Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

Потом, вновь вернувшись к своему столу, он тяжко вздохнул и сел, извлек часы, положил перед собою и сосредоточил на них взгляд.

Судья Браун несколько секунд изучал мистера Пиктона, и в его взгляде сочетались досада и, что называется, невольное уважение; потом он обернулся к столу на другом конце комнаты:

— Мистер Дэрроу? Не соблаговолит ли защита теперь огласить свои вступительные замечания — или же станет ждать открытия собственного процесса?

Мистер Дэрроу медленно встал и чуть улыбнулся судье; его привычная прядь волос упала на лоб.

— Я как раз обдумывал этот вопрос, ваша честь, — сказал он. Голос его звучал глубже и ровнее, чем раньше. — Полагаю, вам нечего мне посоветовать?

В толпе тихо захихикали, отчего судья Браун схватил молоток — но народ утихомирился, прежде чем тот принялся стучать.

— Кажется, сейчас не совсем время для легкомыслия, адвокат, — строго сказал судья.

Улыбка мистера Дэрроу испарилась, а морщины на его лице будто углубились от беспокойства.

— Нет — конечно же, нет, ваша честь, и я извиняюсь за подобный тон. Защита продолжает и сейчас приступит, с вашего позволения. — Медленно выйдя из-за своего стола, мистер Дэрроу очень медленно подошел к скамье присяжных: плечи его сгорбились, как у человека, несущего тяжкую ношу. — Мои извинения были искренни, джентльмены, — подчас замешательство приводит к неподобающему поведению. И я признаю,

что обвинение ввело меня в изрядное замешательство, и не только в связи с этим делом. Мистер Пиктон, похоже, знает обо мне поразительно много — знает и то, что я должен вам сказать, и какие слова собираюсь использовать. Понимаю, я давно не мальчик, но не думал, что уже настолькопостарел и закоснел в своих методах. — Присяжные заулыбались мистеру Дэрроу, и тот кратко ответил им взглядом. — По его словам я получаюсь вполне опасной персоной, не так ли? Что ж, будь я сейчас на вашем месте, я бы, признаться, был настороже и готов к юристу из большого города, собирающемуся… как обвинение сформулировало это?.. «повлиять на ваши эмоции и естественные симпатии». Та еще работенка — заставить двенадцать взрослых мужчин плясать, будто кукол, всех как одного, — и признаюсь вам, джентльмены, я на это не способен. Особенно в таком замешательстве…

Мистер Дэрроу положил руку на шею и резко ее потер, скосив глаза.

— Видите ли, обвинение, похоже, хочет, чтобы вы поверили, будто оно, обвинение, оставило бы все это при первой возможности — что оно спокойно занималось своими делами, как вдруг объявилась маленькая девочка, Клара Хатч, разрывающаяся от желания поведать свою версию случившегося на Чарлтон-роуд 31 мая 1894 года. Но, джентльмены, правда выглядит несколько иначе. Правда заключается в том, что после… после кошмара,невообразимой трагедиина Чарлтон-роуд, моя клиентка, мать Клары Хатч, осталась в таком опустошенном состоянии, что понимала: она не сможет ухаживать за девочкой, которой теперь требуется столько внимания. И как же она поступила? Она согласилась передать заботы о дочери двум хорошим, добрым жителям города, Иосии и Руфи Вестонам — большинство из вас знает их, — пока сама отправилась добиваться для себя и нее нового будущего, дабы найти убежище от ужасов прошлого. Она несомненно намеревалась вернуться за Кларой, когда настанет день и девочка поправится достаточно, чтобы покинуть Вестонов. До последнего времени она полагала, что этот день по-прежнему слишком далек. Но вдруг получила весть о том, что Клара восстановила способность говорить — получила ее от шерифа Даннинга, который приехал в Нью-Йорк арестовывать мою подзащитную. И что же, предположительно, первым долгом сказала маленькая Клара после трех лет мучительного молчания? Что в нее стреляла родная мать. Эта измученная, запуганная девочка в один прекрасный день вновь обретает общение с миром — что само по себе событие весьма важное — и без принуждения предлагаетобвинению штата объяснение своего трагичного случая, причем такое, что ни единой деталью не совпадает с рассказом, принятым всеми в этом округе три года назад, но при этом, оказывается, раскрываетимя виновного в преступлении, имя, кое с легкостью может прибрать к рукам обвинение.

Мистер Дэрроу убрал руку с шеи и пожал плечами резким, преувеличенным движением.

— Драматичная информация, джентльмены. И с трудом поддающаяся опровержению — будь она верной. Но суть в том, что история эта не верна. Клара Хатч отнюдь не проснулась однажды утром, готовая рассказать свою сказку и намеренная так и поступить — нет, ее тщательно тренировали, тренировали и подталкивалиобратно в мир речи. И кто же? Тот самый человек, что сидит сейчас за обвинителем штата. — Мистер Дэрроу не взглянул при этом на доктора — зато так поступили все в зале суда. — Человек, который всю жизнь работал с детьми, ставшими жертвами трагедий и насилия. Человек, который всю последнюю неделюпровел за оценкой психического состояния моей клиентки и которого вызовут в качестве свидетеля выступить по этому вопросу — и вызовет его сторона обвинения. — Наконец мистер Дэрроу посмотрел в нашу сторону. — Доктор Ласло Крайцлер. Имя это может быть незнакомо вам, джентльмены, как и жителям округа Саратога в целом. Но оно весьма известно в Нью-Йорке. Весьма известно. Некоторыми уважаемо. Прочие же… — Тут мистер Дэрроу снова пожал плечами. — Джентльмены, вас вполне может удивлять, чем и кем был вызван мой приезд сюда из Чикаго для защиты обвиняемой. Меняже удивляет, чем и кем объясняется приезд этого незнакомца, этого алиениста,сюда, из сумасшедших домов Нью-Йорка, дабы склонить маленькую девочку к рассказу всему миру о том, что в нее стреляла родная мать. Вот что смущает меня,джентльмены. Вот что беспокоит «очень опытного юриста» до того, что я даже не в состоянии как следует собраться с мыслями, чтобы суметь «повлиять на ваши симпатии». Что бы этони значило…

Мы, сидящие в первых двух рядах за мистером Пиктоном, широко раскрыв глаза, тревожно уставились друг на друга — ведь если мистер Пиктон обращался к присяжным красноречиво, мистер Дэрроу говорил на их собственном языке, и мы все это понимали.

Вновь устало потирая шею, мистер Дэрроу извлек носовой платок и принялся промокать бисеринки пота, которые с приближением полудня начали все быстрее и быстрее выступать на его лице.

— Ваша честь, — проговорил он очень мягким и печальным голосом, — жизнь сталкивает нас со множеством событий, остающихся необъяснимыми. Некоторые из них изумительны, некоторые же ужасающи. Быть может, это довольно простая идея, но, как и множество других простых вещей, она полна смысла. Потому что разум склонен отвергать то, что не способен объяснить, — отвергать, бояться и поносить это. Так вышло и в данном случае, особенно у тех людей, чья работа — раскрывать преступления и отправлять правосудие штата. Помощник окружного прокурора называет объяснения моей клиентки насчет случившегося тем вечером «фантастическим» рассказом. Что ж… может, так оно и есть. Но это не делает сие объяснение ложным. Это даже не делает его сложным. Вспомните ее рассказ — когда она везла детей домой после долгого дня, который все они вместе прекрасно провели в городе и на берегу озера, ее остановил некий очевидно сумасшедший негр, попытался напасть на нее и начал угрожать детям, когда она засомневалась, стоит ли уступать ему. Этот человек был дик, безумен, безрассуден — и когда моя клиентка совершила неожиданное движение, кое нападавший принял за сопротивление, он застрелил детей и сбежал.

Сунув руки в карманы брюк, мистер Дэрроу обернулся к скамье присяжных:

— Знаю, вам вряд ли приходилось часто сталкиваться с подобным поведением здесь, в Саратоге. Но это еще не значит, что такого не могло приключиться. В Чикаго подобное творится каждую неделю. Может, нам стоит спросить доктора Крайцлера — чье положение позволяет судить, джентльмены, — о том, сколько

раз на днютакое случается в Нью-Йорке. Там это тоже «фантастика»? Или же только здесь,потому что Боллстон-Спа — тихий приятный маленький городок? Обвинение собирается сообщить вам, что, поскольку никто, кроме моей клиентки, так ни разу и не видал и следа того безумца, его вовсе не существует. Но помните, джентльмены, — прошли часы,прежде чем моя клиентка смогла наконец достаточно внятно поведать, что же именно случилось на Чарлтон-роуд. Время, более чем достаточное для такого человека, чтобы добраться до железнодорожной станции и укрыться в вагоне или же незаметно проникнуть в фургон при погрузке, и на следующее утро оказаться уже далеко от поисковых партий Боллстон-Спа. Может, он объявился в Чикаго. Может, в Нью-Йорке. Времени у него было предостаточно. Может, его, вопящего о каких-то белых детях, которых он застрелил, задержала нью-йоркская полиция, коя, не обнаружив на вверенной территории никаких застреленных белых детей, сочла его ненормальным и отправила в знаменитый «Павильон безумцев» больницы Беллвью. И, быть может, доктор Крайцлер — немало работающий в этой больнице, — был призван для проведения, как говорят алиенисты, «оценки» психического состояния этого человека. Может, он решил, что у парня галлюцинации. Может, несчастное создание до сих пор там, гниет в своей камере, мучимое снами о тех троих детях в подводе…

Тут мистер Дэрроу уставился в пол — в голосе его проскальзывали рассеянные, беспокойные нотки. Потом его брови внезапно нахмурились, и он встряхнулся.

— Суть, джентльмены, — продолжил он, — в том, что мы, возможно, так и не узнаем ответа. Это дело, как и случающиеся каждый год тысячи похожих на него, осталось нераскрытым — так все они становятся кровоточащей раной на душе нашего общества. Мы хотим затянуть эти раны — само собой. Кому понравится вершить ежедневные дела с мыслью о том, что в любой момент с обочины может выскочить сумасшедший и лишить человека вещей — или, что куда ужаснее, людей, — ценимых им превыше всего? Никому из нас. И потому мы ищем решения, предпринимаем меры безопасности, и каждый раз, когда получаем их, говорим себе, что уже намного ближе к полной защите и полной надежности. Но это иллюзия, джентльмены, — иллюзия, и я не собираюсь смотреть, как в жертву ей приносят мою клиентку. Обвинение может расслабиться, полагая, что предало правосудию убийцу Томаса и Мэтью Хатчей — равно как и жители этой общины. Но от того сии обвинения не станут правдивее или достовернее для тех, у кого хватает смелости отступить назад и взглянуть на все в холодном свете разума. Обвинение уже сообщило вам, какие улики собирается представить и каких свидетелей вызвать для доказательства своих заявлений. А я говорю вам сейчас, что на каждый из этих пунктов защита выставит доказательства или свидетелей — экспертов и прочих, — кои опровергнут обвинение шаг за шагом.

Подняв крупный палец и указав им в сторону мистера Пиктона, мистер Дэрроу атаковал:

— Они скажут вам, что располагают подтвержденным «экспертами» вещественным доказательством того, что револьвер, из которого стреляли в детей Хатч, принадлежал их отцу, и воспользовалась им их мать. Но вся эта теория основывается на судебной «науке», о которой, как объяснят вам свидетели-эксперты защиты, еще не стоит и говорить. Потом обвинение сообщит вам, что у моей клиентки имелась финансовая и романтическая заинтересованность в смерти своих детей. Но, джентльмены, — досужие слухи местных кумушек еще не доказательство! — Распаляясь, мистер Дэрроу обернулся, чтобы взглянуть на галереи — то было первое в самом деле быстрое его движение. — И, наконец, они поведают вам, что моя клиентка вменяема, и, будучи вменяемой, заслуживает водворения в ужасную маленькую комнатку в тюрьме штата, привязывания к стулу — которому место скорее в подземелье какого-нибудь кровожадного средневекового тирана, нежели в Соединенных Штатах, — а затем ее следует подвергнуть ужасной мощи электричества до самой смерти — и все ради того, чтобы обвинение штата могло объявить, что дело закрыто, а жители могли наконец вновь обрести свое «спокойствие»!

Тут, внезапно осекшись и переведя дыхание, мистер Дэрроу беспомощно опустил руки.

— Ну конечно, так оно все и есть, а, джентльмены? Да, моя клиентка вменяема. И в ближайшие дни вы услышите — от людей, обладающих немалым опытом в этих делах, — что ни одна нормальная женщина не могла бы и не стала бы вершить такое насилие над собственными детьми. О да, обвинение приведет вам прецеденты — они расскажут массу жутких баек о женщинах, творивших подобные преступления в прошлом, признанных вменяемыми судом и в наказание навеки заключенных или же повешенных. Но, джентльмены, — прежние несправедливости не должны обнадеживать вас насчет допущения несправедливости здесь.Да, такие женщины были. Но вы узнаете — снова же от людей, тщательно изучавших сии дела, — что женщины эти тоже страдали от ужасных психических расстройств, и что они пали жертвами той жажды, что управляет обвинением сейчас. Жажды не справедливости, но мести — мести и, пожалуй, в еще большей степени, дабы покончить с неловкостью, страха,порожденного отвратительным преступлением, не находящим никакого разрешения.

Расхаживая перед скамьей присяжных, мистер Дэрроу снова принялся терзать свою шею.

— Джентльмены, я не могу объяснить вам, почему все это случилось. Я не могу объяснить вам многих вещей — не могу объяснить, почему младенцы рождаются мертвыми и уродливыми, почему молнии и циклоны в одно мгновение без всякого предупреждения рушат жизни и дома, и почему болезни уносят добрые, но невезучие души, оставляя прочих влачить долгое и бесполезное существование. Но я знаю, что такое происходит. И я никак не могу понять… если бы тем вечером с неба ударила молния и положила конец жизням этих троих несчастных деток — точно так же, как обвинение нынче старается положить конец жизни их матери, — стала бы контора окружного прокурора пытаться выманить у небес оправдание, чтобы жители этого округа и этого штата могли спать спокойно? Поскольку в конечном счете это единственное место, куда, вероятно, можно обратиться за оправданием того, что случилось на Чарлтон-роуд 31 мая 1894 года, — к небесам. Стараясь найти ответ здесь, в этом зале суда, вы лишь подавляете ужас. И потому вы — да, вы,и окружной прокурор, и все остальные участники — понесете ответственность. Детей миссис Хатч убил случайный преступник, но еесмерть станет совершенно иной. В самом деле, совершенно иной…

На этом мистер Дэрроу торжественно вернулся к своему столу и сел. Он так и не обернулся к Либби Хатч, но она быстро глянула на него — и в ее глазах был свет надежды, быстро превратившийся в пугающий блеск триумфа, когда она перевела взгляд с мистера Дэрроу на всех нас, сидящих за мистером Пиктоном. Было вполне очевидно — она решила, что сможет спастись; и, обозрев лица присяжных и людей в зале, я, честно говоря, не осмелился бы утверждать, что она заблуждается. И мысль сия произвела на меня странное действие: внезапно все мои мысли сосредоточились на маленькой девочке Линаресов и Кэт, и том, что приключится с ними обеими, ежели нашей Либби позволят выйти из зала суда свободной женщиной, — возможность сия доселе ни разу не казалась такой близкой.

Поделиться с друзьями: