Андервуд. Том 3

Барьер вместе с угрозой пошёл в сторону суетящейся свиты.

— Ганс, отлично, сделай что-нибудь срочно, — оглянулся на подошедшего Уппо, его руки были в крови, рядом сидел и Фарадж, поддерживая непослушные внутренности алхимика.

— Не беспокойся, сейчас посмотрим, чем ему помочь, — стопа монстра замахнулась и размозжила башку полудохлого вормлинга всмятку.

В этот момент время замедлилось, и Ник понял: это «батарейки»! Живая подпитка для мёртвого мага. Поэтому он и позвал сюда этих троих носителей. Ганс планировал присвоить их силу, если дело запахнет жареным.

Оставшиеся в живых обречённо смотрели на лидера, дав тому обхватить свои шеи. Марионетки не борются за жизнь — они делают, что им скажешь.

«Пора кое у кого отобрать игрушки».

Жнец выпустил волну ужаса. Да такую, что пошатнула убийцу боевых товарищей. Барьер настолько ослаб, что кулак Ника оказался внутри и настойчиво расширял дыру.

— Тварь! — заорал раздосадованный Ганс. В руках у него болтались два безжизненных тела.

За годы странствий чёрный слой в сосуде настолько уплотнился, что «крик» мог одним использованием убивать всё живое в радиусе ста метров. А в пределах километра, услышавшие его существа бежали прочь сломя голову.

Преграда разрушилась, и тут Ник использовал свой козырь.

Тантал способен принять в себя два зачарования. Первым они с кузнецом Азлором обговорили скорость, а второе тщательно хранили в секрете. Ведь это тайна семьи Кельдусов — те издревле ковали оружие для Жнецов и могли наделять его особой силой.

Ноксил — это не просто меч семьи Хьюзов. Когда-то его хозяином был самый настоящий Жнец. Неизвестно какими путями, но он попал в руки аристократов. Его создателем был предок Азлора.

Ник совершил пространственный рывок, и клинки с кастетов врезались в податливое тело монстра. Рефлексы мертвеца частично отбили первую атаку, но Ника уже было не остановить. Он рубил тело врага на ближней дистанции, да с такой силой, что вырывал из него куски.

Монстр повалился на землю — искромсанные ноги не могли больше держать такую махину. Рог налился тёмным светом, и территорию вокруг разрезало на знакомые кубы. Однако это ничуть не смутило Жнеца — тот смог вовремя уместиться в один из них и переждать уничтожающую магию.

Удар в грудь, рёбра треснули, и воин расплющил сердце врага в безжизненный ком. Угроза перестала сопротивляться и снова впала в короткий транс. Ник, видя это, замахнулся, уже собираясь уничтожить мозг, как его знатно тряхнуло, и он скатился вбок.

* * *

Адам навсегда потерял свой сосуд. Это значит, что он не мог апеллировать магией и принимать её сущность. Разумных созданий без сосуда в мире Андервуда не существовало.

Кайзер не в состоянии вылечить свои раны. Емиров порошок не действовал на него. Он стал изгоем. Таково было наказание Саймона. Обречение на полное одиночество: Адам не мог никого слышать, не мог никого видеть и даже рассказать о своём никчёмном состоянии!

Единственное, что у него осталось — это тактильные ощущения и запахи. Место, куда его отправили, было лечебницей для инвалидов. Здесь его кормили, мыли, одевали. Но не больше. Никто не приходил его навещать из многочисленных сослуживцев. Всех настоящих друзей много лет назад убил Саймон.

Днями напролёт Кайзер сидел в своём кресле и ждал, пока не начнёт гнить. Но этого ему не давали, продляя жизнь процедурами.

Сначала он радовался, что всё ещё дышит этим воздухом, но потом пришло осознание своей полной ненужности. Если бы он мог раскаяться в содеянном, то раскаялся бы, но вся сущность Адама яро сопротивлялась этому. В нём ещё сохранилась крошечка гордости и злости, несмотря на увиденное.

Он презирал всех этих убогих и не хотел иметь с ними ничего общего. Он командир Южного штаба Красных плащей!

Знатная семья оплачивала этот благотворительный цирк. Дома, увы, не осталось тех, кто ему близок. Родственники изредка приходили в гости, держали за руку, но ему было противно от лживой жалости.

Иногда Адам буянил. Молодому парнишке досталось от него во время массажных процедур. Кайзер схватил ублюдка за руку и повалил на холодный кафельный пол, а затем кулаки вспомнили былое — приятное чувство податливой человеческой плоти.

Он так отделал этого женоподобного засранца, что персоналу пришлось оттаскивать родовитого пациента. Кайзер гладил содранные костяшки и чувствовал знакомую липкую кровь. В тот день он много кричал, но больше всего радовался, когда понял, что на короткий миг вернул себе вкус к жизни.

В следующие разы его фиксировали к столу и старались не касаться руками при сопровождении, используя поводырские палочки. Снова настала скука, и Адам погрузился в вереницу бесконечных будней. День за днём всё было по расписанию.

Подъём. Зарядка. Завтрак. Короткая прогулка. Свободное для игр время. Обед. Процедуры. Снова свободное время. Ужин. Вечером — культурная программа для пациентов. Отбой.

Друзей он себе не завёл, но ждал удобного случая отколошматить любого желающего. Кайзер злился не на них, а на своё малодушие, вспоминая, как упал на колени и молился перед ублюдком, убившим его товарищей.

Такие, как Саймон, не заслужили прощение, и уж тем более возможности стать десницей богини. Её правая рука — это отражение кристально чистых идеалов и помыслов, это воин, чьи поступки достойны! Почему именно Саймон? Он же эгоистичный урод, изгой, предавший отряд…

Кайзер гонял эти мысли до отупения, разговаривал сам с собой и так бы и сошёл с ума в этом тёплом и уютном застенке, пока к нему в сознание не ворвался чужой голос.

Как глоток свежего воздуха.

Адам в первый раз даже вскочил от неожиданности и замотал головой по сторонам. Мужчина! Явно немолодой, но интонации телепата не вызывали в нём раздражения. Тот был откровенен с ним, не юлил и говорил как есть.

«Ты живой труп, жалкое подобие прошлого».

Он и так это знал, но когда твои мысли озвучивает кто-то посторонний, им сразу же придаётся больше веса, чем своим. Ты начинаешь в них верить по-настоящему.

«Я дам тебе возможность видеть, не видя, но взамен заберу всё. Если мне понадобится твоя жизнь — ты её отдашь».

А когда Адам услышал, о чём конкретно его попросил незнакомец, то согласился, не думая ни секунды. Под удивлённые взгляды окружающих он письменно заявил, что больше не нуждается в лечении. Собрался и ушёл.

Он мог видеть! Он прозрел! Правда, цветов совсем не различал, и весь мир был чёрно-белым, словно нарисованный углём эскиз. К его выздоровлению все отнеслись с недоверием, но Кайзеру было плевать.