Анализ фреймов. Эссе об организации повседневного опыта

Здесь следует внести некоторые уточнения. Организованный обман обеспечивает ясность в отношении фрейма для организаторов обмана, но не для обманутых. Термин «ясный фрейм» я буду соотносить с такой деятельностью, при которой все участники имеют ясность в отношении ее фрейма и становится осмысленным различение между ситуациями, когда кто-то проясняет собственное отношение к данному фрейму и когда он участвует во фрейме, который ясен, то есть ясен для всех участников. К слову сказать, каждый участник не только имеет правильный взгляд на происходящее, необходимый для работы, но и обычно приемлет взгляды других людей, в которых учитывается их отношение к точке зрения данного участника [633] .

633

В последних из указанных связей весьма вероятно возникновение некоторых проблем, поскольку вполне работающее согласие между участниками может содержать оттенок сомнения в «рекрутивных» пограничных областях данного взаимоотношения. При подробном изучении в любом простом согласии обнаруживаются двусмысленные моменты. Допустим, каждый из двух водителей при небольшом столкновении на обледенелой дороге «форматирует» это происшествие как совершенно случайное, безвинное для обоих, каковым оно, конечно, может быть представлено и в альтернативных толкованиях. Таким образом, фрейм здесь ясен. Но если они не выйдут из своих автомобилей потолковать о происшествии, они не узнают, что между ними существует согласие, а также, конечно, не смогут узнать, знает ли каждый из них, что другой знает об этом согласии. (Аналогично, они будут не в состоянии узнать, насколько расходятся между собой и согласны ли они относительно степени своего расхождения.) Состоявшаяся коммуникация, особенно коммуникация лицом к лицу, по-видимому, устраняет эти напластования взаимных недоразумений или, по крайней мере, дает понять, что они возникли.

Информация, которая проясняет фрейм, может поступать из разнообразных источников. При встрече с двусмысленностями или несообразностями озадаченный или подозревающий неладное человек сам начинает с обостренным вниманием ориентироваться в своем окружении и сохраняет бдительность до выяснения обстоятельств, иногда открыто запрашивая фактические сведения, нужные ему для решения возникшей проблемы. Чаще всего индивиды, которые опасаются, что их могут (или уже успели) неверно понять, станут предлагать другим свои мнения, объяснения и иные формы вмешательства с целью прояснить ситуацию. Тот, кто подстраивает действия, может выдать свой секрет умышленно, в какой-то важный момент (вроде того, когда мистер Фант говорит: «Улыбайтесь, вас снимают в передаче „Скрытая камера“!» [634] или когда пожарный инспектор заявляет: «У меня для вас сюрприз! Я инспектор Грин из департамента полиции, у меня ордер на обыск»), или нечаянно, или из-за подозрения, что его вот-вот поймают на какой-то частности игры, и отсюда желание сохранить видимость честности, хотя бы ценой разоблачения, которое все равно последует. Просыпаясь и вспоминая сон, человек понимает, где явь, а где реальность. И, разумеется, возможно вмешательство третьих сторон, как, например, в случае, когда жену неверного мужа зовут к телефону и разговор начинается фразой: «Это говорит друг…» Иногда прояснению фрейма событий способствуют действия официальных инстанций.

634

Комедийное телешоу «Скрытая камера» создал в 1947 году Джойн Питер Фунт. Телепередача транслируется два раза в неделю и стала одной из наиболее популярных в США — Прим. ред.

Чикаго. Клер Стелмашек, тридцати четырех лет, молчала целых десять дней, перенося арест и последующее содержание под стражей, возмущенные пересуды друзей и соседей, упреки и тревогу своих детей.

Но вчера, наконец, прозвучали щедрые похвалы доблестной матери от высокопоставленных чиновников за помощь в срыве мошеннической игорной операции, которую намеревалась провести шайка гангстеров.

Полиция сообщила, что миссис Стелмашек, мать четырех детей и владелица таверны на юге Чикаго, прикинулась готовой сотрудничать с гангстерами, чтобы помочь полиции.

Три жулика из преступного синдиката два месяца старались установить искривленные столики для игры в кости в зале за баром. Миссис Стелмашек обратилась в полицию. Усмотрев в этом шанс больше узнать о методах проникновения преступных объединений в легальный бизнес, полиция попросила женщину подыграть мошенникам.

Полиция установила в таверне подслушивающие устройства и записала угрозы гангстеров и подробности мошеннической игорной операции, которую банда начала 10-го числа этого месяца.

Когда полиция накрыла шайку, миссис Стелмашек была арестована вместе с восемнадцатью другими подозреваемыми. Это было сделано, чтобы сохранить ее роль в тайне. Ее выпустили из тюрьмы на поруки.

«Когда соседи начали мучить ее расспросами, мы тотчас же предложили рассказать всем о ее роли, хотя и понимали, что чем дольше сможем хранить тайну, тем лучше будет для дела», — заявил лейтенант полиции Эдуард Берри.

Миссис Стелмашек решила молчать.

«Труднее всего ей было удержаться от признания своим детям, — заметил Берри. — Дети бывают жестокими, но дети миссис Стелмашек не теряли веры в свою мать». Лейтенант добавил, что из-за ареста матери ее дети, находившиеся в подростковом возрасте, подвергались насмешкам одноклассников.

Истину о миссис Стелмашек открыли публике только после ее свидетельских показаний перед судом присяжных [635] .

635

San Francisco Chronicle. 1965. May 20. Интересен подзаголовок статьи, «Чикагская героиня». Вся эта операция — хороший пример возможностей исправления тех, кто зарабатывает на жизнь преступлением. Но если бы такое «добровольное служение закону» имело место в связи с какой-нибудь левой политической акцией, некоторые читатели, по всей вероятности, усомнились бы в героических мотивах поступка.

Данные из разнообразных источников информации должны быть переработаны в уме и использованы для когнитивной перестройки сознания человека, прежде чем прояснится фрейм событий. Писатель Клиффорд Бирс говорит о возможности преодолеть субъективное смещение реальности. Надо перейти из вымышленного мира, где все представляет собой не более чем впечатление, к миру, где вещи становятся похожими на то, чем они являются на самом деле.

После полудня, как обычно, пациентов выпустили за двери и меня среди них. Я бродил возле лужайки, часто и нетерпеливо поглядывая в направлении калитки, через которую, по моему мнению, должен был вскоре пройти посетитель. Он появился меньше чем через час. Я первым увидел его на расстоянии приблизительно трехсот футов и, подталкиваемый более любопытством, чем надеждой, двинулся навстречу. «Любопытно, что он будет врать на этот раз?» — вот к чему сводились мои мысли. Человек, приближавшийся ко мне, в самом деле был копией моего брата, как я его помнил. Однако он был моим братом точно так же, как и в предыдущие свои посещения на протяжении двух лет. Он все еще оставался детективом, даже когда я пожимал ему руку. Как только эта церемония закончилась, он извлек на свет кожаный бумажник. Я сразу вспомнил, что сколько-то лет сам носил такой до того, как заболел в 1900 году. И из него он вынул мое недавнее письмо.

«Вот мой паспорт», — обратился он ко мне. «Это хорошо, что принес его», — спокойно ответил я, взглянув на письмо и еще раз пожав его руку, — на этот раз руку моего родного брата.

«Ты не хочешь прочитать его?» — спросил он.

«В этом нет нужды, — был мой ответ. — Я и так убежден».

Это был кульминационный момент постепенного восстановления порядка в моем сознании. Мозги, по меньшей мере, повернулись в правильном направлении. Одним словом, мой ум нашел себя.

…В то самое мгновение, когда я увидел мое письмо в руках брата, все изменилось. Тысячи ложных впечатлений, хранившихся в памяти в течение семисот девяноста восьми дней моего депрессивного состояния, казалось, разом выстроились в правильном порядке. То, что было Ложью, стало Истиной. Мой прежний мир опять стал моим. Всю гигантскую паутину, сплетенную неустанно работавшим и уже утомленным воображением, я тотчас же признал тенетами заблуждений, в которых я запутался чуть ли не безнадежно [636] .

636

Beers С.W. A mind that found itself. New York: Longmans, Green & Co., 1908. p. 78–79.

Следует ожидать аналогичного опыта корректировки фрейма, когда человек внезапно заключает — ошибочно, — будто теперь видит все в истинном свете. Тогда он столь же скоропалительно может поверить, будто больше нет причин подозревать кого-либо вокруг себя, тогда как это совершенно необходимо.

Очевидно, если индивид смотрит на все через призму фабрикации, подстроенных действий, то фрейм его деятельности не обязательно бывает (и даже, вероятно, не должен быть) ясным до конца. Как уже говорилось, одна из проверенных стратегий поведения тех, кто обнаружил обман, — продолжать вести себя как ни в чем не бывало, как будто пребывая в одураченном состоянии, радикально меняя тем временем фрейм своих действий и извлекая из этого ряд преимуществ [637] . Таким образом, он утаивает достигнутую им ясность от тех, кто его морочит. И если бы даже разоблачитель предъявил фабрикаторам доказательства, то и тогда признание в ясном понимании игры было бы необязательно или вообще нежелательно: по всей вероятности, вдело будут введены (по крайней мере, временно) протесты, оправдания и контробвинения, в итоге выливающиеся в спор о фрейме понимания событий. Фактически, любой толковый юрисконсульт рекомендует явно виновному никогда и ни при каких обстоятельствах не признавать выдвинутых против него обвинений. (Так, благонамеренные фабрикации и розыгрыши распознаются всегда, когда их раскрытие действительно влечет за собой прояснение фрейма событий.) Если происходит разоблачение мистификации, каждый может рассчитывать на определенный функциональный эквивалент, помогающий установить рамки восприятия ситуации. Как уже пояснялось примерами, споры о фреймах, устраиваемые в судебных залах и иных местах официальных слушаний, по-видимому, предполагают соглашение — конкретное решение суда, фактически проясняющее фрейм событий. В классическом детективном жанре принято собирать в одном месте всех сколь-нибудь причастных к преступлению персонажей плюс одного-двух официальных лиц — создается сцена, аналогичная судебной. Отличие детективного рассказа состоит в том, что аналитические умозаключения сыщика подкрепляются судорожными попытками разоблаченного злодея удрать или дать последнее сражение.

637

Goffman E. Op. cit. p. 54–55. Есть существенная разница между разоблачением нечестной игры и просто подозрением. В последнем случае люди часто не находят достаточных оснований для разжигания ссоры. Прямые столкновения происходят, но при этом обвинитель чувствует, что всегда есть шанс, что ему предложат какое-нибудь удовлетворительное объяснение.

Стоит упомянуть о двух возможностях или способах прояснения фрейма. Первый способ предполагает неоправданную ситуацией искренность и открытость. Человек может понять, что маскарад окончен, и способствовать прояснению фрейма, но в итоге обнаружить, что его тайна в действительности никому не известна.

Блабб. Вчера вечером, приблизительно в 18 часов 15 минут полиция заметила автомобиль, который сначала петлял по Девятнадцатой авеню, а потом, нарушив правила, повернул налево, на Ирвинг-авеню. Полицейский патруль задержал водителя. Водитель, Леонард Софоро, двадцати двух лет, назвавшийся звукооператором кино, сильно удивил полицейских тем, что сначала попятился назад, а потом полез в патрульную машину со словами: «Ну ладно, вам удалось меня поймать!»

Затем, по свидетельству полицейских Пита Тассеффа и Эла Хоулдера, он признался, что выращивает марихуану в своей квартире, курит ее и еще употребляет ЛСД, галлюциногенный наркотик.

И верно, в квартире Софоро полицейские нашли два тайника с марихуаной и небольшую баночку с жидкостью, которая, по словам Софоро, и была ЛСД [638] .

638

San Francisco Chronicle. 1964. June 8.

Вторая возможность прояснения фрейма в известном смысле противоположна первой. Человек может думать, что он проник в замыслы другого, и открыто разоблачает его с намерением раскрыть фрейм поступков всем, — в итоге обнаруживается, что видимая невиновности другого была не просто видимостью, и разоблачитель разоблачает себя в качестве заблуждающегося разоблачителя, мнимого срывателя масок. Когда покойного Джозефа Валачи вызвали свидетелем на суд присяжных (округ Куинс, штат Нью-Йорк) и его охраняли двадцать судебных приставов и триста городских полицейских, произошло следующее.

Толику юмора в судебный процесс добавил кандидат в присяжные заседатели, расхаживавший по зданию суда с футляром для скрипки под мышкой. Футляры из-под скрипок долгое время использовались подпольными исполнителями заказных убийств для маскировки оружия.

Мужчину с футляром, Николаса Д’Алико, останавливали раз шесть и заставляли показывать скрипку. Он объяснял, что очень дорожит этим инструментом и потому носит его с собой [639] .

Следователи совершают аналогичный промах, когда уверяют подозреваемого, будто им хорошо известно, что он совершил преступление, тогда как в действительности тот твердо знает, что ничего подобного не делал, и, следовательно, видит, что напыщенные заверения в честной игре, а также слова о том, что они все видят насквозь, лживы.

639

San Francisco Chronicle. 1963. October 17.

V

Из сказанного ясно, что организация фреймов может приводить к двусмысленностям, ошибкам и спорам. (Понятно также, что человек будет проецировать эти реакции вовне как прикрытие для совсем другого отношения к фактам. Такого рода выверты всегда возможны, когда имеешь дело с определением фрейма.) Попав в ложное положение, мы становимся внимательными к фактам, но, как показывает опыт, лишь в необычных случаях. Нас выручает наша способность к дифференцированному восприятию сути фрейма, — разумеется, все это подкрепляется усилиями, которые предпринимают «другие», чтобы вести себя вполне определенным образом. Эта наша различительная способность уже пояснялась при обсуждении «трансформационной глубины». Можно привести еще один пример, пример тщательного и тонкого различения, которое люди способны проводить между неинсценированной деятельностью и ее инсценированием, даже когда эти две формы деятельности, по-видимому, основательно перемешаны. Это случилось на съемках фильма «Заявление Строуберри» [640] в Стоктоне, штат Калифорния, где полицейские и пожарные во внеслужебное время исполняли роли полицейских и пожарных на службе, мятежные студенты — мятежных студентов, телеоператоры, присутствовавшие там с целью «дать репортаж о киносъемках», были сняты в качестве телеоператоров, освещающих студенческие беспорядки, и настоящая, при исполнении служебных обязанностей, полиция тоже находилась в здании Стоктонской мэрии (в фильме это здание выполняло роль университета) для охраны городской собственности. И в этой ролевой мешанине ясность была достигнута в следующем репортаже.

640

«Заявление Строуберри» («The Strawberry Statement», 1970) — кинофильм о студенческих волнениях в 1968 году. Постановщики Стюарт Хэгман и Ирвин Уинклер. — Прим. ред.

Вечером, когда я находился на месте съемок, один из участников массовки, оказавшийся президентом Союза чернокожих студентов Тихоокеанского университета, в перерыве между киносъемками обратился в зале мэрии с речью к товарищам студентам. Он подчеркнул факт, что они работали сверхурочно, но им не заплатили, как положено при такой работе. Он призвал всех отказаться исполнять роли в массовке. Распорядитель съемок из киностудии M.G.M., безуспешно попытавшийся заткнуть оратора, заметно заволновался и, в конце концов, призвал настоящего, «при исполнении», белого полисмена арестовать чернокожего подстрекателя. Коп, удостоверясь, что это не часть киносъемок, приступил к исполнению.

Ему помешал громкоговоритель: «Национальная гвардия и полиция! Раз уж вы вошли в здание — никаких криков, повернитесь кругом и снова идите по направлению к камере». По свистку завыли сирены, семьсот юнцов запрыгали и начали скандировать хором. Полисмен пожал плечами и удалился.

Я думаю, сцена удалась…

Один из актеров наступил на осколок стекла. Два человека ухаживали за ним. Один стирал настоящую кровь с его ступни, другой наносил кровавый грим на его подбородок [641] .

641

Kunen J. Son of Strawberry Statement // New York Magazine. 1970. January 12. p. 47.

10 Нарушение фрейма

I

Таким образом, индивид рассматривается здесь как обладающий восприятиями (perceptions), упорядоченными, по меньшей мере, в соответствии с последовательностью фреймов; он обманывает, вводит в заблуждение и создает иллюзии для самого себя; следуя этим восприятиям, он предпринимает определенные действия, вербальные и двигательные (physical). Было показано также, что значение деятельности для индивида определяется тем, каким образом организован ее фрейм.