте, его могли бы спасти. Но хирурги умирают так же просто, как и все другие. Сколько бы жизней они ни спасли, скольким бы людям ни вернули здоровье — сами они в какой-то момент тоже падают — как подкошенные. Ни общество, ни Природа не придумали никакого особого финала их полезной жизни. И ничего тут не поделаешь — это смерть. Лучше всего о людском конце написал поэт Сергей Есенин:

Все мы, все мы в этой жизни тленны, Тихо льется с желтых кленов медь. Будь же ты вовек благословенно, Что пришло процвесть и умереть.

Светлана в тот же день вылетела в Курган.

Я на похороны Илизарова не полетел: понимал, что буду там незваным, лишним гостем, стоящим где-то в задних рядах. Дал Светлане денег, чтобы положили на могилу Гавриила венок от нас с Виктором.

Как еще мог я почтить его память?

Вскоре должен был выйти из печати мой учебник. Я попросил издательство, чтобы на титульном листе поместили надпись «Памяти профессора Гавриила Абрамовича Илизарова» и фотографию, где мы втроем: Гавриил, Виктор и я.

Книга вышла с посвящением и фотографией. Под моей фамилией значилось: «Профессор ортопедической хирургии Нью-Йоркского университета и бывший профессор и заведующий кафедрой ортопедии и травматологии Московского медицинского стоматологического института». Книгу издали одновременно в Америке, Англии и Австралии. Я любовался ею, как новорожденным ребенком. В этой книге все было сделано моими руками: текст, рисунки, фотографии.

Вторым после моего стояло имя Виктора, что он считал излишним и добавлял:

— Жалко, старик не дожил. Ему бы понравилось…

Продавалась книга хорошо, хотя стоила 135 долларов. Но это было немного по сравнению с другими учебниками (доктора имеют право списывать с налогов покупку книг по профессии, как business expenses — деловые затраты). Потом ее перевели в Бразилии на португальский язык, а в Индии сделали перепечатку без моего разрешения.

Несколько экземпляров я отправил своим друзьям в Москву и в Курганский институт. Я надеялся, что ее возьмутся перевести и издать. Мой друг Вениамин Лирцман показал ее в единственном медицинском издательстве страны. Ответ был отрицательный: в стране дефицит бумаги…

Сказка про перевернутые мозги

В далекие-предалекие времена В океане людской истории, Где бушуют волны человеческих судеб, Стояли два острова. Один остров был Широкая Равнина, Другой остров был Высокая Скала.

Жители равнинного Острова назывались островитяне. Они свободно и твердо ходили по земле и, поскольку жили на Равнине, то у них у всех были равные возможности. Жители скалистого Острова назывались скалитяне. Они вынуждены были цепляться за каменные уступы в темных сырых ущельях, и лучше жилось тем, кто был повыше.

На вершине Скалы сидели правители. Там было достаточно простора, тепла и света только для них. Другие скалитяне пытались поднимать головы и вытягивать шеи, они тоже хотели погреться. Они даже смогли разглядеть в океане соседний остров Равнины, и им показалось, что островитяне свободно и твердо ходили по земле.

Но правители спихивали их ногами. Чтобы не оказаться сброшенными с Вершины, они единогласно приняли постановление: перевернуть всех скалитян вверх ногами — тогда они вообще не смогут смотреть вверх, а только вниз. Перевернув своих подданных, правители уверили их, что это не они, скалитяне, висят вверх ногами, а островитяне ходят по Равнине вниз головами и поэтому ужасно завидуют им. Они развесили по всей Скале плакаты: «Ваша правильная перевернутость — светлое будущее всего человечества!» (плакаты, конечно, были написаны вверх ногами). Скалитяне со страху завопили «Ура-а-а!» и стали считать тот день Днем Великого Переворота, величайшим событием истории. Все их силы и мысли были заняты тем, как бы им подольше удержаться и просуществовать в перевернутом состоянии. И они постепенно привыкли воспринимать все в перевернутом виде.

Но даже из самого глубокого ущелья все-таки можно иногда увидеть клочок голубого неба. И так уж случилось, что однажды кто-то из скалитян смотрел на далекое небо в вышине, а там

На прекрасном лазурном фоне, Отражая лучи золотого солнца, Тонкой нитью сверкала едва заметная паутинка; Она висела над Океаном людской истории, Где бушуют волны человеческих судеб, И вела она с Острова Скалы на Остров Равнины.

И вот некоторые из скалитян, изловчившись, уцепились за ту спасительную паутинку и добрались по ней до острова Равнины. Впервые в жизни свободно став обеими ногами на землю, скалитяне испытывали легкое головокружение. Островитяне улыбались вновь прибывшим: «Хэлло!» — и куда-то бежали по своим многочисленным делам. Некоторые из них останавливались возле новичков, подпирали их сбоку и весело спрашивали:

— Почему вы сбежали с вашего острова?

Скалитяне обожали жаловаться и вспоминать, вспоминать и жаловаться:

— Плохо нам там было, ой как плохо! Правители заставляли нас висеть вверх ногами. Вы даже не представляете, как это ужасно!..

— Действительно? — удивлялись островитяне. — Почему же вы не столкнули правителей с Вершины?

— Мы их очень боялись. Они такие сердитые — не дай бог даже глянуть снизу на их Вершину, сразу сошлют в такое глубокое ущелье, что оттуда никто не возвращался.

— Зачем же вы себе выбирали таких правителей?

— Мы их не выбирали, они сами себя назначали.

— Но ведь вы же кричали им: «Ура-а-а!» Мы сами слышали.

— Да, кричали. Но мы кричали «Ура-а-а!» со страху.

— Действительно? Разве можно кричать «Ура-а-а!» со страху?

— Э, да вы совсем жизни не знаете, — объясняли скалитяне. — Если всю жизнь висишь вверх ногами, то вообще все делаешь со страху.

Островитяне и вправду не знали этого. Поэтому они только вежливо улыбались, еще раз говорили свое: «Действительно?» — и убегали по многочисленным делам. Те из них, кто был полюбопытнее, расспрашивали:

— Ну, а было в вашей перевернутой жизни что-нибудь хорошее?

Скалитяне не задумываясь отвечали:

— Наши задушевные беседы! — И они закатывали в восторге глаза. — Бывало, мы собирались у кого-нибудь на кухоньке, таком крохотном уступе, где повернуться нельзя, так что висели, крепко вцепившись друг в друга. И пили водку, пили и все говорили, говорили, до самого утра.

— О чем же вы так много говорили?

— Главным образом ругали правителей на Вершине. Только шопотом, чтобы они не могли услышать.