Аморальное

Рэй спал в этот раз достаточно крепко и даже не проснулся, когда Ими открыла дверь и впустила в комнату тусклые проблески коридорного света. Ими заметила, что он всегда спал на спине, по крайней мере, всегда, когда она к нему заходила. Менялось только положение головы и рук. На всякий случай Ими, всё же, прыснула слабым раствором хлороформа, и сидела рядом с Рэем два или три часа, и в эти два-три часа она была действительно счастлива. Она даже забыла о том, как он ломает её жизнь, её планы и её педантичную жажду упорядочить своё будущее. Она забыла, как болит бедро. Она обо всём забыла, она только смотрела на его странное рельефное лицо и тихо радовалась своей любви.

Внизу пропали отдалённые шумы телевизора, Имтизаль стала более чутко прислушиваться к шорохам, и не зря: Эрик зашёл проверить Рэйнольда и подошёл так тихо, что она только в последний момент успела спрятаться за шкаф. Она подождала, когда телохранители уснут, и тогда стала обыскивать дом в попытке найти что-нибудь, хоть отдалённо связанное с ней. Ей не удалось включить компьютер и ноутбук Рэя: не удалось взломать пароль. Она нигде ничего не нашла, посидела ещё полчаса с Рэем и неохотно вернулась домой. По крайней мере, теперь ей стало намного легче.

В департаменте было нечего делать: золотой век преступности прошёл быстро и незаметно, и теперь любое убийство в драке выглядело сенсацией.

Потом Рэй снова появился: он неожиданно позвонил в дверь около девяти вечера и уехал только утром. Той ночью он был почти даже бережным, по крайней мере, далеко не таким грубым, как при их первом интимном контакте. С этой встречи началось их общение. Поначалу Имтизаль сильно нервничала из-за этого, жила, дышала и питалась паранойей и даже не могла погружаться в сон дольше, чем на один час за раз, но постепенно стала привыкать к Рэю, его присутствию в её жизни и необходимости говорить. С ним как-то было проще говорить, вернее, не проще, нет: это ему было проще говорить с ней, чем даже её родителям, ему одному это удавалось. Иногда, даже часто, ей казалось, что он всё знает, абсолютно всё, начиная её детскими истязаниями кошек и заканчивая вездесущим Омаром, и он так смотрел на неё, когда она пыталась уходить в себя и сводить всё на нет, что ей приходилось что-то говорить. Потом она осознавала это и обещала себе в следующий раз не поддаваться, но у неё не получалось. Сначала она думала, что его власть над ней сильнее, чем была у всех остальных, но на самом деле она не могла сравнивать его со всеми остальными, потому что Рэйнольд был единственным, кто принял эту власть. Они виделись около двух-трёх раз в неделю, и вскоре Ими начала смиряться, начала привыкать к делёжке между двумя квартирами и почти перестала паниковать, находясь на службе. Рэй, к её счастью, не мучил её расспросами, быстро схватывал те области, о которых она категорически отказалась бы говорить, и незаметно сменял тему, когда затрагивал их. Он никогда не спрашивал, почему она не может прийти или чем она зарабатывает на жизнь.

Впрочем, зачем спрашивать о том, что знаешь.

Потом Ими начала видеть и позитивные стороны: она нередко оставалась на ночь у него, нередко при этом у него не оставались Эрик и Дерек, и она этим пользовалась вместо слежек. Хотя, как минимум раз в неделю она всё ещё наблюдала за ним, когда он был занят не ею.

Она не успевала ездить в лес.

Она забыла лес.

Случалось, что они были не совсем вместе: она оставалась у него, но Рэй был весь в телефонных разговорах или бумагах, и было не совсем понятно, зачем она ему нужна в такие дни. В такие дни Ими гуляла по дому и рассматривала картины: иногда они менялись. Она, разумеется, не знала художников, но единственной сферой искусства, не считая тяжёлого рока, которая могла привлечь её внимание, всегда была живопись. Как-то Ими смотрела на очередную новую картину, когда Рэй, проходивший рядом, обсуждая с кем-то перевод денег, остановился сзади Ими и тихо сказал:

– Вчера привезли. Сам Ли Сен Ир.

Рэй продолжил телефонный разговор, и она даже не сразу поняла, обращался он тогда к ней или нет.

– Китаец?

– Нет, – он мягко улыбнулся, снова оторвавшись на секунду от мобильного телефона и посмотрев на неё, – он из КНДР.

Всё шло как-то странно, но вскоре Ими перестала удивляться даже самым неожиданным поступкам Рэя. Она начинала привыкать. Интуиция начинала выдыхаться. Только чувство глубокого дискомфорта мешало ей чувствовать безмятежность, когда рядом не было Рэя и не было возможности смотреть на него и плавать в своей маленькой радости.

Эрик и Дерек не обращали на неё внимания.

Корли не любил её и часто рычал.

– Не понимаю, что с ним происходит, он всегда дружелюбен к тем, кого я сам привожу в дом.

– Собаки меня не любят.

– Они не любят тех, кто не любит их.

Рэй любил собак. Ими не любила собак. Из всего живого она любила только растения.

Она никогда не видела более занятых людей, и, тем не менее, он жил и вёл себя так, как будто ему совершенно некуда торопиться. До тех пор, пока кто-то другой не пытался взять на себя руководство его времяпровождением.

В остальном всё было, казалось, неплохо.

Со дня их знакомства прошло почти два месяца, когда Рэй снова пропал. Сначала Ими жутко переживала, но потом с тоской задумалась, не лучше ли было бы, если бы он вообще пропал.

Его исчезновение удачно совпало с ажиотажем на работе: Ими и Оуэну доверили убийство одинокой матери, и, наконец-то, было чем заняться. Оуэн дал ей волю, увидев, что она почувствовала нужное направление, и в тот день Ими быстро вернулась домой, рано, раньше, чем обычно: только у себя она могла сосредоточиться, как будто все её карты на стенах были каким-то магическим атрибутом – одно их наличие заставляло думать быстрее. Было ещё светло, когда Ими припарковалась у дома и сразу почувствовала неладное, встревоженная то ли внезапно ожившей интуицией, то ли чёрным тонированным Лэнд Крузером, стоявшим у её дома. Во дворе никого не было. Ими подошла к автомобилю и постучалась в окно, но ей не открыли, или, может быть, водитель покинул автомобиль. Она записала в телефон номер и неуверенно подошла к своему подъезду, где, как всегда, не горел свет, и уже в дверях Ими услышала, как шумит лифт где-то наверху. Дз – открываются двери, дз – закрываются, дз… У неё не было фонаря с собой, но были нож и служебный пистолет. Ими достала телефон, не опуская пистолет, и посветила в подъездную темноту. Пусто. Она посмотрела наверх, прислушалась к монотонному шуму лифта, снова выглянула на улицу и шагнула на лестницу.

С каждой ступенью она всё больше чувствовала, что зря это делает. Интуиция гнала прочь. Служебный долг гнал вверх. Отчаяние гнало вверх. Третий этаж, четвёртый… а лифт всё зудил, как будто из него наполовину выпал труп и не давал дверям закрыться. Пятый этаж, и Ими на своей лестничной площадке. Лифт был где-то выше, вероятно на шестом этаже. Ими тихо поднялась выше и осторожно заглянула на лестничную площадку. Там никого не было. В лифте никого не было. Теперь его гул дышал прямо в неё, упрямо и невозмутимо лифт ныл о том, что неуправляем и свободен. Ими подошла к нему и, после тяжёлых раздумий, нерешительно шагнула внутрь. Двери закрылись. Лифт поехал вверх.

Она вышла на седьмом этаже и пешком спустилась вниз. Она дошла до своей квартиры, когда наверху снова механично завыл анархичный гимн лифта.

В доме что-то было не так. Следовало опросить жильцов, но Ими решила вести наблюдение из своей квартиры и, для начала, проверить номера внедорожника, стоявшего снаружи.

И тогда она поняла, что в доме было не так. Понять можно было с самого начала, и она бы поняла, если бы не избегала любых мыслей и подозрений о том, о чём думать не хотела. Она вообще ни о чём не думала. Она ничего не чувствовала. Она думала только о том, что какие-то гангстеры припарковались перед домом, а наверху из лифта вывалился труп, и нет времени думать, кто за этим стоит.

Дверь в её квартиру была открыта.

Дверь в её квартиру была заперта, но только на один поворот. Она точно помнила, что заперла на два. Она всегда проворачивала ключ дважды. Она знала, в каком районе живёт.

Она медленно открыла дверь и осторожно шагнула внутрь. Там был включён свет, но там было тихо: либо её ждали, либо уже не ждали, либо ещё не поняли, что дождались.

Она бесшумно прикрыла дверь за собой и подумала, не пришло ли время набрать Оуэна. Он её научил в случае опасности отправлять пустое сообщение. Они оба так делали, когда не было возможности позвонить или объяснить, что происходит, точнее, оба должны были сделать, но пока ещё ни разу не воспользовались своим шифром. Не появлялось необходимости, не представлялось возможности воспользоваться своей дальновидностью. Сейчас она представилась, но втягивать Оуэна было нельзя до тех пор, пока Ими не убедилась бы, что в её квартире не Рэй.

А она почти не сомневалась в том, что там был Рэй.

Где-то далеко еле слышно шумел испорченный лифт.

Она медленно дошла до своей комнаты, где унылый гул лифта уже не было слышно. Дверь в её комнату не закрыли, и Имтизаль могла рассмотреть спину своего гостя.

Имтизаль была готова заплакать. Она не хотела убивать его сейчас.

Она неслышно вытащила нож: нельзя было привлекать внимание соседей звуками выстрелов и прочими шумами. Оставалось надеяться, что никто не знал, куда отправился Рэйнольд Эддингтон перед тем, как исчезнуть. Впрочем, это уже не имело никакого значения.