Андрей Боголюбский

Что стало причиной похода, мы, к сожалению, не знаем. Возможно, болгары нарушили условия договора, заключённого ими с Андреем после первой болгарской кампании; возможно, никаких договорённостей тогда и не было и новый поход объяснялся нападениями болгар на какие-то русские земли. А может быть, целью похода было желание дружины и князей обогатиться, захватить побольше добычи. Не будем забывать, что ради этого чаще всего и велись войны в Средние века. Мусульманская Болгария рассматривалась русскими как безусловный враг, прежде всего в религиозном смысле, и для её сокрушения годились все имеющиеся способы и средства. В эпоху глобального столкновения ислама и христианства война с Болгарией воспринималась как часть всеобщего Крестового похода против врагов веры, и мы уже довольно говорили об этом, когда речь шла о болгарском походе Андрея Боголюбе кого 1164 года. Новая война с Болгарией, как и предыдущая, должна была стать общим делом всех князей Северо-Восточной Руси. Правда, на этот раз события приняли не совсем тот оборот, какой, наверное, хотел придать им князь.

Как и годом ранее, Андрей привлёк к походу своих союзников — рязанского и муромского князей. Сами они и теперь не приняли участие в военных действиях, вновь ограничившись тем, что отправили на помощь Андрею своих сыновей. Местом сбора дружин был определён Городец (по-другому Радилов Городец, ныне райцентр Нижегородской области) — крепость на левом берегу Волги, выше устья Оки. Сюда, к переправе через Волгу, вела дорога от Владимира, Суздаля и Ростова. По сведениям некоторых поздних летописей, Городец был построен ещё во времена Юрия Долгорукого неким его племянником (или внуком?) Борисом Михалковичем; по мнению же большинства историков, город основал Андрей Боголюбский вскоре после своего победоносного похода на Волжскую Болгарию^{308}. В Городец, или, скорее, к переправе напротив Городца, и прибыл Мстислав Андреевич с частью войска — прежде всего с собственной дружиной и воеводой Борисом. Затем они продвинулись к устью Оки — туда, где впоследствии будет выстроен Нижний Новгород. Впрочем, мы не знаем точно, на каком берегу Оки — левом или правом — остановился князь, равно как не знаем, имело ли какие-либо укрепления место его стоянки или же он расположился в неукреплённом, временном поселении. Здесь князь и соединился со своими «братьями» — младшими князьями из Мурома и Рязани. (Их имена и на этот раз в летописях не приведены.) Но и княжичи прибыли на встречу с Мстиславом лишь с собственными, весьма незначительными по численности дружинами. Главные силы должны были подойти следом.

Тут-то и выяснилось, что особого желания воевать не было ни у ростовской и суздальской рати, ни у рязанских и муромских полков. Летописец объясняет это тем, что поход был «не люб» людям, «зане непогодье есть зиме воевати болгар». Действительно, зима давала возможность преодолевать реки по льду, не задерживаясь для организации переправы, но воевать, утопая в снегу, особенно в условиях бездорожья, было чрезвычайно затруднительно. Вот и получилось, что рати не спешили на соединение со своими князьями. Они либо совсем не двигались, либо двигались еле-еле, ссылаясь на бездорожье, непогоду и снежные заносы (а может быть, наоборот, на распутицу). Во всяком случае, погодные условия оказались не слишком подходящими для продвижения больших масс людей. Но очень похоже на то, что «непогодье» было использовано прежде всего как предлог для того, чтобы не участвовать в походе, смысл которого ростовские, суздальские и прочие «мужи» не понимали. По замечательному выражению летописца, ратники, «идуче, не идяху».

Мстислав и князья ждали полки в течение двух недель. Но в конце зимы время, предоставляемое погодой для военных действий, в любом случае коротко. Так и не дождавшись подхода основных ратей, князья решили ударить по болгарам силами «передней дружины», то есть передовых отрядов. В их распоряжении находился и «наряд» — оружие, доспехи и всё необходимое для ведения боя.

Несмотря на двухнедельное пребывание русских дружин на Волге, болгары ничего не знали о их приготовлениях к войне и были застигнуты врасплох. «И въехаша в поганыя без вести», — рассказывает о рейде княжеской дружины летописец. Стремительным ударом русские захватили шесть болгарских сёл и некий неназванный город. С жителями расправились, как обычно: «мужи исекоша (поубивали. — А. К.), а жены и дети поима[ша]». Захваченный полон и представлял главную ценность в войне. Теперь ратники могли повернуть обратно. Их двухнедельное стояние на Оке оказывалось не напрасным и после продажи пленников или их посажения на землю должно было окупиться сторицей. Но к тому времени пришли в себя и болгары. Им удалось собрать значительные силы. «Слышавше же болгаре в мале дружине князя Мстислава пришедша и идуща опять (то есть возвращающегося вспять, обратно. — А. К.) с полоном, доспеша вборзе (то есть поспешили. — А. К.) и поехаша по них в 6 [тысячах]».

От этой лихой погони Мстислав с князьями едва сумел ускользнуть. «За малым не постигоша их», — продолжает свой рассказ летописец. Наших отделяли от преследователей каких-нибудь 20 вёрст. Но Мстислав «с малою дружиною» и полоном успел переправиться через Оку. Преследовать его дальше болгары не стали и повернули обратно [167] .

Как всегда, случившееся было объяснено вмешательством Высших сил. «…И възврати от него Бог поганыя болгары, хрестьяны покрыв рукою Своею», — подводит летописец итоги похода князя Мстислава. Заступничество Пресвятой Богородицы и сила христианской молитвы и на этот раз проявили себя очевидно для всех («очивесть»), и русским воям осталось лишь вознести благодарственные молитвы. «Погани бо възвратишася вспять, а хрестьяне хваляще Бога, взвратишася в своя си».

167

Дополнительные сведения о походе приведены в «Истории» В Н Татищева. Здесь названа примерная численность «передней дружины» Мстислава «лучших людей с 2000 человек» По представлениям Татищева, хорошо знавшего регион, удар был нанесен не столько по болгарам, сколько по мордве, чьи «великие села» и были захвачены и разорены русскими Болгары нагнали Мстислава в восьми верстах от Оки (видимо, кириллическая цифра «к» (20) была прочитана Татищевым как «ы» (8)), когда воины Мстислава, «с полоном наперёд пущенные», переправлялись через реку. Но Мстислав, «хотя был с малым числом, однако ж, помощию Божиею, сохранно» отошёл. «И тако Мстислав возвратился в дом со многим полоном к великому обрадованию отца своего и народа…» [Татищев. Т. 3. С. 97].

Успех, конечно, был весьма относительным. Но полон князья привели, а из своих людей вроде бы никого не потеряли.

Мы не знаем, наказали ли Андрей и его сын нерасторопных воевод. Возможно, что и нет. Князья вполне могли рассудить так, что всё, что ни делается, делается по Божьему изволению, а значит, промедление главных сил на пути к Волге произошло неспроста, и в итоге всё обернулось к лучшему. Но некий очень важный для себя сигнал Андрей, кажется, пропустил. Войско, или по крайней мере его часть, уже не хотело воевать ради тех целей, которые он объявлял. Промедление ратей, в том числе и его собственных — ростовских, суздальских и даже владимирских, свидетельствовало о том, что какие-то важные рычаги управления людьми князь постепенно выпускал из своих рук — всё ещё не отдавая себе в этом отчёт.

Что же касается Андреева семейства, то в его жизни болгарский поход имел весьма печальное, хотя и отдалённое по времени последствие. Как и для старшего Андреевича Изяслава, он оказался последним в биографии второго и любимого Андреева сына Мстислава. Примерно год спустя, 28 марта 1172 года, князь Мстислав Андреевич умер [168] . Как и Изяслав, он был похоронен во владимирском Успенском соборе. «И плакашеся по немь отець его и вся Суждальская земля», — свидетельствует летописец ^{309} .

168

Если же, вслед за большинством историков, датировать болгарский поход зимними месяцами начала 1172 года, то получится, что Мстислав умер совсем скоро после возвращения из него. В таком случае, может быть, от полученных ран?

Нынешняя гробница князя находится близ северных дверей храма. В «надгробном листе», помещённом над ней в XVII веке, второй сын Андрея Боголюбского показан был как великий христолюбец и заступник православных людей: «бяше бо велми добродетелен и милосерд ко христианом», но беспощаден к врагам христианской веры. «…Наипаче безбожных болгар всю землю поймал и попленил», — вспоминал владимирский книжник о болгарском походе князя Мстислава Андреевича. А далее продолжал: «…и многих во святое крещение просветил, а непокоряющихся мечу предавал» ^{310} . [169] Трудно сказать, в какой степени эта характеристика соответствует действительности. Так, о миссионерских усилиях князя в Волжской Болгарии нам ничего не известно, да и едва ли у него нашлось время для обращения болгар в христианство. Хотя кто-то из пленников, наверное, мог и принять крещение.

169

Согласно преданию (впрочем, едва ли надёжному), некогда над гробницей князя Мстислава Андреевича возвышалась мраморная статуя, поставленная будто бы самим Андреем, но впоследствии утерянная; см.: Георгиевский В.Т. Святой благоверный великий князь Андрей Боголюбский. С. 96, прим. Стоит, пожалуй, заметить, что подобные скульптурные надгробия были распространены в то время в Западной Европе.

После смерти Мстислава первенство среди Андреевичей перешло к Юрию (Георгию). Пока что он был ещё совсем ребёнком, «дитя», как называет его летописец. И тем не менее отец посчитал его юный возраст подходящим для начала военной и политической карьеры.

Первое упоминание в летописях о князе Юрии Андреевиче связано с новгородской политикой его отца. Поговорим и о ней.

Князю Рюрику Ростиславичу так и не удалось ужиться с новгородцами. В 1171 году он отнял посадничество у Жирослава и выгнал того из города. Обиженный Жирослав отправился в Суздальскую землю, к Андрею, с жалобами на самовольство князя. А весной следующего, 1172 года («на зиму», по не вполне точному выражению новгородского летописца) Рюрик и вовсе покинул Новгород. Был ли его уход согласован с Андреем, неизвестно. Не сказавшись новгородцам, Рюрик двинулся к Смоленску. Его сопровождали собственное семейство и бояре. Двигались не спеша, поскольку жена Рюрика была на сносях. Уже в пределах Смоленской земли, у города Лучина, княгиня разрешилась мальчиком. Обрадованный князь нарёк новорожденного Ростиславом, а в крещении Михаилом — и то и другое имя были даны младенцу в честь деда, великого киевского князя Ростислава Мстиславича. Рюрик действовал как полноправный смоленский князь, вероятно, не признавая «де-факто» переход Смоленского княжества в руки своего племянника Ярополка Романовича: младенцу, его сыну, был пожалован город Лучин, а на месте рождения вскоре была возведена церковь Архангела Михаила. Рождение княжича случилось 7 апреля 1172 года, в пятницу Вербной недели, на восходе солнца^{311}, и эта дата, приведённая киевским летописцем, позволяет нам более или менее точно датировать и остальные события, развернувшиеся вокруг освободившегося новгородского стола.

Оставшиеся без князя новгородцы отправили посольство к Андрею «по князь» (то есть за князем). Очевидно, послы прибыли во Владимир в конце марта или самом начале апреля. Но здесь царил траур, ибо всего несколькими днями раньше земле был предан сын Андрея Мстислав. Понятно, почему Андрей не стал отправлять в Новгород никого из князей, своих ближайших родственников. Вместо них он послал бывшего посадника Жирослава «с мужи своими», то есть с суздальскими боярами. До времени им предстояло править городом — к вящему неудовольствию новгородцев, для которых такая ситуация была крайне невыгодной и унизительной. Жирославу было возвращено посадничество, отнятое теперь у сменившего его Иванка Захарьича — сына бывшего новгородского посадника Захарии, казнённого зимой 1167/68 года. И только спустя немного времени, может быть, месяц или больше, Андрей решился сделать новгородским князем своего третьего сына. «И вда им детя свое Гюрги», — читаем в Лаврентьевской летописи. Новгородцы приняли его «с честью» — хотя и ребёнок, но всё же князь, а не княжеский «муж»^{312}.

Совсем ещё юному Юрию очень непросто пришлось в Новгороде. Разумеется, правил здесь не он сам, а от его имени Андреевы бояре и посадник Жирослав. И правили они так, что следующей зимой новгородскому архиепископу Илье пришлось ехать посольством во Владимир к князю Андрею «на всю правду», то есть для заключения нового договора. Ему удалось договориться с князем. Посадничество у Жирослава отобрали и вернули Иванку Захарьичу, что, вероятно, в большей степени устроило горожан.

В дальнейшем новгородцы под номинальным началом юного Андреева сына примут участие в новом большом походе на Киев. Ничем особым они там отличиться не сумеют, зато вернутся в Новгород все «здоровы», то есть без потерь, что и было для них главным. Ну а спустя несколько месяцев после трагической гибели Андрея Боголюбского от рук заговорщиков случится то, чего и следовало ожидать: «выведоша из Новагорода князя Гюргя Андреевича». Выведут не столько из-за молодости, сколько из-за нелюбви к его отцу, принесшему столько бед Великому городу.