Андрей Боголюбский

Медлительность Юрия заставила Святослава просить мира. По условиям мирного соглашения, продиктованным Изяславом, черниговские князья обязывались обратить свое оружие против Юрия в отместку за «насилье» Юрия над Новгородом. Изяслав, придя в Новгород, осенью 1148 года поднял на Юрия новгородские полки. Соединившись с Ростиславом смоленским на устье Медведицы, он прошел вниз по Волге, не встречая сил Юрия, громя и сжигая селения по обоим берегам Волги до устья Мологи. Черниговские же князья так и не двинулись из вятичских лесов, и Изяславовы дружины, повоевав и пограбив поволжские города до Ярославля, подгоняемые весенней оттепелью 1149 года, покинули землю Юрия, уведя с собой 7 тысяч пленников^{61}.

Юрий не поднялся на защиту своей земли; он смог лишь в отместку выследить партию новгородских даньщиков и напустить на них дружину князя Ивана Берладника. Тем временем сын Юрия Ростислав, недавно изменивший отцу и перешедший на сторону Изяслава, был уличен последним в подготовке переворота, лишен всех пожалований и изгнан с юга. В простой ладье с четырьмя отроками Ростислав был отослан к Юрию. Боялся ли он гнева отца и кривил душой или в его словах была доля правды, но он сообщил ему о недовольстве киевлян и черных клобуков Изяславом^{62}.

Лишь теперь Юрий решился на большую войну с племянником. Мотив мести за «сором» и отстаивание своего старейшинства, с которым не посчитался Изяслав, был внешним поводом стремления захватить богатый Киев и утвердить свою власть в Поднепровье. Юрий в союзе со Святославом черниговским и большими силами половцев двинулся на юг. Несчастная битва под Переяславлем была проиграна Изяславом, он бежал в Киев, а через три дня полки Юрия были уже под стенами города. Киевляне, ссылаясь на потери в битве, отказались бороться, утешая Изяслава, что они все равно не уживутся с Юрием и поддержат Изяслава, как только он вернется вновь^{63}.

Оставив в Суздале Василька, остальных сыновей Юрий посадил под Киевом: Ростислава — в Переяславле, Андрея — в Вышгороде, Бориса — в Белгороде, Глеба — в Каневе. Изяслав, ушедший во Владимир-Волынский, тем временем пытался вовлечь в борьбу с Юрием Венгрию, Польшу и Богемию. Предложение мира на условиях возврата Юрием новгородских даней и признания за Изяславом Владимира и Луцка было отвергнуто Долгоруким, который осадил в Луцке Изяславова брата Владимира. После шестинедельной осады снова начались мирные переговоры, и Юрий, наконец, согласился уступить новгородские дани и вернуть все захваченное в Переяславской битве. Изяслав же уступал ему Киев^{64}.

Однако Юрий не исполнил условий и не вернул Изяславовой дружине ее добра. Разгневанный Изяслав выбил из Пересопницы Юрьева сына Глеба и договорился о совместных действиях с черными клобуками. От одних этих вестей Юрий бежал из Киева и затворился в Остерском Городке. Обеспечивая свои притязания на Киев, Изяслав договорился с престарелым дядей Вячеславом, братом Юрия, что он как старший сядет в Киеве, пока Изяслав будет занят войной. Однако Изяславу пришлось отступить перед полками Юрьева союзника Владимирко галицкого и вернуться в Киев, под которым уже переправлялись войска Юрия и черниговских князей. Долгорукий снова занял Киев, а Владимирко посадил его сыновей в городах, охранявших подступы к Киевской земле с запада. Вскоре, однако, Изяслав удачным маневром захватил врасплох Белгород и с венгерской помощью занял Киев. Сидевший в Белгороде сын Юрия Борис был застигнут врагами во время пира с дружиной и попами, а Юрий — в киевском Красном дворе. Характерно, что и теперь Юрий бежал в свой Остерский Городок лишь при одной вести о приближении Изяслава^{65}.

Снова Юрий поднимает черниговских князей и орды половцев, собирая их в Городке. В 1151 году разыгрался знаменитый речной бой на переправах через Днепр, и войска Юрия обложили Киев. В первом же бою Изяслав отбросил полки Юрия за Лыбедь, и Юрий начал отход к Белгороду. В преследовании Юрия приняли участие и киевляне, которые теперь поняли и оценили плохие способности Юрия как правителя и военачальника. Преследование настигло полки Юрия на реке Рут, где он потерпел позорное поражение; много людей было перебито, много утонуло в топком Руте, еще больше попало в плен. Юрий бежал в Переяславль, а его союзник Святослав — в Городок Остерский. Осажденный в Переяславле Юрий принял ультиматум Изяслава отказаться от союза со Святославом, уйти в Остерский Городок и через месяц — в Суздаль. Но и тут он нарушил слово, пробыв в Городке дольше, когда, наконец, был изгнан оттуда, оставив в Городке Глеба^{66}.

В 1152 году Изяслав разрушил и сжег Остерский Городок; гарнизон его был разогнан, валы раскопаны, рвы засыпаны. «Оже есте мой Городець пожгли и божницю, то я ся тому отожгу противу», — сказал Юрий и снова пошел на Изяслава вместе со Святославом, рязанскими и муромскими полками и половецкими ордами. Но двенадцатидневная осада Чернигова, в котором затворился Изяславов брат Ростислав и племянник Святослава — Святослав Всеволодович, окончилась новым отступлением Юрия при первом известии о приближении сил Изяслава. Юрий ушел в Суздаль, бросив на произвол судьбы своего союзника Святослава и оставив ему, словно в насмешку, «помощь» — 50 дружинников^{67}.

Многолетняя борьба между Изяславом и Юрием за обладание Киевом не была только местной русской борьбой. Она находила широкий отклик на Востоке и в Западной Европе, вызывая опасения или надежды. Византия переживала тогда очень тревожное время. Второй крестовый поход 1147 года, когда западные армии оказались под стенами Константинополя и лишь с большим трудом были удалены в Азию, поставил под угрозу самое существование Византийской империи. Кроме того, она вела борьбу с Венгрией, и в это втягивались западные государства и русские княжества. На стороне Византии были Юрий Долгорукий, женатый на греческой княжне, его союзник Владимирко галицкий, сын которого Ярослав был женат на дочери Долгорукого Ольге, германский император Конрад и Венеция. На стороне Гезы Венгерского был его шурин Изяслав Мстиславич, Франция и сицилийские норманны. Борьба Гезы с Византией началась задолго до 1152 года, когда он поддерживал против Мануила своих родственников — владетелей Сербии и Боснии. Византийский историк Киннама указывает, что одной из причин похода Мануила в 1152 году на Венгрию и было желание спасти своего союзника Владимирко от Гезы^{68}.

В этой обстановке для Византии было чрезвычайно существенно укрепление церковно-политического подчинения Руси, осуществлявшегося через киевского митрополита. Напротив, Изяслав, воспользовавшись трудным положением империи, стремился к обратному и добился поставления на митрополичью кафедру собором русских епископов 1147 года русского монаха Клима Смолятича. Изяслав, как полагают, исполнял волю киевлян, желавших русского митрополита, а Клим был популярен^{69}. Наиболее непримиримыми противниками нового митрополита были грек Нифонт — владыка новгородский — и ростовский епископ Нестор; поэтому Нифонт стремился ослабить суздальско-новгородские противоречия к явной невыгоде для Изяслава. Так борьба за Киев, сплетаясь с церковной политикой, выходила за пределы Руси^{70}.

В течение долгих лет борьбы за Киев Суздальская земля была предоставлена самой себе. Здесь, видимо, сидели сыновья Юрия, пока их не отрывала война на юге. После смерти епископа Исаии (1090) в течение 47 лет в Залесье не было и своего епископа, и оно управлялось, по-видимому, переяславльским епископом^{71}.

Как только Юрий проявил инициативу в южных делах, на ростовской кафедре появился около 1137 года епископ — грек Нестор, видимо, немало способствовавший укреплению грекофильских симпатий Юрия и друживший с Нифонтом Новгородским. При этом Нестор не волновал своими делами Ростовский край и, вероятно, поэтому оставил о себе хорошую память в своей не склонной к новшествам пастве^{72}; он даже не построил ни одной церкви. Не поехал Нестор и на собор 1147 года, избравший Клима Смолятича^{73}.

В княжение Юрия в Ростове появились местное летописание; записи, возможно, делались при епископском соборе. Полагают, что они кончались известием об избрании на суздальский стол сына Юрия Андрея и о достройке им церкви Спаса в Переяславле-Залесском. Главное внимание этого раннего летописца, судя по всему, было привязано к жизни Ростова, в связи с чем последующее владимирское летописание и отнеслось к нему пренебрежительно. Из-за этого летописание времени Юрия дошло до нас в виде случайных фрагментов в ряде списков летописи^{74}.