Анатомия лабиринта

– Похоже, что так.

– Если так же думал и Кабанов, а думал он так же, если мы правильно определили предпосылки, то скорее всего Кабанов и решил самостоятельно отомстить этому самому начальнику фонда, потому Кабанов и промолчал о портфеле, чтобы не вводить этого начальника в круг интересов правоохранительных органов, а втихаря расправиться с ним самому, да и концы в воду. Хотя, все это, конечно, опять же воздушные замки, фантазии, но тем не менее наиболее правдоподобные фантазии, и за неимением лучшего постараемся воспользоваться тем, что имеем наиболее эффективно, воспользуемся нашими фантазиями в разговоре с Кабановым, чтобы расколоть его по полной.

– Так мы что, сейчас едем к Кабанову?

– К нему.

– А как же Станкевич?

– А где сейчас Станкевич?

– Как это где?
– посмотрел удивленно Савчук на Полозова.
– Вы же сами только что говорили, когда вам позвонили, что его взяли. В СИЗО он, наверное, а где же еще.

– Правильно, в СИЗО. А куда он денется из СИЗО?

– Да никуда.

– Правильно. А ему что-то угрожает в СИЗО.

– Да ничего, вроде.

– Правильно, ничего. А Кабанов у нас, согласно нашим же рассуждениям, сейчас самый животрепещущий элемент, много знающий и представляющий опасность как для самого себя, так же для следствия и для преступников, поскольку Федя может и сам натворить глупостей и пустить следствие по ложному следу, помешать следствию; и преступники, если они не кретины, могут понять, что Федя наиболее ценный свидетель, знавший о портфеле, и убрать Федю, а преступники, судя по всему, не кретины. А Федя у нас где? На свободе! Так что летим на всех парах к Феде! А потом уж и на Станкевича посмотрим. Никуда от нас Станкевич не денется. Согласен?

– Согласен, - кивнул головой Савчук.
– А куда именно мы сейчас поедем, опять домой к Кабанову?

– Да, туда именно. Если мне не изменяет интуиция, а она мне редко пока что изменяет, Федя должен два-три дня после случившегося залечь в своей берлоге, изредка, конечно, выбираясь на свет божий за очередной порцией водки. Так что, едем сейчас к нему, он дома. Хочешь поспорим на бутылку коньяка?

– А зачем вам бутылка коньяка? Вы же не пьете, - сказал Савчук и осекся, вспомнив, что все знали, как одно время Полозов довольно-таки прилично запил после того, как его бросила жена из-за нежелания майора устроиться где-нибудь на возможно более денежное место в перестроечные времена. Но после того, как период, когда майор, по его же собственным словам, дал слабину с алкоголем, он моментально и бесповоротно бросил пить и к спиртному уже не притрагивался. Поэтому напоминание о статусе непьющего Полозову было не только констатацией данного факта, но и напоминанием о его причине. И Савчук, поняв это, виновато отвернулся и стал "внимательно" следить за дорогой.

– И действительно, зачем мне бутылка, - как ни в чем не бывало улыбнулся Полозов, бросив лукавый взгляд на Савчука, который понял, что зря подумал, что майор по данному вопросу испытывает какие-то комплексы.

– Я вот только чего не пойму, - уже спокойно взглянул Савчук на майора, - вы говорите, что Кабанов может подумать, что в убийстве Басова замешан начальник фонда госимущества, как я понял?

– Ну да, говорю, а в чем проблема?

– Да вы говорите так, словно сами не верите в то, что это может быть на самом деле. Вы и вправду не верите, что это может быть на самом деле?

– Почему же не верю, очень даже верю, что это может быть на самом деле. Но в отличие от Кабанова, я пока что не верю в то, что это единственный вариант того, что могло быть на самом деле. Начальник фонда мог, конечно , то ли непосредственно, то ли косвенно, быть замешан в убийстве Басова. Но мог ведь и быть не замешан. Это могли быть просто конкуренты Басова, решившие отобрать у него Припортовый завод. Не будет у Басова компромата на начальника фонда - не будет, соответственно, и влияния на него; а будет компромат в руках конкурентов - будет, соответственно, у них и влияние на этого начальника, да еще если не будет в живых самого Басова, то задача еще упрощается многократно.

– А если Припортовый завод уже полностью и окончательно на всех законных основаниях принадлежит Басову?

– Саша, не смеши меня. Ты что, не знаешь, как это делается в наше время - решение суда о незаконности приватизации, и путь к новой приватизации расчищен.

– Почему же не знаю, прекрасно знаю я как это сейчас делается, рейдерская атака это называется. Но я не об этом. Я о том, что в случае законной принадлежности Припортового завода Басову, а Басов умер, то завод переходит в полное законное владение, в собственность его наследников.

– Ах, вот ты о чем, - проговорил майор тоном, по которому Савчук сразу же понял , что, как он и думал, предположение вызвало у Полозова замешательство, так как еще утром, при разговоре с вдовой Басова, было видно, как говорится, невооруженным глазом, что Лариса вызвала у майора симпатию, да и самому Саше она пришлась по душе. А кто наследник Басова?

– Ну что же, будет видно, - Полозов как бы смахнул с себя мимолетное

сомнение.
– Пока что ничего определенного сказать не могу. Будет вид-

но...

4.

Новое посещение Кабанова отличалось от предыдущего разве что тем, что Полозову пришлось жать на звонок гораздо дольше, да еще запах перегара в комнате был значительно сногсшибательнее. Все же остальное было то же самое: та же кухня, тот же стол, та же бутылка водки, то ли полупустая, то ли полуполная, тот же стакан.

– А вот и мы к тебе, Федор, опять, - сказал Полозов входя в уже знакомую кухню и оглядывая обстановку.
– Да не подумай, что мы таки не уходили от тебя. То мы были у тебя вчера, а это уже пришли сегодня.

– А-а-а, - прищурился Федор, вглядываясь в вошедших, - так вы у меня уже были? А я то думаю, откуда мне знакомы ваши лица, где-то я уже вас видел.

– Вспоминай, вспоминай, Федор, нам надо с тобой срочно поговорить, и для нашего разговора надо, чтобы ты вспомнил наш вчерашний разговор. Помнишь, о чем мы вчера с тобой говорили? Помнишь меня, лейтенанта, -Полозов показал на Савчука, - помнишь? Помнишь хотя бы , что твоего шефа Басова вчера убили?

– Да помню я, помню, - еще больше опухшее от похмелья лицо Кабанова производило впечатление дикой свирепости и одновременно отчаяния.
– Что я, совсем уж, что ли? Все я помню. Ну не совсем все, конечно, - признался он искренно, посмотрев на Полозова и Савчука.

– Ничего, ничего, - Полозов сел и сделал приглашающий жест Савчуку, - ты, Федя, главное, вспоминай, вспоминай. Припоминаешь, что мы вчера с тобой говорили о смерти твоего шефа. Припоминаешь хотя бы, кто я такой? Кто он, - показал он на Сашу.

– Да что мне тебя припоминать, я тебя и так знаю, и его помню, припоминаю, лейтенант...

– Вот и отлично, припоминай теперь наш разговор... Мы говорили с тобой о твоем покойном друге и шефе Леониде Басове. Мы с тобой договорились быть откровенными. Ты вроде бы и был вчера с нами откровенным. Ты рассказал нам кое-что о жизни своего шефа, о его привычках, о его друзьях и врагах, о его бизнесе, о его успехах и проблемах с конкурентами, об Ирине Александровне и Игоре Компанейце, - Полозов боковым зрением заметил невольное движение Савчука, вызванное, очевидно, тем, что сказанное Полозовым Кабанову совершенно не соответствовало действительному содержанию вчерашнего разговора. Хотя сам Кабанов реагировал на слова Полозова абсолютно спокойно, безразлично вперив неподвижный взгляд своих глубоко сидящих кабаньих глаз в майора, и наблюдающему со стороны за разговором показалось бы, что Федя абсолютно согласен со всем сказанным.
– Потом ты, Федя, - продолжал майор, - рассказывал нам о Ларисе Басовой , о ее взаимоотношениях с мужем, что нам , к стати, очень помогло, - это уже вызвало кое-какое оживление на лице Кабанова.
– Но не это главное, - Полозов сделал небольшую паузу, вперив взгляд в собеседника, - главное, Федя, что ты нам рассказал о портфеле... Да, да, о том самом портфеле, который, по твоим словам, в последнее время словно бы прирос к твоему шефу, потому, что, как ты сказал, в последнее время Басов почти не расставался с этим своим портфелем, - Полозов увидел, как безразличный взгляд Кабанова стал преображаться после упоминания о портфеле - глубоко посаженные Федины глаза стали постепенно округляться от удивления или от возмущения на самого себя из-за того, что он, оказывается , был вчера настолько пьян...
– Как ты сказал, это все было связано с приватизацией Припортового завода, с тем, что Басов очень уж хотел завладеть этим заводом, и ему удалось раздобыть очень действенный компромат на начальника областного фонда госимущества, - майор увидел, как выражение удивления и сомнения на лице Феди сменилось выражением панического ужаса по поводу того, как много, оказывается, он вчера порассказал Полозову.
– И, хотя ты не сказал нам точно, какого рода, что именно это был за компромат, - майор словно бы вбивал гвозди в голову растерявшегося Кабанова, сжавшего кулаки так, что аж хрустнули пальцы и побелели костяшки, - мы тем не менее вполне оценили твою откровенность и очень благодарны тебе за твою нам чистосердечную помощь. Но тем не менее, нам с Сашей хотелось бы знать, в самом ли деле ты ничего не знаешь о том, какой именно компромат был у Басова в портфеле, или просто промолчал по некоторым причинам, а Федь...

– А разве я ... Неужели я на самом деле?...
– сделал Федя последнюю попытку разобраться в своих мыслях.

– Да ты не думай, Федя, мы не упрекаем тебя в том, что ты промолчал, хотя и знал о содержании этого компромата, - не давал ему опомниться Полозов, - мы понимаем, что у тебя могли быть на этот счет вполне убедительные причины, но пойми и ты нас... Ты ведь сам пообещал нам вчера полную откровенность и свое полное невмешательство в обмен на то, что я пообещал тебе наказать по полной виновников смерти Басова, хотя поначалу ты и грозился сам наказать этого урода, начальника фонда госимущества, но сам ты, как я тебе доказал, и как ты со мной согласился, сам ты ни за что бы не справился с этим. Ведь я же тебе говорил, что им ничего не стоит убрать кого угодно со своего пути, в том числе и тебя, стоит им лишь заподозрить кого-либо в чем-то, как это уже и произошло, например, с небезызвестной тебе Татьяной Станкевич, секретаршей Басова...