Аналогичный мир - 2

Спросили по-русски, и темнить уже поздно. Шагнул — так иди.

— Немного понимаю.

— Давно подал заявление?

— Двадцать первого октября.

— Где оформлял?

— В Гатрингсе.

Русские вопросы наперебой с трёх сторон. Эркин отвечал по-русски, стараясь не путаться в словах, спокойным голосом, только пальцы за спиной всё сильнее вцеплялись друг в друга.

— Ладно, — тот, кого называли капитаном, был, видимо, старшим. — Остальное потом. Оформляйте в общем порядке.

— Есть.

Эркин перевёл дыхание. Дальше пошло быстро. Две сотенных кредитки — как это он не сообразил, пока везли, посмотреть, но обошлось, положили к остальному без вопросов — бумажник, несколько сигарет, расчёска — купил тогда в Гатрингсе на толкучке — рукоятка ножа, немного мелочи, обе запаянные в целлофан справки, шапка — всё, больше ничего у него в карманах не было, выдернули ещё пояс из джинсов. Охлопали ещё раз по карманам, отдали расчёску и шапку, а остальное сгребли в пакет. И вот он уже идёт по коридору. Стены глухие, как в лагерном отсеке распределителя.

— Стой.

С лязгом открывается дверь.

— Вперёд.

Эркин перешагнул через порог, дверь захлопнулась, и… и увидел всех троих. Губача, Роба и Длинного, растерянно озиравшихся по сторонам.

— Меченый!

— Чего так долго?

— Бумаги мои смотрели. Вы чего стоите?

— Да чего-то… — промямлил Роб, оглядывая теснившиеся в камере двухэтажные койки.

А Губач ответить не успел. Дверь открылась, впустив Митча, который с ходу заорал, бросаясь к одной из верхних коек у стены.

— Это моя!

Его вопль привёл в чувство остальных. Дверь часто лязгала, впуская всё новых и новых. Расстрел явно откладывался, и надо было устраиваться. В общем, койки занимали без стычек. Поменяться всегда можно, а если друга или брата загонят в другую камеру, то ничего ты уж не поделаешь. А глухая стена вместо решётки позволяла чувствовать себя совсем свободно. Мартина встретили радостным, но тихим — на всякий случай — рёвом.

— Мы уж боялись, что тебя к белякам загонят.

— Нет, их ещё во дворе держат.

Они злорадно заржали. Вошли ещё четверо. Всё, все койки заняты, остальные, видно, в другую камеру попали. Отсутствие простынь и одеял никого не смутило, вернее, многие этого просто не заметили. Отдельная кровать, матрац и подушка… если не верх комфорта, то очень близко к нему. Лечь, вытянуться…

— Ещё пожрать бы дали, так совсем красота!

— А про сортировку забыл?

— А ни хрена! Пока не шлёпнули, жить надо.

— Это да, это ты правильно.

— Пожрать бы…

— Постучи и попроси.

— Во! Сразу дадут!

— Так не ему одному. Нам тоже достанется.

— Ложись, Мартин, ты ж в машине не спал, — сказал Эркин.

Мартин устало кивнул. Посмотрел на часы.

— Долго ехали.

— И где мы? — поинтересовался Эркин.

— Не знаю, — Мартин тяжело лёг на койку и повторил: — Не знаю. Не могу сообразить. Сигареты забрали, чёрт.

Эркин снял куртку, лёг и укрылся ею. Разуваться не стал: днём в любой момент дёрнуть могут, пока не велели спать.

— Меченый, ты в отруб?

— Что не доем, то досплю, — ответил Эркин, закрывая глаза.

Кто-то засмеялся, но большинство тоже стало укладываться, кое-кто уже похрапывал. Эркин повернулся набок, натягивая на плечи куртку…

…- Угрюмый, — шёпот Зибо выдёргивает его из сна.

— Чего тебе?

— Слышишь?

Он сонно поднимает голову. Вроде крики какие-то. Но далеко.

— Ну и что?

Он уже понял — что. Пупсика застукали с Угольком. Доигрались. И надзиратели готовят на завтра… веселье. Трамвай. Их поставят во дворе, всех, по росту. Чтоб все видели. И чтоб надзирателям всех было видно. На балкон выйдут хозяева. Пупсика и Уголька заставят раздеться, привяжут и начнётся. И всем смотреть, и попробуй глаза закрыть — сразу в пузырчатку, а вякнешь чего — сам рядом ляжешь. Зибо всхлипывает. Ему-то чего? Сами виноваты, голову потеряли…

…Эркин заставил себя открыть глаза. Разноголосый храп, постанывание, сонное бормотание и разговоры трепачей сливались в ровный негромкий гул. Эркин посмотрел на соседнюю койку. Мартин лежит на спине, руки под головой, но глаза открыты, смотрят, не отрываясь, в потолок. Эркин сразу занял верхние койке себе и Мартину рядом. Наверху хорошо: не под ногами у всех, и чтоб тебя сонного ударить, придётся лезть вверх, успеешь проснуться. Неподвижный взгляд Мартина не понравился Эркину.

— Мартин, спишь? — шёпотом позвал он.

— Нет, — тихо ответил Мартин. Громче, чем положено в камере, но за общим гулом сойдёт. — Не могу… Глаза закрою… и вижу… опять всё.

Эркин медленно кивнул. Он тоже заставил себя проснуться, чтобы не увидеть того, что было потом. Знал, что на месте Пупсика увидит Женю. И тогда точно закричит. Распределитель — не Палас, конечно, но кричащих во сне нигде не любят.

Лязгнула дверь, и весь шум как ножом отрезало.

— На оправку. Выходи по одному.

Это все знали. И сразу двинулись к выходу, оставляя куртки и шапки на койках.

— Руки назад. Вперёд марш.

Это тоже знакомо. Жалко, стены глухие, не видно, кто в соседних камерах, ну да тут ничего не поделаешь. У русских свои правила. Наличие в туалете не только унитазов, но и раковин так всех обрадовало, что Мартин удивился. Но ему тут же объяснили, что в распределителях раковин не было, ни попить, ни лицо обмыть, а здесь-то… красота! Живём!

Эркин с наслаждением умылся, потом скинул рубашку и обтёрся до пояса.

— Меченый, охренел? Застудишься!

— А ни хрена! — Эркин прямо на мокрое тело натянул рубашку. — Она тёплая.

Удачно он тогда утром надел свою тёмную, ещё из имения, рубашку. В ней и не мёрзнешь, и не потеешь сильно. Как и в джинсе. Тогда, зимой, он даже после общих ночёвок у костра забирался подальше в заросли, раздевался, обтирался снегом, надевал рубашку, куртку и шёл дальше. И ничего, ни хрена он не застудился.

— Всё. Выходи.

Их привели обратно в камеру. Спать уже не ложились. И как в воду глядели. Стукнуло окошко.

— Подходи по одному.

Миска с кашей, два ломтя тёмного хлеба и кружка с чем-то тёмным и даже слегка дымящимся. Кто-то в коридоре наливал, раскладывал и подавал в окошко. Руки были светлые. Неужто беляк? Ну, ни хрена себе! Но думать об этом некогда и незачем. Ели быстро — что заглотал, то и твоё — рассевшись на нижних койках, кто с кем, кому доверял, понятно. Огрызок попробовал трепыхнуться, но ему сразу с трёх сторон дали по шее, что-то неразборчиво рыкнул Арч, привстали, выглядывая шибко хитрого, Эркин и Губач — и вопрос со жратвой был решён окончательно и бесповоротно. Лопай своё, а в чужую миску не заглядывай.