Ангел Рейха

Я старалась держаться по возможности дальше от этого мира прямолинейных суждений и ограниченных мыслей и давно решила игнорировать тот факт, что по роду моей деятельности мне приходится так или иначе иметь с ним дело. Я полностью сосредоточилась на своей работе. Этого было достаточно.

Но тот факт, что я старалась игнорировать этот мир, означал, что я окажусь в заведомо невыгодном положении, когда мне придется с ним столкнуться. Я не понимала языка, на котором здесь говорили. Мильх, по крайней мере, совершенно недвусмысленно выразил свое отношение ко мне. В общении же с другими людьми я никогда толком не понимала, говорят ли они то, что думают, или имеют в виду ровно противоположное.

Сидя в кабинете фон Грейма, я понятия не имела, на моей он стороне или нет. Если нет, пока я еще ничем себе не навредила, но вот-вот могла совершить ужасную ошибку.

Я встала.

– С вашей стороны было очень любезно принять меня, герр генерал. Я знаю, что вы очень заняты.

Я двинулась к двери.

– Да сядьте, – сказал он. – Вы же все заранее знали, когда шли сюда. Чего вы от меня ожидали?

– Я надеялась на вашу помощь.

– Почему вы обратились ко мне?

– Мне посоветовал генерал Удет.

– Понятно. Да, Эрнст здесь не в силах ничего поделать. Вы разговаривали еще с кем-нибудь?

– Да, я обращалась к генералу Мильху.

– К Мильху? Вы обращались к Мильху? И что он сказал?

– Он настоятельно попросил меня ограничить мои интересы сферой непосредственных служебных обязанностей.

У фон Грейма дернулись губы.

– И тем не менее вы пришли ко мне?

– Я считала это своим долгом, генерал. Если ничего не предпринять, эти люди погибнут.

– Они в любом случае могут погибнуть, – сказал он. – Однако вы правы. Но вы не можете рассчитывать, что я предприму какие-либо шаги для решения такого дела, не располагая конкретными фактами.

Конечно, я не рассчитывала. Я вынула письмо из внутреннего кармана куртки.

– Герр генерал, вы можете дать мне слово?…

– Дать вам что?

Он недоуменно вытаращился на меня. Через несколько секунд он рассмеялся и протянул руку за письмом. Я отдала его.

Лицо фон Грейма утратило веселое выражение, когда он начал читать. Он сделал несколько пометок в своем блокноте, потом отдал письмо мне.

– Оно ваше, – сказал он, увидев мое изумление.

– Спасибо.

– Спасибо вам, что вы пришли ко мне. Я ценю ваше прямодушие. Однако должен предупредить, что вам не стоит вступать в подобные переговоры с представителями командного состава военно-воздушных сил. Да и сухопутных войск тоже.

– Я поняла, герр генерал.

– Я выясню, что можно сделать. – Он встал с кресла и прошел через кабинет, чтобы открыть передо мной дверь. – Вашего корреспондента не отдадут под трибунал.

Я подняла глаза (он возвышался надо мной) и встретилась с ним взглядом.

– Мы ни о чем не договаривались, – сказал он. – Я просто получил информацию.

– Благодарю вас, герр генерал.

Я покидала министерство с чувством, что здесь можно доверять от силы пяти-шести людям, но фон Грейму можно доверять безусловно.

Однажды в среду утром, на седьмой неделе испытаний планера-заправщика, я вошла в инструктажный кабинет с приветливой гримасой, которая, казалось, уже намертво прилипла к моему лицу.

– Та-а-ак, – протянул инструктор, рассматривая полетный лист. – Для вас сегодня нет работы.

Он всегда держался благожелательно.

– Они отказались от него, – сказал он. – От вашего летающего корыта, вычеркнули его из списков. Сдали в металлолом.

Волна радости стала медленно подниматься в моей душе. Достигни она моего лица, оно озарилось бы улыбкой, способной осветить весь Рехлин.

Офицер продолжал листать бумаги.

– Впрочем, кое-что для вас все-таки есть. Сельскохозяйственные машины.

Рано я, оказывается, распрощалась с десантным планером.

Зима выдалась на редкость холодная, и планерам приходилось садиться на лед. Нужно было что-то придумать, чтобы машины не скользили по льду и не врезались в первое попавшееся препятствие.

Конструкторы изобрели ужасающего вида тормозные системы, пахавшие лед, словно плужные лемехи. Их-то мне и предстояло испытать.

Я подняла планер высоко в бледно-голубое зимнее небо. Подо мной расстилалась земля, похожая на огромный глазированный торт. Мне требовалось сделать лишь один круг над летным полем, но я сделала два: второй – от счастья, порожденного сознанием того, что я сижу не в кабине кошмарного заправщика. «Плуги» сработали более чем эффективно: натянувшиеся при резком торможении привязные ремни сломали мне ребро, и никто не верил мне, когда я говорила, что это пустяки.

Через несколько недель после моего разговора с генералом фон Греймом я получила от него довольно туманное письмо. Там говорилось, что «в результате тщательного рассмотрения обсуждавшихся нами вопросов» была разработана программа подготовки для «всех лиц, участвующих в операции». В письме выражалась благодарность мне за содействие и возносились хвалы моему чувству долга.

Уже спустя долгое время я узнала, что произошло на самом деле. После разговора со мной генерал фон Грейм потребовал представить полный отчет о подготовке пилотов-планеристов к планируемой операции. И получил в ответ нечто совершенно невразумительное. На той же неделе начались серьезные тренировки.

А в мае их использовали, те самые планеры. Изрыгая пламя, они упали с предрассветного неба на бетонные стены бельгийской крепости.

Война снова началась, и она бушевала.

Потом, почти неожиданно, она вроде бы закончилась. В течение нескольких недель мы смотрели в мерцающей тьме кинозалов хронику, свидетельствовавшую о головокружительном, молниеносном продвижении наших войск. Голландия пала, Бельгия капитулировала, англичане, оттесненные к Ла-Маншу, эвакуировались на чем попало вплоть до рыболовных суденышек. Франция…

Как странно это было. Древний враг, жуткий призрак Версаля, вдруг оказался соломенным чучелом.

К середине июня германские войска заняли Париж.

Глава пятнадцатая

«Бюкер» деликатно покашливает, потом чихает. Потом двигатель глохнет, снова заводится и снова глохнет.

На серьезную неполадку непохоже. Слава богу, земля внизу ровная, и, слава богу, местность здесь не лесистая. Я приземляюсь на поле прямо по курсу, на поросшее короткой травой поле, окруженное запущенными живыми изгородями. Я выключаю двигатель, выпрыгиваю из кабины и рывком поднимаю капот.