Ангел в темноте (сборник)
Шрифт:
– Авек плезир, – улыбнулась не мне вконец разрезвившаяся Женька, и Рошфор повел ее к русскоговорящему клерку.
– Кошмар, – с непроницаемым выражением лица бесновалась я. – Авантюристка, кривляка, мотовка…
– Подожди, – смеялась вечером Женька, – на мои 300 долларов лет через десять проценты нарастут. Я вот про них забуду, а потом как найду. И вообще, ты себе не представляешь, как приятно сознавать, что у тебя есть валютный счет в «Лионском кредите».
А потом добавила:
– А глаз-то и правда не на кого положить.
– Кстати, это у нас вообще не поощряется, еще и с работы можно вылететь.
– Да ну?
– Запросто.
– Значит, нужно искать в других
– Жень, не смеши меня. Это ты давно не была в театре. Самые интеллигентные люди, которые ходят в театр, – это актеры. Иностранцев я в расчет не беру… И вообще, Женька, хватит. Ты еще в ресторан мне предложи сходить…
– Не самая плохая идея, если задуматься.
– О, нет! Даже если я с кавалером, в ресторане я себя всегда чувствую десертом!
– Аська, если ты десерт, то лимонный.
– Я тебя тоже очень люблю. Вы с моей мамой как сговорились: «лимон, лимон».
– Ладно, киви.
Женька сделала мечтательное выражение лица и произнесла с таинственной интонацией:
– Анна, ты знаешь, как посвящают в буддийских монахов маленьких мальчиков?
– Евгения, я не маленький буддийский монах.
– Я от природы наблюдательна. Их запускают в большую темную комнату с завязанными глазами и говорят: выход есть.
Разве я могла объяснить моей милой подруге, что из мало освещенной комнаты, в которой я поселилась, есть много выходов. Дело лишь в том, что я не хочу ее покидать.
Назавтра я провожала ее на поезд. Тема моего вселенского одиночества так взволновала мою хорошую Женьку, что она не могла удержаться от еще одного напутствия:
– Как хочешь, Ася, но любовника завести надо. У тебя глаза, как у сфинкса. Не потому, что загадочные, а потому, что ему восемьсот лет.
Я не могу ей врать, не научилась.
– Женя, у меня любовника нет, но я люблю. И зачем я ей это сказала?
И в этот момент проводница заглянула в купе и профессиональным голосом сказала:
– Провожающие, покиньте вагон…
Хорошо, что нет времени для объяснений. Хорошо, что Женька не спросила, кого же это я люблю…
Вот только почему она так грустно улыбнулась мне на прощанье из окна вагона?
Повседневность – это лучшее средство от неразделенной любви. Повседневность как необходимость производить какие-то обязательные, по возможности максимально приближенные к быту действия. Конечно, это рецепт годится не для всех. Но у нас, Тельцов, самой природой ориентированных на созидание, получается переключаться. Это, кажется, называется сублимацией: кто-то пишет стихи, кто-то вышивает, кто-то закармливает близких выпечкой. Одна моя подруга стирает. Да, что-то в этом есть: загрузить машину, задать программу, с облегчением услышать успокаивающее урчание. Потом – девятьсот оборотов барабана, и можно доставать чистое белье. Развешивать его, вдыхать запах свежести и понимать – все меняется к лучшему. Еще немного – и от любви не останется даже следа, только легкий аромат.
Я углубилась в переводы. Замечательно помогало отвлекаться от мыслей о двоих мужчинах – моем «будущем бывшем» муже и о Сереже, конечно. Денежки мне платили небольшие, но довольно регулярные: заказчики просто передавали меня по цепочке. Спасибо им – это было очень вовремя во всех отношениях.
Я переводила какие-то технические инструкции, выполняла сессионные задания для заочников, а однажды мне попался увлекательный научный труд на тему воспитания детей в неполных семьях. Английские педагоги детально исследовали психологию девочки, растущей в отсутствие отца. Несмотря на то, что речь шла об английских реалиях и менталитете, прогнозы меня не порадовали. Но обратной дороги, похоже, не было.
Саша время от времени возникал в разговорах с друзьями. Сережа, разумеется,
тоже шел ровным фоном наших бесед с Женькой. И так уж получалось, что избавиться – в мыслях, конечно, – от обоих главных мужчин моей жизни я никак не могла.И я все думала, все анализировала, все искала ответы, все задавала сама себе риторические вопросы…
Как-то раз, кажется, целую вечность назад, я увязалась за Сашей: посмотреть на «потешные бои», увидеть, что же представляет собой его увлечение, воплощенное в жизнь? Не раскрашенные оловянные солдатики, неподвижно стоящие по разным сторонам кукольных редутов, а молодые мужчины, программисты и системотехники, менеджеры и банкиры, наряженные в форму солдат 1812 года, вполне всерьез бегающие друг за другом по полю со штыками наперевес. Я не позволила себе ни единой нотки иронии, когда просилась «в поход». Просто сказала: «Возьми меня с собой, мне очень интересно». И получила ответ, от которого зашлась в долгом хихиканье: «Современников не пускаем». Я, значит, современница, а вы кто – классики, что ли?
Ладно, потом как-то нашли компромисс: у Джозефины (жены одного из Сашиных друзей) можно попросить дамский наряд в стиле Наташи Ростовой, только не на балу, а на охоте… Джозефина (в просторечии – Наташа Карасева) в ту пору ждала ребенка, и хотя завышенная талия и объемный складчатый лиф наряда могли скрыть ее интересное положение от посторонних глаз, женщина предпочитала о баталиях и «викториях» мужа узнавать в пересказе.
Я примерила Наташино платье и окончательно поняла, что никогда не смогу разделить увлечение моего мужа.
Из зеркала на меня глядела типичная «современница», нацепившая маскарадный костюм и шляпу «каретой». Я прошлась по комнате, пошуршала подолом по паркету, но ничто не всколыхнулось в моей непроходимо «современной» душе – даже в качестве игры мне это не понравилось.
Однако когда мы прибыли на место, я была поражена обилием женских персонажей в этой игре: там были дамы, маркитантки и даже одна гусар-девица. Гусар-девица была, вероятно, очень состоятельна: у нее была своя лошадь.
Какое-то время мы наблюдали за баталией, потом она закончилась безоговорочной победой «наших» (хотя бывало и иначе: историческую правду члены клуба «реконструировали» на совесть!), и все направились на «бивуак».
Реконструировать скромную походную трапезу русских солдат, к счастью, никто не догадался, и все дружно занялись приготовлением шашлыков… Впрочем, как знать: а может, и герои 1812 года так же накалывали на кончики своих сабель мясо, жарили его на углях, а потом запивали красным сухим вином?
А потом «солдаты» и «офицеры» пели. Замечательно пели. И когда один молодой человек запел романс собственного сочинения о том, как он был, к сожалению, женат, но всей душой любил тоже несвободную женщину, глаза мои затуманились от слез. Саша сидел рядом, очень красивый в своей очень красивой форме. Он заметил, что я прослезилась, и нежно обнял меня за плечи. Наверное, решил, что я растрогана обстановкой, что мне все так нравится, что удержаться от слез я не смогла. А я плакала совсем не поэтому…
Одна молодая женщина, тоже чья-то жена, спросила меня вполголоса: «А почему Саша зовет вас Осенька? Очень похоже на осу…» Я объяснила, почему. И твердо про себя решила: «жужжать» о том, что меня совсем не увлекло главное хобби мужа, не буду.
А может, стоило чуть-чуть увлечься? Стать к нему ближе, сохранить семью, забыть… или нет, не думать о другом?
В общем, если раскладывать все по полочкам, гадать, в какой момент мной была совершена ошибка, то очень многие из моих поступков окажутся неправильными. И многое можно было бы исправить, кроме единственного факта, который изменить я была бы не в силах – существование Сережи, мужа моей подруги Женьки. И об этот факт, как о неприступный русский редут, разбивались все мои «а если бы то», «а если бы так».