Андрей Боголюбский
Шрифт:
Все силы Суздальщины были прикованы к югу; с этим было связано усиление болгарской опасности. В 1152 году «приидоша Болгаре по Волзе к Ярославлю и оступиша градок в лодиях, бе бо мал градок, и изнемогаху людие в граде гладом и жажею, и не бе лзе никому же изити из града и дати весть Ростовцем. Един же уноша от людей Ярославских нощию изшед из града, перебред реку, вборзе доеха до Ростова и сказа им Болгары пришедша. Ростовцы же пришедша и победиша Болгары»{75}. По-видимому, Юрий был еще в южном походе; как суздальцы в 1107 году, так теперь ростовцы сами отбили болгарскую рать, никакое княжеское имя не фигурирует в этих событиях.
Возврат на север в 1152 году оставлял мало надежд на Киев, и Юрий взялся всерьез за устройство своей заброшенной Суздальской земли. Под 1152 годом летопись перечисляет ряд церковных сооружений и градостроительных мероприятий. Юрий ставит взамен старого
Однако все это строительство быстро обрывается подготовкой последнего похода Юрия на Киев (1154); собор в Переяславле даже оставили незаконченным: его достраивал Андрей; он же строил по приказу отца первые укрепления Москвы.
Однотипность и простота созданных в новых городах храмов свидетельствует не только о суровых вкусах этого полного военных тревог времени, но и о том, что в борьбе Юрия церковь и искусство стояли еще на втором плане, уступая силе меча. Самые мастера-строители, как можно думать, были пришлыми из союзного Юрию далекого Галича{77}.
Внимание источников, прикованное к сложным перипетиям борьбы Юрия и Изяслава за Киев, совершенно не обращается на внутреннюю политику Долгорукого в Суздальской земле; относительно ее внутренней жизни мы можем строить лишь догадки.
Юрий не сел в Ростове, поручив его своему воспитателю Георгию; стольным городом он сделал Суздаль; но и отсюда его резиденция переносится сначала в пригородную укрепленную усадьбу Кидекшу, а затем Юрий, по-видимому, хотел перейти во Владимир, где рядом с Мономаховой церковью Спаса строили церковь Георгия. Это перемещение княжого двора указывает, видимо, на противоречия, рождавшиеся между владетельным местным боярством и князем, которые заставляли Юрия отдаляться от старых городов. Как мы узнаем из несколько более поздних случайных упоминаний летописца, боярство быстро набирало силу. В его руках были многочисленные богатые села, полные скота и конских табунов, бояре «работали сирот», как теперь стали называть крестьян.
Правдоподобно выглядит картина княжеско-боярских отношений, изображенная позднейшим «Сказанием о начале Москвы»{78}. Владетель богатых «сел и слобод красных» боярин Степан Иванович Кучка не пожелал отдать на службу к князю своих сыновей. Юрий угрожал войной и наконец казнил строптивого боярина, а сыновей и дочь его взял силой ко двору своего сына Андрея{79}. На месте боярского имения вскоре возник укрепленный княжеский город — Москва. Мотив ликвидации свободной боярской вотчины и требования верховным собственником всей земли своего княжества Юрием «службы с земли» очень правдоподобен. Кучковичи потом сыграют трагическую роль в гибели Андрея.
Если доверять сообщению В. Н. Татищева, то рядом со старым боярством и княжой дружиной при Юрии появляются и вполне зависимые от князя воины, которых Юрий вербует не только из русских, но также из болгар, мордвы, югры, заселяя ими свои новые городки и давая им «ссуду и пожалование»{80}. Новые городки, населенные преданными князю людьми, сыграли большую роль в дальнейшей истории Суздальщины; они были неизменной опорой княжеской власти во всех конфликтах ее с местным старым боярством.
Так формировались элементы новой служилой знати, сравнительно мало имущей, а потому более алчной и энергичной в использовании земли и эксплуатации местного населения — крестьян и городских людей.
Судя по деятельности «суздальской» администрации Юрия в Киеве, вызвавшей в 1157 году бурное восстание, княжие люди имели хороший опыт по управлению и сборам доходов. Сельское население — «сироты» — было прочно опутано сетью феодальной эксплуатации и придавлено гнетом закона господ, и повторение крестьянских восстаний, потрясших Залесье в XI веке, было теперь надолго исключено. Можно не сомневаться, что земледелие на юрьевско-суздальском черноземе быстро развивалось. Под Суздалем чернозем
поднимали уже не сохой, но тяжелыми плугами, напоминавшими болгарские степные орудия пахоты. Именно в этой земледельческой зоне и росли княжеские города Юрия. Около них множились княжие и дружинные села. Все это свидетельствует о дальнейшем быстром развитии феодальных отношений в Суздальской земле при Юрии.Первая половина XII века выращивает и ту силу, которая станет опорой Андрея: быстрыми шагами развиваются городская культура, торговля и ремесло, растет городское население. Об этом говорят археологические раскопки в Суздале, Владимире, Ярославле, Дмитрове и других городах{81}. Владимир вел торговлю через Клязьму и Оку с Поволжьем; он к середине XII века уже значительно перерос границы Мономаховой крепости. Среди горожан, еще занимавшихся сельским хозяйством — типичное занятие для городов средневековой Европы того времени, — было уже много ремесленников разнообразных специальностей. Особый район к западу от княжих дворов занимали гончары. Мастера по выработке стекла изготовляли красивые стеклянные браслеты и цветные перстни — любимое украшение горожан XII века. Местные ювелиры, подражая роскошным образцам киевских мастерских, выделывали изящные серебряные украшения и пытались перенять сложную технику эмали. Резчики по кости и дереву изготовляли разнообразные предметы, украшенные простой, но изящной орнаментацией. Кузнецы делали различные сельскохозяйственные орудия, косы, топоры, ножи, плотничий инструмент, огнива, рыболовные крючки, наконечники стрел, оружие и многое другое. Владимир в XII веке становится крупным торгово-ремесленным центром Суздальщины. О степени зрелости городской культуры говорит также еретическое движение, которое возникает в первые годы правления Андрея.
Впрочем, наступающий расцвет края интересовал Юрия лишь постольку-поскольку; строя городки Суздальского ополья, он не переставал думать о богатстве и величии Киева.
В 1154 году Юрий последний раз вмешался в борьбу на юге, двинувшись со всеми сыновьями и воинской силой «в Русь». Но конский падеж и небывалый мор в людях заставили его прервать поход у Козельска и вернуться в Суздаль{82}.
Вскоре умер главный противник Юрия — Изяслав Мстиславич. Его брат Ростислав не обладал ни воинским талантом, ни политическим искусством Изяслава, и Юрий в 1155 году занял Киев. Он снова посажал своих сыновей под Киевом: Андрея — в Вышгороде, Бориса — в Турове, Глеба — в Переяславле, Василька — в Поросье. Суздальщина снова оказалась на заднем плане его интересов; она была предназначена им младшим сыновьям — Михалке и Всеволоду{83}.
Первым делом Юрия было восстановление нарушенного избранием митрополита Клима Смолятича порядка в русской церкви. В Киев прибыл митрополит — грек Константин, сразу же предпринявший суровую проверку русской иерархии и устранивший ненадежных епископов{84}.
Мечта Юрия о киевском столе исполнилась, но напряженность отношений с киевлянами продолжала ощущаться; поэтому Юрий не забывает о возможности нового возврата на север. Здесь, во Владимире, рядом с двором Мономаха и его Спасской церковью, в 1157 году строят новый белокаменный храм, посвященный княжескому патрону Георгию и, по-видимому, предназначенный стать центром будущего нового богатого княжого двора{85}.
Управление Киевом в обстановке, полной интриг, было трудным делом. Новгородскому летописцу только издали могло показаться, что с вокняжением Юрия наступил долгожданный мир — «бысть тишина в Русьстей земли»{86}. Уже на другой год оформился союз недовольных им князей, в который входили брат Изяслава Ростислав, сын Изяслава Мстислав и черниговский Изяслав Давидович. Войска коалиции уже готовы были двинуться на Киев, как к ним пришла весть о смерти Юрия.
Летопись сообщает об этом так: «пив бо Гюрги в осменика у Петрила в той день на ночь разболеся и бысть болести его 5 дний и преставися Киеве Гюрги Володимиричь князь Киевскый месяца мая в 15 в среду на ночь, а заутра в четверг положиша у манастыри святаго Спаса…» Прах Юрия нашел упокоение в отцовском придворном храме на Берестове{87}. Перед этим столь же неожиданно умер брат Юрия Вячеслав. Ростислава известили об этом так: «Дядя твой Вячеславъ пивъ ляже, и тако не въста»{88}. Это очень напоминает обстоятельства смерти Юрия. Одновременная смерть обоих «старейших» в Мономаховом роде братьев-князей наводит на подозрение в их насильственной смерти. Можно предполагать, что Юрий был отравлен на пиру у Петрилы. Тайное убийство князей их соперниками было в порядке вещей{89}.