Ангел из пробирки

На Аяве он сделал наброски поместья и его хозяйки. Рисовал на планшете, а затем распечатал и отдал Дамиану. Ариане понравилось, но как-то странно. Она приказала распечатки оправить в рамочки, а компьютерные исходники уничтожить.

Так что на острове он начал свое творчество с чистого листа. На первых рисунках были виды гелениного дома, сада, море и скала. Затем он украдкой начал рисовать свою хозяйку. Не с натуры, просить её позировать он бы не решился, делал фото своим коммом и затем сверялся с картинкой, чтобы правильно передать позу. Нарисовал Гелену анфас и в профиль, сидящую в кресле с планшетом, загорающую на пирсе, стоящую на катамаране с рулевым веслом. Затем начал по памяти набрасывать портреты всех, чей облик мог вспомнить: Дамиана, других парней с их базы, Брендона и Руперта, первого инспектора… Изображение последнего вышло довольно схематичным, но похожим.

С каждым разом рисунки получались всё лучше, но показывать их хозяйке он не решался, всё время старался загородить свою работу от её взглядов. Ариэль стеснялся своего несовершенства, боялся, что Гелена заглянет ему через плечо и засмеёт. Он уже понял, что госпожа отлично разбирается в искусстве.

Но Гелена проявляла просто сверхъестественную тактичность. Оставляла его наедине с планшетом и мольбертом, занималась своими делами и только иногда спрашивала, всё ли в порядке, не нужна ли помощь и не кончилась ли бумага.

Вообще она предоставила Ариэлю большую свободу, такой он не имел даже на Аяве, где им никто не интересовался. Гелена следила только за одним: не за выполнением им работы по дому, тут она полностью полагалась на ответственность парня, а за тем, чтобы он за рисованием не забросил другие необходимые архитектору науки.

По утрам, уходя работать над своим очередным опусом, напоминала о заданиях, которые Ариэль стал выполнять по программе обучения и, вернувшись к обеду, проверяла, всё ли сделано. Хорошо, что не заставляла торопиться. Тот темп, который она задала, Ариэль с лёгкостью выдерживал. Очень помогало то, что ещё на базе он многое изучил и сейчас только закреплял это с помощью задач, расчётов и чертежей, которые почему-то назывались практическими работами.

День его теперь был загружен под завязку, но это ему скорее нравилось. На вздохи по прекрасной хозяйке времени оставалось всё меньше, хотя желание не угасло и, засыпая по вечерам, Ариэль вспоминал весь день, стараясь найти признаки, показывающие, что его чувства не вовсе безответны.

Мимолётные прикосновения, ласковые взгляды, улыбки — всё это он складывал в копилку памяти и перебирал, когда выдавалась свободная минутка. Признаков приязни набралось не так уж мало и от активных действий Ариэля удерживал только страх. Он боялся, что ошибся. Тогда попытка сближения могла окончиться для него изгнанием из здешнего рая, что почти автоматически означало гибель.

Он не сомневался, что Гелена не выбросит его в большой мир совсем уж без поддержки, пристроит куда-нибудь, но из её случайных замечаний и подслушанных обрывков разговоров он сумел сделать заключение: он и такие, как он, кому-то мешают. Понять почему было невозможно, он просто принял это как данное: если он покинет остров, то долго не проживет.

Да и просто покидать дом Гелены не было ни малейшего желания. Здесь осуществились его самые смелые и заветные мечты, кроме, пожалуй, одной, но он верил, что терпение будет вознаграждено и рано или поздно то, на что намекали Петра и Марко, станет правдой.

* * *

Нельзя сказать, что Гелена совсем не замечала, как на неё смотрит Ариэль. Хоть он и таился, но время от времени она ловила на себе его полные звериной тоски и желания взгляды. Это не было ей неприятно, тем более что мальчик вёл себя безупречно и ничего, кроме этих самых взглядов себе не позволял.

То, что она в свои тридцать восемь красива и желанна для этого юного существа, было скорее лестно. Ариэль ей нравился. Да и как он мог не понравиться? Кроме счастливой внешности у него были и другие, редкие в людях достоинства. Главное, он умел быть ненавязчивым. Всё их общение инициировала Гели, сам мальчик к ней никогда не приставал с разговорами. Задавал иногда вопросы, но всегда по делу.

Ещё он был толковый, схватывал всё на лету, работящий, ответственный, старательный… При этом он не выпячивал свои таланты и достижения, а вёл себя очень скромно и сдержанно. Но Гели прекрасно видела: это не от недостатка эмоций. По взглядам, движениям, модуляциям голоса можно было уловить изменения его настроения и всплески ярких, сильных чувств, хотя Ариэль ни разу не дал им выплеснуться наружу.

Еще бы, думала Гелена, их там на базе должны были наказывать за проявления эмоций, приучать держать себя в руках при любых обстоятельствах, вот он и научился.

Вспоминая своих сотрудников и соучеников, Гелена не могла не отметить: такого скопища талантов и положительных качеств она ни разу не встречала в одном человеке. Даже у Калле были недостатки, и весьма существенные, а этот юноша, казалось, был их лишён.

Может, это правильно, что Ариэль человеком не считается? Этот верх совершенства может быть только ангелом.

Единственным сомнительным моментом оставался тот, что он видел в ней женщину. Но разве можно было его за это порицать? Если честно, дойди до дела, Гели не нашла бы в себе силы отказаться от любви этого чудесного существа. Но он держал себя в рамках и она тоже не решалась сделать первый шаг. Что её удерживало, женщина и сама не знала. То ли память Калле, то ли вбитые в детстве правила, что мужчина должен быть непременно старше, то ли то обстоятельство, что Ариэль по сути был её рабом. Еще влияло неприятие Геленой образа мысли и стиля жизни Арианы. Не быть как сестра! Та сделала генномодифицированного юношу своим любовником, значит, Гели не должна так поступать.

При этом она сознавала: по отношению к Ариэлю это в некотором смысле жестоко. Он нормальный, здоровый мужчина, несмотря на то, что родился несколько нетрадиционным способом, ей ли, генетику, этого не знать! Ему в его возрасте нужна женщина, просто необходима. А где тут женщины кроме неё, Гелены? Петра? Да Марко за жену порвёт мальчишку на мелкие лоскутки.

Было ещё соображение: полгода назад Гели летала на медицинский осмотр к своему личному доктору Рахель Фейгис. Пожалуй, это был единственный человек во вселенной, которому она безоговорочно доверяла. С того времени, как Гелена поселилась на острове, Рахель стала для неё не только лечащим врачом, следящим за здоровьем тела, но и подругой, латающей раны души.

Уже через год после смерти Карла Рахель намекнула Гелене, что пора прекратить жить вдовой и найти себе кого-нибудь. Если не для души, то хоть для тела. Каждый год она говорила об этом, и чем дольше затягивалось одиночество писательницы, тем серьёзнее становился тон врача. В последний раз Рахель просто наорала на свою пациентку.

— Сколько можно говорить! — кричала она, — Ты решила угробить своё здоровье и помереть? Заведи наконец себе любовника и сбрось этот камень с моей души! Я всё же твой врач и отвечаю за твоё здоровье, а ты делаешь всё, чтобы его загубить! Сидит одна как сыч, никто ей не нужен. У тебя в тридцать восемь, глядишь, климакс начнётся и вылезет онкология. Посмотри, какие показатели гормонов! Ты вообще каким местом думаешь?

Гелена пообещала изменить свой образ жизни, но ничего для этого не сделала. Проблем с тем, чтобы найти кого-то, не существовало, поухаживать за богачкой и известной писательницей хотели многие, не только жиголо, но и вполне достойные, респектабельные люди. Но никто из тех, с кем она успела здесь познакомиться, ей не нравился настолько, чтобы ради него поступиться хоть чем-то в своём образе жизни. Чтобы встречаться с мужчиной, ей пришлось бы регулярно летать на материк, а этого Гели не желала. Пустить же кого-то в свой мир казалось ей невозможным.