Амнезия "Спес"

От нас в этот раунд выходило восемь человек. От первошников всего трое.

Из противоположных дверей, навстречу нам, наставники вывели пятерых от двушников и шестерых от четверочников.

Итого — двадцать два пацана в финале экзаменационного боя. Что просто отлично! И никому не прилетит по жребию биться с двумя противниками сразу.

И опять устроитель идет вдоль рядов и тычет пальцем в нас, назначая в пары по своему усмотрению.

Мне достается Гвоздь.

«Вот и да! Хотел по легкому проскочить? А не получится…»

Взгляд Бата наливается тяжестью, мой — ответный, наверное не лучше. Понятно, что такой поворот не по душе ни одному из нас. Но кто б нас спрашивал?

Я развернулся и пошел к месту, указанному распорядителем. Почти сразу услышал пыхтение Гвоздя, нагнавшего меня:

— Я тебя заломаю, Хвост! Забью так, чтоб не то, что в храны, в уборщики был негоден! Отправишься стариков в Приюте пусканием слюней развлекать!

— Чего так? — спросил недоуменно, потому как мы, конечно, приятелями не были, но и врагами такими, чтоб сейчас угрожать вот так зло, тоже.

Да, недолюбливали друг друга, да и дрались не раз, но сходились-то — в толпе, а это дело обычное. А так-то мы вообще не общались, сторонились даже, как и все в наших компаниях между собой. И бой на экзамене — есть бой конечно, и все мы вкладывались в него по полной, особенно на первых двух раундах, когда было к чему стремиться. А теперь, на третьем, я как-то считал, что делить нам особо уже нечего.

— Ты зачем Крысу по писюну врезал?! Это ж самый запрещенный прием! Он теперь кровью ссыт!

— Так получилось, — пожал я плечами, не особо переживая за Зара.

Мне вон, в драке с ними же, тоже как-то прилетело. И че? Поссал кровью, полечился, перестал — и всех делов:

— Будто если б у Крыса так вышло, то он бы прощения прибежал просить? — насмешливо спросил я.

Гвоздь только запыхтел сильней, но отвечать не стал. То-то же, правда, она такая…

«Неприятный конечно пацан, и теперь понятно, что бой с ним предстоит совсем не формальный, как получился с Гагатом. Ну, значит, будем бить покрепче, раз противник повод к настоящей драке нашел», — тяжело вздохнул я, настраиваясь на более жесткие условия, чем планировал.

Мы встали на позицию и принялись ждать отмашки, больше не разговаривая, и даже стараясь не смотреть друг на друга.

Наконец-то трубит горн, Бат срывается с места и сразу прет тараном. Он выше меня и в плечах шире, а главное привык давить противника массой, его нельзя близко подпускать — борцовские приемы не для нашей пары.

Я тоже пользуюсь своим преимуществом — большей гибкостью и подвижностью. Ухожу в сторону, благо начинаем с позиции в три метра — время ускользнуть имеется.

Крыс не дурак, он знает, что я еще тот попрыгунчик, и пытается подловить меня. Но, то ли думал, что метнусь в другую сторону и скомкал движение, то ли просто не успел, и мне удается не просто убраться с его пути, но и вдарить. Он злится и обзывается.

Я пропускаю мимо ушей всех «драных щеров» и «вонючих мокриц», стараясь предугадать его следующий ход.

Бат наскакивает с кулаками, заставляя меня закрываться, тут же отступает и замахивается ногой, метя в голову. Я ныряю вниз, головой бью в живот и одновременно дергаю Гвоздя за опорную ногу. Тот заваливается, но увлекает меня за собой и подминает почти плашмя.

Он тяже-о-олый! Я как дурак сучу ножками и бесполезно дрыгаюсь под ним.

Бат, видно понимая, что мне стряхнуть его слабо, гыгыкает радостно и, чуть приподнявшись, бьет в ухо.

Моя и так больная голова гудит, как колокол на камбузе, созывающий интернатских на обед. Но это мне так кажется, а Гвоздь считает, что удар был слабоват и встает уже на четвереньки.

Я тут же пользуюсь его ошибкой. Да, у его руки размах теперь больше, но и моему колену есть, где разгуляться — я подпихиваю противника ногой и напрягаю руки: раз, и Бат кувыркается через мою голову.

Мы оба вскакиваем, но он оказывается у меня за спиной и успевает обхватить. Сжимает так, что дух перехватывает!

Я не сдаюсь, да и тело работает само, опережая действием немного напуганные мысли. Как-то машинально расслабляюсь и проседаю. Захват на моем подвздохе чуть слабеет, а я дополнительно бью костяшками кулака по верхней ладони в замке.

Хват на долю секунды разжимается вовсе. Мне хватает — хапаю руку противника и, вывертываясь через низ, кручу и ее, заводя за спину.

Рывок вверх, Бат автоматически нагибается, и я, как по писаному, мочу ребром ладони по его шее.

Крепкий гад! Только падает на одно колено и тут же уже пытается подняться! Рычит от боли в вывернутом локте, но пытается же!

Мне приходится его порыв остановить — тресь по голове! Хоть и метил в лобешник, но и переносицу задел, Гвоздь шмурыгает и выпускает кровавые сопли, а сам валится на пол.

Я в растерянности — бить лежачего нельзя, но и время еще не вышло, а Бад руку не поднял и вроде возится еще.

И даже поднимается! Я бью в ухо — не сильно, так, чисто чтоб не забывал, как оно бывает. А то вон у меня до сих пор в голове звенит!

Тут и барабаны подоспели.

Дробь забилась быстрей, а Гвоздь все ловит равновесие на корячках. И я протягиваю ему руку.

Тот зыркает на меня из-под разбитой брови, но ладонь ухватывает:

— Я б не подал, — кряхтит он.

— Да понятно, — соглашаюсь, и дергаю руку вверх.

Под первый звук горна Бат утверждается на ногах. Я чуть отступаю в сторону, чтоб в последний момент не спровоцировать его на какую ни то подлянку, и вздыхаю довольно — все, экзамен сдан и все теперь будет отлично!

Мысли «все отлично» противоречит моя голова, боль долбится в ней и без помощи извне, а от резкого звука трубы к горлу подкатывается тошнота. Понимаю, что по башке я все-таки выхватил лишнего.

Как под вопли толпы доплелся до холла, помню еще хорошо. Как садился у стеночки, а вернее, сползал по ней, уже хуже. Санитаров, что ворочали меня, укладывая на носилки, припоминаю совсем смутно. А вот дорога и прибытие в госпиталь уже и вовсе никак не запечатлелись в моей памяти.

Но все же я вспомнил все и сразу, как только пришел в себя. А это, говорят, важно, когда очухиваешься вот так — в госпитале с побитой головой.