Аморальное

Она уже прожила целую эру вместе с ним. Теперь наступила новая эра, ещё более долгая и пустая, хоть и длилась всего несколько секунд. Ими застыла, не в силах отвести всё больше и больше сходящих с ума глаз; теперь он видел её, видел, он смотрел прямо на неё. Сколько прошло секунд? 3? 9? 15? Когда Ими, внезапно придя в себя и осознав весь ужас произошедшего, в панике отвернулась, отчаянно и тупо смотря в стол прямо перед собой. Она даже не знала, сколько прошло времени.

Он её понял, иначе она ничего не могла объяснить. Вся её семимесячная конспирация должна была разрушиться из-за одной встречи, на которой тоже всё должно было бы пройти гладко, и всё прошло бы гладко, если бы ей хватило реакции, сосредоточенности и сообразительности отвести взгляд вовремя, как она отводила вовремя всю свою жизнь. Эти мысли раздували в ней треск и пламя ужаса, как мехи раздувают кузничный огонь, она и чувствовала себя, как в кузнице, как будто её очень долго раскаляли и пытали в огне, а теперь забивают, лишают формы, лишают тела, лишают воли и себя. Она видела только одно решение: бежать, бежать и как можно скорее. Настал переломный момент, и ещё можно было всё исправить: семь месяцев – не самый лучший срок, но вполне допустимый для того, чтобы ставить точку в этой истории. Теперь ей оставалось только убить его. Так она утешала себя, и так ей удалось вернуть контроль над своими мыслями.

Имтизаль сжала в кулаке складки платья, прежде чем встать, и одновременно отчаянно мельком посмотрела туда, где две секунды назад стоял Рэйнольд. Он уже отрывал от губ бокал и, снова впившись жестокими глазами в одинокую безумную женщину, сделал худшее, что мог: направился к ней.

Внутри неё всё погибло. Сердце, разгоняя кровь всё яростнее и яростнее, становилось всё плотнее от скорого и безнадёжного сужения. И все органы стали сужаться, уменьшаться, всё внутри съеживалось, сливалось воедино, и било и стучало уже не сердце, не грудь, стучала вся Имтизаль, истерично, одержимо и безумно, продолжая уменьшаться, съёживаться и сужаться. Потолок стал падать, стены сдвигаться. Ей казалось, что все вокруг замолчали и упорно смотрят на неё одну, как на испанских картинах люди с чёрными пятнами вместо глаз. Все смотрят на неё, а Рэй всё ближе, он невозмутим и спокоен, как и всегда, и яркость, красота помещения начали слепить её, и уже не было в воздухе уюта, дружелюбности и тепла.

Теперь она была готова сдаться.

И вот он стоит перед ней, холодно произнося равнодушную фразу:

– Тоже скучаете?

– Нет.

Она посмотрела на него, снизу-вверх, не вставая, с вызовом и отчаянием, которые рвались, вылетали из её души и гасли, тонули в холодности глаз, таких же мёртвых и пустых, как и всегда. В ней начинала оживать надежда, что Рэй ничего не понял и подошёл к ней, потому что она на него смотрела. Тогда её холодность должна была бы погасить его желание завести с ней знакомство, но нет: он слабо улыбнулся её краткости и невозмутимо сел за столик, подвинув свой стул ближе к Имтизаль и расслабленно облокотившись на стол. Он молчал и смотрел на неё, будто испытывая, и заговорил так же неожиданно, как и всё, что делал до этого.

– А я уже устал. Странно, не так ли? Ведь вы одна весь вечер, я же ни секунды не оставался один.

– Вы за мной следили?

Он снисходительно улыбнулся.

– Мне казалось, это вы следили за мной.

Она промолчала.

– Да ладно, не берите в голову, – он улыбнулся, – ничего не могу поделать со своей привычкой обвинять людей в подозрительном внимании ко мне.

Она слабо пожала плечами.

– Понимаю.

– Неужели?

Она снова пожала плечами, ещё слабее, чем в предыдущий раз, и как-то сломанно. Она всё никак не могла свыкнуться с тем, что говорит с ним, и теперь с удивлением отмечала, что её голос звучит мелодичнее, мягче, чем всегда, поддаваясь влиянию голоса Рэя. Даже у Омара не было настолько красивого голоса, как у Рэйнольда, и ей хотелось бы сидеть и слушать его, слушать вечно, как он негромко и красноречиво одурманивал бы её великолепием своего мужественного тембра.

– Иногда, оставаясь одна, я говорю: «я знаю, что вы за мной следите».

Он засмеялся.

– Не подумайте, что я вас соблазняю, но я тоже так делаю.

– Неужели?

– Честное слово.

– Кого-то напугали?

– Надеюсь, да, – он улыбнулся чуть теплее. – Рад встретить единомышленника.

– Взаимно.

– Рэйнольд Эддингтон, – он чуть передвинулся и протянул ей руку, – чувствовал же, что что-то забыл сказать.

– Амелия, – после недолгой паузы, Имтизаль выдавила из себя имя и протянула Рэю руку. Он очень нежно взял её пальцы, и, смотря ей в глаза исподлобья, коснулся губами кожи её руки. – Джексон.

– Приятно познакомиться, Амелия, – он мягко опустил её руку от своих губ и также мягко позволил её ладошке выскользнуть из его пальцев. Имтизаль начинала сходить с ума. – Кто дал вам это имя, мать или отец?

– Мать.

– Оно вам не подходит. Я бы назвал вас Хэзэр.

– Зато вам подходит имя Рэйнольд.

Он улыбнулся.

– Конечно, подходит. Уже хотя бы потому, что по-испански рэй – король.

– Говорите по-испански?

– По-английски лучше, – он улыбнулся. Она подумала, что ей тоже было бы уместно улыбнуться, и постаралась сделать это искренне. Она никак не могла найти в себе силы вести себя так агрессивно, как обычно вела себя в подобных ситуациях, не могла найти в себе силы отвергнуть его или обидеть. – Вы похожи на итальянку. Не говорите по-итальянски?

– Нет, а вы?

– Нет, но заговорю, если работа сведёт с Италией.

– Работаете с Латинской Америкой?

– Не только, ещё с Китаем и Германией.

– На китайском и немецком?

– Не люблю хвастаться, но да, – он улыбнулся. – Никогда не доверял переводчикам. Вы ведь не переводчик, я надеюсь? Хотя вам я бы доверял, ведь вы тоже параноик.

– Не переводчик, – она смутилась, – но немного знаю немецкий.

– Со школы?

– Да.

– Вы, наверное, были лучшей ученицей.

– Не в немецком.

– Технический склад ума?

Она пожала плечами.

Он улыбнулся и взял бокал с шампанским у проходящего мимо официанта.

– Могу предположить, что своё состояние вы заработали в NASA.

Она хотела промолчать, но он смотрел на неё так, что её молчание постепенно окрашивалось неуважением, и она мотнула головой.

– Значит, вы спортсменка.

– Была когда-то.

– Гимнастика?

– Тхэквондо.

– Очень женственно.

– Очень параноидно.

Он улыбнулся и откинулся назад, медленно отпивая из своего бокала и пристально рассматривая её глаза.

– Смотря на вас, я задаюсь только одним вопросом.

– Что я здесь делаю?

– Именно.

Она потускнела.

– Настолько… – она запнулась, подбирая слова, – не соответствую… обстановке?

– Настолько.

Она очень хотела посмотреть куда-нибудь в сторону, чтобы собраться с мыслями, но ей не удавалось отводить взгляд от его глаз.

– Обстоятельства.

– Вы здесь не одна?

– Уже одна.

– Уже нет.

Она попробовала улыбнуться.

– Вы странный человек.

Его брови слабо вздрогнули и поднялись.

– Чем же?

– Тем, что подошли ко мне, при всём моём… несоответствии.

– Может быть, я извращенец, – он улыбнулся. Она улыбнулась.

– Может.

Он улыбнулся шире, и на этот раз его губы чуть оторвались друг от друга.

– Я думал, вы скажете что-нибудь вроде «вы не похожи на извращенца, мистер Эддингтон, и внушаете доверие, несмотря на вашу таинственность, которую я не в силах разгадать».

– Не сказала бы.

– Не сказали бы?

– Если честно, вы похожи.

– Я похож на извращенца?

– Да.

Он рассмеялся.

– И я не так красноречива.

– Вы меня покоряете. На кого я ещё похож?

– На очень скрытного человека.

– Не считается. Здесь все похожи на скрытных людей.

Она пристально посмотрела ему в глаза.

– Вы похожи на англичанина.

– Чем?

– Не акцентом.

– Я родился в Эдинбурге.

Она знала, что он родился в Чикаго. Он снова начинал её пугать. Она встала.