Анализ мировых систем и ситуация в современном мире

Именно из-за путаницы, порожденной теорией стадией, мы вынуждены анализировать два другие процесса, покрываемые, как кажется, понятием перехода. Речь идет о «вовлечении», с одной стороны, «пролетаризации труда» и «коммерциализации земли», с другой. На самом деле эти два процесса не являются частью преобразования феодализма в капитализм, но являются аспектами становления капиталистической мироэкономики, которая в своем историческом развитии экстенсивно вовлекает в свою орбиту все новые страны. Одновременно имеет место и интенсивный рост — прогрессирующие пролетаризация труда и коммерциализация земли.

Мы используем термин «вовлечение» лишь для того, чтобы обозначить присоединение новых географических зон к капиталистическому миру-экономике в периоды времени после «начального» расширения XVI века, которое было составной частью преобразования феодальной Европы в капиталистический мир-экономику. Мы должны помнить, что это последовательное расширение не было непрерывным, но совершалось историческими рывками. Более того, примерно к 1900 г. это расширение более или менее подошло к концу, так как можно сказать, что к этому времени капиталистический мир-экономика распространился на весь земной шар.

Новые регионы вовлекались в капиталистическую мироэкономику как территориальные общности, иногда суверенные, иногда колонизуемые. Эти вовлечения большей частью выглядели исторически очень драматично, поскольку обычно предполагали ущемление, хотя бы частичное, прежде существовавшей суверенности. На самом деле драматическим изменениям, отмеченным историками, очень часто предшествовало менее драматическое вовлечение в форме «неформальной империи». Некоторые из вновь вовлекаемых регионов прежде были экономически автономными мирами-империями, такими, как Российская, Оттоманская, Китайская. Другие были отдельными прото-мирами-экономиками, такими, как Индийский океан или Западный Судан. И, конечно, в различных частях мира, особенно в Африке и Океании, существовали еще и изолированные минисистемы. Территориальные единицы, входившие в эти вовлекаемые районы, иногда совпадали, а иногда радикально отличались от образований в прежних политических границах. В экономических терминах такие районы обычно вовлекались как периферийные зоны мироэкономики. Но порой, из-за силы конкретной государственной структуры, они могли сразу входить в зону полупериферии (как Россия) или быстро становится частью этой зоны (случай Японии).

Вовлечение в том смысле, в котором мы используем этот термин, означало внешнюю экспансию капиталистического мира-экономики и таким образом неизбежно пришло к историческому завершению, когда были достигнуты географические пределы Земли. Пролетаризация труда и коммерциализация земли относятся, однако, к процессам, внутренним по отношению к капиталистическому миру-экономике и потому были не столь исторически драматичными и прерывистыми, они, кроме того, еще не исчерпали свой исторический потенциал. Именно в этой связи путаница в использовании термина «феодализм» имела наиболее вредоносное воздействие на четкость анализа, касающегося функционирования капиталистического мира-экономики, особенно марксистского анализа. Поскольку смитианцы и веберианцы имели тенденцию использовать скорее термин «традиционализм», чем «феодализм» для глобальной характеристики всех не «современных», то есть не капиталистических, сфер деятельности [79] . Марксистские приверженцы «теории развития», однако, часто пользуются термином феодализм (вполне очевидным, когда речь идет об особой исторической «системе» средневековой Европы), используя его там, где другие говорят о «традиционализме». Понятие феодализма применяется как ко всем некапиталистическим структурам, с которыми сталкиваются капиталистические институты при вовлечении новых районов в капиталистический мир-экономику, так и к общностям, группам или предприятиям, сопротивляющимся процессу пролетаризации труда и коммерциализации земли [80] .

79

См. сокрушительную критику вводящих в заблуждение качеств концепции «традиционализма» в: Abdallah Laroui. La crise des intellectuels arabes (Paris: Maspero, 1974), p. 45-54.

80

Это явление было грамотно вскрыто в: Perry Anderson. Lineages of the Absolutist State (London: New Left Books, 1974), p. 397-412.

Это вводящее в заблуждение и антиисторическое овеществление марксистских категорий. Забавно, что некоторые из доморощенных марксистов похваляются им, вместо того чтобы отвергнуть. Например, Джон Тейлор, опровергая теории Поля Бэрана и Андре Гундера Франка, говорит о «глубоко антиисторической проблематике Марксова «Капитала» [81] . Таким образом, некоторые «марксисты» возвращаются к прудоновским универсалиям, которые Маркс с такой энергией отвергал в «Нищете философии»:

81

J. Taylor. Neo-Marxism and Underdevelopment —A Sociological Phantasy, Journal of Contemporary Asia, 4: 1 1974, p. 18.

«Экономические категории представляют собой лишь теоретические выражения, абстракции общественных отношений производства...

Те же самые люди, которые устанавливают общественные отношения соответственно развитию их материального производства, создают также принципы, идеи и категории соответственно своим общественным отношениям.

Таким образом, эти идеи, эти категории столь же мало вечны, как и выражаемые ими отношения. Они представляют собой исторические и преходящие продукты.

Непрерывно совершается движение роста производительных сил, разрушение общественных отношений, возникновение идей, неподвижна лишь абстракция движения — "бессмертная смерть"» [82] .

Это уяснение существенно для понимания, почему прогрессирующие пролетаризацию труда и коммерциализацию земли ни в коем случае нельзя смешивать с исторически уникальным «переходом от феодализма к капитализму». Если мы используем «формальное» определение феодализма, мы можем поверить, что некоторые регионы внутри капиталистического мира-экономики все еще демонстрируют нам феодальный «способ производства». Однако на самом деле формальные отношения землевладельца и производительного работника не являются определяющими. Так называемые узы взаимности, которые мы идентифицируем с феодализмом, обмена защиты на службу трудом порождают феодальный способ производства лишь когда они являются определяющими для других социальных отношений. Но когда подобные «узы» содержатся внутри капиталистического мира-экономики, их автономная реальность исчезает. Они становятся скорее одной из многих форм буржуазного найма рабочей силы, которые могут быть найдены в капиталистическом способе производства, форм, которые сохраняются, расширяются или сокращаются в связи с их прибыльностью на рынке.

82

Маркс К. Философия нищеты, с. 133.

Странно противопоставлять такой точке зрения Маркса, того самого Маркса, который в 1847 г. говорил:

«Подобно машинам, кредиту и т. д., прямое рабство является основой буржуазной промышленности. Без рабства не было бы хлопка; без хлопка немыслима современная промышленность. Рабство придало ценность колониям, колонии создали мировую торговлю, мировая торговля есть необходимое условие крупной промышленности» [83] .

И еще более смешно провозглашать, что такой взгляд игнорирует отношения производства в пользу так называемых отношений обмена, также во имя Маркса, который на самом деле говорил:

83

Там же, с. 135.

«Говоря о разделении труда, он [Прудон] вовсе не чувствует потребности говорить о мировом рынке. Вот как! Но разве разделение труда в XIV и XV веках, когда еще не было колоний, когда Америка еще не существовала для Европы, а с Восточной Азией поддерживалась связь лишь через посредство Константинополя, не должно было коренным образом отличаться от разделения труда в XVII веке, когда имелись уже вполне развитые колонии?» [84]

Капиталистический способ производства вовсе не основывается на свободных труде и земле. Скорее, это способ производства, который сочетает труд пролетариев и вовлеченную в коммерческий оборот землю с другими формами оплаты труда и собственности на землю. Существование непролетаризованного труда и некоммерциализированной земли существенно для оптимизации возможностей получения общей прибыли капиталистического мирового рынка по нескольким причинам. Одна из них та, что такое сочетание сохраняет резерв земель для расширения производства первичных продуктов (продовольствия и сырья) при низких накладных расходах, делая возможным ответ на существенные сдвиги спроса на мировом рынке. Вторая — это сочетание сохраняет резервные источники труда даже в моменты «процветания». Когда возникает потребность в дополнительных рабочих руках, «традиционные» ограничения исчезают с замечательной быстротой. Третья — оно сокращает глобальные издержки, связанные с трудом, позволяя традиционным секторам брать на себя бремя издержек по поддержке детей и престарелых у значительных групп сельскохозяйственных или городских рабочих. Это всегда было особенно верно в отношении периферийных зон мироэкономики и, как говорит Самир Амин, «не вовсе устарело даже сегодня» [85] в качестве неотъемлемой части системы. Несомненно, что непрерывное долгосрочное вековое расширение мироэкономики (даже с учетом непрерывных кризисов накопления, в которых проявлялись противоречия) включало в себя все более интенсивное использование все большего количества земель. С ходом времени постепенно стало менее выгодно использовать формы вознаграждения, отличные от наемного труда. Но они все еще продолжают использоваться частично. Как сказал Маркс:

84

К. Маркс — П. В. Анненкову, 28 декабря 1846 г. // Маркс К., Энгельс Ф. Соч., изд. 2-е, т. 27, с. 404.

85

S. Amir. Op. cit., p. 52.

«Речь идет не о том положении, которое исторически занимают экономические отношения в различных следующих одна за другой общественных формах. Еще меньше речь идет об их последовательности «в идее» (Прудон), этом извращенном представлении исторического процесса. Речь идет об их расчленении внутри современного буржуазного общества» [86] .

Или мы можем выразить это в несколько более метафорических терминах Фернана Броделя и рассматривать современный мир как дом из трех этажей: материальной жизни, экономики, капитализма:

86

Маркс К. Введение. (Из экономических рукописей 1857-1858 годов) // Маркс К., Энгельс Ф. Соч., изд. 2-е, т. 12, с. 734.

«С экономической жизнью мы выйдем из рамок рутины, из рамок неосознанной повседневности. Но экономическая жизнь — это снова закономерности. Древнее и прогрессивное разделение труда вызвало необходимые разграничения и контакты, которыми питается активная и сознательная каждодневная жизнь с ее ничтожными прибылями, с ее микрокапитализмом, который, едва оторвавшись от обыкновенного труда, еще не кажется ненавистным. А еще выше, на последнем «этаже», мы поместим капитализм с его широкой ориентацией, с его механизмами функционирования, который тогда уже казался большинству смертных дьявольским. Что общего имеет такое усложнение, спросят меня, со скромной жизнью в нижней части шкалы измерения? Может быть, все, ибо оно включает эту жизнь в свое движение» [87] .

87

Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм. XV-XVIII вв. Т. I: Структуры повседневности: Возможное и невозможное. М.: Прогресс, 1986, с. 597.