Американский ниндзя 3-4-5

В этот день произошло одно очень неприятное для Шона событие. Он тренировался, осваивая различные упражнения на бревне, закрепленном метрах в трех над землей между двумя толстыми деревьями, как вдруг что-то случилось и мальчик, сорвавшись, полетел вниз.

Больше он не захотел лезть наверх и продолжать тренировку. Впрочем, Изумо и не настаивал. Только вечером он рассказал сказку, которую Шон запомнил на долгие годы.

«Ле, Защита Разбойников, стрелял на глазах у Темнеющего Ока: натянул тетиву, поставил на предплечье кубок с водой и принялся целиться. Пустил одну стрелу, за ней другую и третью, пока первая была еще в полете. И все время оставался недвижимым подобно статуе.

— Это мастерство при стрельбе, но не мастерство без стрельбы, — сказал Темнеющее Око. — А смог бы ты стрелять, если бы взошел со мной на высокую гору и встал на камень, висящий над пропастью глубиной в сотню саженей?

И тут Темнеющее Око взошел на высокую гору, встал на камень, висящий над пропастью глубиной сотню женей, отступил назад — до тех пор, пока его ступни до половины не оказались в воздухе, — и знаком подозвал к себе Защиту Разбойников. Но тот лег лицом на землю, обливаясь потом с головы до пят.

— У настоящего человека, — сказал Темнеющее Око, — душевное состояние не меняется, глядит ли он вверх, в синее небо, проникает ли вниз, к Желтым источникам, странствует ли ко всем восьми полюсам. Тебе же ныне хочется зажмуриться от страха. Опасность в тебе самом».

После этого рассказа Шон вспомнил, что еще недавно бревно, по которому он ходил, на котором выполнял различные гимнастические упражнения и с которого упал, висело значительно ниже и не вызывало у него страха. Но почему-то теперь он боится, несмотря на то, что после падения не осталось даже синяка.

Удивительно оказалось еще и то, что до сих пор Шон тоже падал, но как-то не придавал этому никакого значения. Так что сегодняшний инцидент на поверку оказался совершенно дурацким и неуместным.

Поразмышляв таким образом, Шон заснул, а потом никогда больше не вспоминал об этом. Вот только через много лет, когда, оказавшись на странном острове, он вдруг увидел Учителя…

* * *

— Ну как? — спросил Кертис Шона, который только что положил на рычаг телефонную трубку.

— Никак, — Шон пожал плечами.

— Никак — это тоже результат, — философски заметил чернокожий и присел рядом в большое кресло. — А куда ты, собственно, звонил?

— В секретариат министерства внешних и внутренних сношений, — бесцветным голосом пояснил Дэвидсон.

С тех пор как Шон увидел Изумо в руках каких-то бандитов, он не находил себе места и почти не бывал у себя в номере. Поэтому ему пришлось повозиться, прежде чем он нашел свой баул, из которого вынул свежую одежду, намереваясь принять душ. Когда, вымывшись, Шон вернулся, Кертис все еще сидел в кресле и задумчиво потирал скулу.

— Послушай, Шон, — спросил он, — я никак не могу взять в толк. Разве министерство может быть и внешних, и внутренних сношений? Галиматья какая-то!

— Все очень просто, — ответил Дэвидсон. — У них вообще всего одно министерство. Других никаких нет. А это достаточно емкое и удобное название. Министр — это заместитель генерала Андреаса. Вернее, его голова. Что-то вроде наместника. Генерал же — это просто шишка на ровном месте, вывеска, знамя…

— Черт знает, что тут у них происходит! — возмутился Керт и спросил — А куда это ты собираешься?

— Туда и собираюсь. Просили прийти к одиннадцати часам.

— Зачем? Если я правильно понял, то здесь не все чисто. Дадут они тебе от ворот поворот… — и, помолчав, Кертис добавил: — Если повезет, конечно.

— Я все равно пойду туда, Кертис! А в случае чего — я смогу постоять за себя и за Учителя, — Шон сжал кулаки

* * *

Министерство располагалось в белом каменном здании, выполненном в стиле испанского барокко. По-видимому, оно было одним из немногих, сохранившихся на острове еще со времен колониального прошлого.

Широкие мраморные ступени крыльца вели в обширный холл, изысканно украшенный статуэтками. Возле пологой мраморной лестницы стоял небольшой стол, на котором лежал толстый журнал и стояла небольшая подставочка с флажком Трианы. За столом сидел дежурный офицер, который моментально вскочил с места, как только Шон показался в дверях:

— Здравствуйте.

— Здравствуйте, — вежливо ответил Шон. — Я здесь, чтобы поговорить с секретарем министра.

— По какому вопросу? — поинтересовался офицер.

— Я хотел бы поговорить о похищении человека. Я американский подданный.

— Ах да, — офицер искоса посмотрел на большие настенные часы, висевшие на стене: они показывали без двух минут одиннадцать, — пройдите, пожалуйста, туда.

Он указал на резную дверь с большой круглой позолоченной ручкой.

— Туда? — уточнил Шон.

— Да, пожалуйста, — кивнул дежурный, усаживаясь обратно на стул, — подождите там, в комнате. К вам выйдут.

Комната, в которую попал Шон, оказалась совсем небольшой и достаточно светлой. На высоких окнах трепетали ажурные гардины, а золотистые плюшевые шторы, перепоясанные широкими шелковыми лентами, прекрасно сочетались с толстым бурым ковром на полу.

Стены и потолок, совершенно белые, как после снегопада, отражались в большом зеркале, создавая иллюзию большого помещения. Тем более, что из мебели в комнате были только небольшой журнальный столик, диван и пара стульев. Белые с бордовой обивкой, они образовывали уютный островок посредине комнаты, так и располагающий к беседе.

Шон присел на один из стульев, и тут же в дверях появилась женщина. Невысокого роста, но хорошенькая, одетая в белую свободную блузу с широкими рукавами, перехваченными у тонких запястий манжетами, и узкую серую юбку. Она посмотрела на Шона сквозь большие, во все лицо, очки, улыбнулась и сказала четким, хорошо поставленным голосом:

— Здравствуйте. Я Элен Хьюик, секретарь министра по внешним и внутренним сношениям. Чем я могу вам помочь?

— Здравствуйте. Я Шон Дэвидсон, американский подданный. Я звонил вчера по поводу пропавшего мистера Изумо.

Секретарь на несколько секунд задумалась, вспоминая, о чем идет речь, а потом села на стул напротив Шона и сказала:

— Ах, да-да. Мне докладывали. Но боюсь вас огорчить, мистер Дэвидсон. Об этом человеке ничего неизвестно. Кроме того, я могу вас официально заверить, что никакой японец не мог без нашего ведома ни въехать в нашу страну, ни покинуть ее