Amore mio, Юля Котова
Шрифт:
К подножью Северных Апеннин наш самолёт приземлился около часа дня по местному времени.
Болонья – студенческая Мекка, она же историческая столица Эмилии-Романьи – области на севере Италии, встречала нас проливным дождем. Потемневшая от влаги взлетно-посадочная полоса аэропорта имени Гульельмо Маркони очень напоминала ту, что я провожала взглядом в Баландино. Даже небо было здесь совсем, как дома – низким и серым, в дымчатых разводах. Осень, она и в Италии осень. И я всерьез задумалась о покупке нового зонта, когда Бредин с интонацией гида заявил, что Болонья имела репутацию одного из самых дождливых городов Апеннинского полуострова.
Держу
Очнулась я перед самой посадкой, когда стюардесса давала очередной инструктаж, и с удивлением обнаружила, что моя голова подпирает плечо Бредина. Хотя, кто еще кого подпирал? Будем считать это спорным вопросом. Как и заявление Бредина, что я разговариваю во сне. В подобное верилось с трудом, но, даже если допустить такую мысль… что в этом странного? Хотя бы один из нас был занят чем-то действительно полезным. Я о себе, разумеется.
Официально ступив на землю величайшего государства Античности и распрощавшись с терминалом аэропорта имени итальянского физика и Нобелевского лауреата (о чем мне насильно поведал Бредин), наш учёный квартет оккупировал места в автобусе, который за пару европейских тугриков* должен был доставить нас в историческую часть города в район Университета.
Современная автострада с поэтичным, как заметил Бредин, названием Адриатика, по которой мчался наш автобус, пересекала реку с весьма прозаичным – Рено и огибала город с севера. Любоваться особенно было нечем. Слева за стеклом, по которому то стремительно, то неторопливо стекали капли дождя, мелькали четыре полосы автомобильного потока, справа – редкие торговые центры, между которыми совсем не по-осеннему зеленели поля.
Но несмотря на хмурую погоду и наличие Бредина, я испытывала невероятное воодушевление, направляясь в место, где вряд ли вообще когда-либо могла оказаться. Стоит отдать должное моему болтливому соседу и вечному антагонисту, он не зря родился на свет. Что бы я там не утверждала ранее.
Жанна Бернардовна заняла место у окна рядом с миловидной бабулей и что-то обсуждала с ней на итальянском. Дарья снова тусовалась сама по себе, усевшись на одиночное сиденье. Я не могла назвать объективных причин, но что-то в этой девушке мне с первого взгляда не понравилось, и, судя по выражению ее лица, это было взаимно. Либо все тот же Бредин оказался прав, называя меня мнительной.
Как и тощая аспирантка, я устроилась у окна. Бредин сидел впереди, развернувшись ко мне лицом и продолжал словесную атаку. Его рот не закрывался ни в самолёте, ни до паспортного контроля, ни во время, ни после, заставляя меня сомневаться в том, а человек ли он вообще.
– I’ll wrap my hands around your neck so tight with love** (Я сожму свои руки вокруг твоей шеи так крепко, с любовью), – пробормотал парень на переломанном английском, намекая на то, что подслушал, как я подпевала в самолёте.
– Бредин, у тебя омерзительный акцент, – поморщилась я.
– Ты бормотала это там… в воздухе, – он поднял вверх указательный палец и бровью не повел на то, как высоко я оценила его способности. – Не знал, что ты любишь жестокость, Юля. Мне даже как-то не по себе стало.
– Вот и правильно, держись от меня подальше. Я и не то могу.
– Правда? Ну после такого заявления я теперь вряд ли смогу это сделать.
– Ты меня снова
утомил. Можешь хотя бы пять минут помолчать? – взмолилась я.– А что я получу взамен?
Детский сад какой-то!
Я устало вздохнула и пошарила в кармане джинсовой куртки. Нащупав в нем гарнитуру и пакетик с миндалем, протянула Бредину последний.
– Вот, это все, что у меня есть.
– Я знал, что ты меня недолюбливаешь, но чтобы настолько, – Бредин с ужасом уставился на то, что я предлагала ему в качестве взятки. – Ты хочешь, чтобы уже сегодня я летел обратно в багажном отделении? – он закатил глаза и, чуть откинувшись, сложил руки на груди. Крест-накрест, как египетская мумия.
– Чего? – прозвучал мой стандартный вопрос.
– У меня на них жуткая аллергия, – пояснил он, наградив подобострастным взглядом безобидную упаковку миндаля. – Когда я в последний раз ел торт с орехами, то попал в реанимацию. Отек Квинке, – парень высунул язык и схватил себя за шею, иллюстрируя выдержки из своего анамнеза.
Я покрутила пакетик в руках и, пожав плечами, зловеще произнесла:
– Серьезно? Надо запомнить.
Бредин странно улыбнулся. И странность состояла в том, что выглядел он в этот момент очень… naturalmente (естественно, натурально). Либо я просто видела то, что хотела видеть. Должно быть, мы впервые в жизни провели так много времени наедине. И, признаться, Бредин сегодня немного не соответствовал моим представлениям о нем. Да, он по-прежнему меня раздражал и выводил из терпения, но были моменты, когда я почти забывала, что он – это он, потому что с ним было… `e interessante (думаю, тут и так все прозрачно).
Назревал неожиданный, но вполне логичный вопрос: чего ради я сижу и пялюсь на Бредина, пытаясь выяснить значение его улыбки? Ведь, как бы там ни было, это же Бредин! А это не фамилия, это… cognome (фамилия).
– И все-таки это удивительно, ты и я… в этом автобусе, – бесцеремонно вмешавшись в мой мысленный практикум по итальянскому, парень обвел салон взглядом, – ты не находишь?
– Удивительно – не то слово, – впервые в истории я была с ним солидарна. – Это… слишком нереально и противоестественно, – уточнила прежде, чем вздохнуть полной грудью. – Что за автобус такой, тут даже соляркой не пахнет? – неожиданно озвучила свои ощущения.
Бредин засмеялся и откашлялся в кулак, разглядывая меня исподлобья.
– Это экобус, – пояснил он и ткнул пальцем на одну из наклеек на панели под окном, где синим по белому значилось «ecobus». – Он работает на микротурбинах.
– Извращение какое-то, – поежилась я.
– Почему? Это безопасно для окружающей среды…
– Я не про автобус, – перебила его, – а про твою эрудицию, Бредин. Ты же в каждой бочке затычка.
– А ты как всегда крайне дружелюбна. Тебе не наскучила эта стабильность?
– Нет, – уверенно ответила.
– Хотя бы стоило спросить, – усмехнулся он.
– Слушай, то, что нас занесло сюда, ровным счётом ничего не значит и ничего не изменит. Ясно?
– Почему же? Все только в наших руках, Юля, – загадочно произнес парень.
– Да ты о чем вообще?!
Разговор принимал непредвиденный оборот, и меня немного смутила его двусмысленность.
– О том, что, возможно, нам обоим пора перестать зависеть от чужих предрассудков, – уверенно проговорил Бредин.