Анархист
Шрифт:
— Ребята, я всё больше ценю себя. — шутливо приосанился Юрий — Нас перевозят как высший генералитет.
— Отстал ты от жизни, Юра, совсем стал невнимательным. Вот скажи: давно тебя перевозили по-другому?
Командиры тяжёлых машин встретили пассажиров у крыла. Когда они увидели, кого будут везти, то просияли, и один их них, с щегольскими усиками объявил, пожимая руки:
— Какая удача! Везти самих Стрельникову и Смирнову! Вы ведь в Мамино?
— Верно, в Мамино. — ответила Лариса, первой пожимая руку — Только у вас устаревшие сведения. Мы — Дикобразова и Аверина.
— Поздравляю от всей души! — отозвался лётчик — Желаю семейного счастья, и
Антона и Юрия тоже узнали: слухи о них бродили по всей авиации ещё с сорок первого года, и среди летунов даже сложилась примета: кому повезёт перевезти двух пассажиров, чьи фамилии спрашивать нельзя, тому можно в дальнейшем не бояться вражеских истребителей, а метать бомбы они станут лучше всех.
Об этом Антону и Юрию сообщил командир корабля. Он же попросил показать пистолет, из которого был сбит вражеский Мессершмитт. Юрий вытащил из кобуры ТТ, и пилот, взяв в руки, внимательно осмотрел оружие.
— Я смотрю у вас шестилопастные винты. Те самые, тихие? — спросил Антон — Надо полагать, и двигатели газотурбинные?
— Откуда вы... — подозрительным тоном начал лётчик, а потом хлопнул себя по лбу — Чего это я? У вас же высший допуск. Да, винты особой конструкции, практически бесшумные. А двигатели, да, турбовинтовые. По два на винт, работают через редуктор. Мы как раз проводим испытания на дальность, летали в Алма-Ату, а на обратном пути получили приказ подобрать вас.
Антон и Ирина, Юрий и Лариса, тут же за импровизированной ширмой натянули комбинезоны, на прощанье скупо поцеловались, и разошлись по машинам.
Доведётся ли встретиться? Сложится ли семья, или вывалится из облаков свора Мессеров, да и нашпигует их самолёт свинцом и сталью. Так сложилось, что эти четверо стали ценными фигурами на бесконечном поле краткого эпизода вечной войны, а значит, множество других фигур страстно желают перевести их в разряд неживых. Вот потому, памятуя, что долгие проводы — лишние слёзы, прощались коротко, скупо, решительно. Антон про себя напевал песенку, услышанную по радио:
Дан приказ: ему на запад
Ей в другую сторону
Уходили комсомольцы
На Гражданскую войну
И на душе становилось легче. Долг! Великое и многим непонятное слово давило и заставляло работать, преодолевать всё на свете, думать и выискивать решения неподъёмных задач. Долг перед страной, перед человечеством, перед историей. А главное — долг перед друзьями, перед соратниками.
Юрий и Антон уселись на указанные места и стали наблюдать за работой моторов. До того им доводилось летать на таком бомбардировщике, только с дизельными двигателями, и было любопытно как самолёт ведёт себя после перемоторивания.
Самолёт вёл себя безупречно. Чувствовалось, что он переполнен силой и могуществом, он способен на всё — даже самое невозможное.
Новые двигатели не ревели, как поршневые, а свистели и гудели, довольно громко, но не оглушительно, можно даже разговаривать лишь немного повышая голос. Лопасти винта, на который смотрел Антон, раскрутились и исчезли, слившись в прозрачный диск. Звук мотора усилился, а вот звук винта наоборот утих, превратился в довольно громкий шорох, подобный шороху опавшей листвы под порывами север-восточного ветра. Самолёт тронулся со стоянки, вырулил на взлётную полосу, решительно рванул вперёд, и неожиданно легко даже не взлетел, а прыгнул в небо.
Обычно, при сопровождении бомбардировщиков, истребителям приходится выписывать восьмёрки по курсу, чтобы сохранить
высокую скорость на случай вражеской атаки. Но с этим бомбардировщиком всё было иначе: он легко держал высокую скорость, легко маневрировал. Казалось, что для него нет ограничений, по крайней мере, по сравнению с истребителями этой эпохи. Поэтому ордер принял вид звезды: в центре охраняемый Ер-2, а выше, ниже и по сторонам — И-193 сопровождения.Полёт прошел спокойно — в самом деле, чего опасаться вдали от линии фронта? А вот за Ирину и Ларису беспокойно. Антон дважды выходил на связь с их самолётом, а в третий раз перед самой посадкой, когда пилот доложил, что всё спокойно, они вот-вот встанут на посадочную глиссаду, что сопровождение бдит, а ВНОС[1] объекта утверждает, что супостата в радиусе сотни вёрст не наблюдается.
— Не волнуйтесь, товарищ Дикобразов. — уверил пилот — Понимаем кого везём, уж поверьте, в случае чего не о себе будем думать, а о спасении пассажирок.
Пилот помолчал, смущенно шмыгнул носом, ещё помялся, но всё-таки решился:
— Товарищ Дикобразов, а правда, что Ирина Михайловна и Лариса Авдеевна святые? Я комсомолец, в суеверия не верю, но моя матушка молится на них. На «Красную Звезду» молится. Так правда или нет?
— Если честно, то не знаю, товарищ. Девочки побывали на комиссии церковников, но те ни к какому решению не пришли. Только главный советский магометанин сказал, что по их вере кого народ сочтёт святым, тот и святой.
— Вообще-то мудро. Я ведь спросил не только от себя. Матушка просила узнать и моя первая учительница. Они женщины вовсе не тёмные: матушка окончила техникум, а учительница учительскую семинарию перед самой революцией. Это вроде современного института. Да и другие люди интересуются.
— Вот так и отвечайте: мол, наши священники думают, а мусульмане этот вопрос отдают простому народу.
— А партия?
— А что партия? Партия считает, что наши девочки работают врачами, делают полезное дело. Хорошо делают, со всей душой и старанием. Устав партии они чтут, делу Ленина верны, чего ещё требовать? А что народ их записал в святые, так они же не виноваты, правда?
— Ну как не виноваты. Не виноваты, конечно, наоборот: стараются изо всех сил, вон какую махину работы провели! Через это народ и признал их. У нас в полку шестнадцать человек лётного состава прошли через их госпиталь. Все живы, всем разрешили летать. А ещё двое комиссованы. Им после войны руку и ногу будут отращивать. Ирина Михайловна слово дала, что отрастит. Мужики верят.
Приземлились на Ходынке, на Центральном аэродроме, сразу перешли в ожидающие машины, только на прощание пожали руки экипажу.
Семён Михайлович и Лаврентий Павлович на этот раз приняли их в здании Наркомата Обороны. В просторном кабинете, обставленном тяжеловесной мебелью, должно быть, помнящей ещё имперские времена и царских генералов.
— Присаживайтесь, товарищи. — махнул рукой Будённый после церемонии рукопожатий — Антон Петрович, ты просветил Юрия насчёт планов на него?
— Просветил. Товарищ полностью готов к работе. Назначение не поменяли?
— Не поменяли, всё по-прежнему, создание аккумуляторов повышенной ёмкости и мощности. Мы тут посоветовались со специалистами, они деталей не знают, но в целом мнение такое: для начала следует создать аккумуляторы для стационарных наземных и подземных объектов, там нет ограничений по массе и габаритам. Второй на очереди — аккумулятор для подводной лодки. Современные уж очень дороги. Неприлично дороги, чего уж говорить.