Ангел в темноте (сборник)
Шрифт:
Оказалось, страстный монолог все же отнял у него какие-то внутренние силы: он откинулся на спинку стула и опустил свой уже не такой дерзкий, как прежде, взор.
Но уже теперь Найденов, скрестив руки на груди, во все глаза смотрел на парня. И опять повисла тягостная пауза, в которой напряженно участвовала вся аудитория. Наконец Алексей Александрович тихо сказал:
– Отлично.
Борис спросил без всякого напора, без недавней мальчишеской агрессии, скорее из вежливости:
– Что?
И Алексей Александрович повторил:
– Отлично. Садитесь.
Борис вернулся на свое место, но не сел.
Преподаватель сидел за столом, опустив глаза, крутя в руках ручку. Тем временем в аудиторию постепенно вернулась строгая атмосфера экзамена. И только на последней парте парень, на сей раз не целующийся со своей сидящей рядом и что-то строчащей на листике подружкой, никак не мог отвести глаз от лица доцента Найденова. По его глазам было видно, что что-то он, кажется, понял…
…Елена потопталась немножко у знакомой двери, потом условным тройным звонком дала о себе знать.
Дверь открыла свекровь. Крошечная, в неизменном кружевном воротничке на неизменном темном платьице…
Без всякого предисловия, еще не впустив Елену в прихожую, она начала свой «плач Ярославны»:
– Лена! Ну что случилось? Вы поссорились? Я ничего понять не могу, Леша молчит. В чем дело, а? У меня давление скачет, бессовестные вы поросята!
Лена зашла, обняла пожилую женщину, которая так и не опустила раскинутых рук в жесте, похожем на позу из индийского танца «катхак», прижалась к ее к худенькому плечу головой, потом освободила свекровь из своих объятий и пошла на кухню.
Было слышно, как шумит вода в ванной. «Леша дома!» – радостно подумала Елена.
Лена села за стол, вытянула ноги, а пожилая женщина села на стульчик рядом, смотрела на невестку с надеждой и тревогой.
А та вдруг сказала, глядя на нее не то насмешливо, не то печально:
– Галина Алексеевна, а вам не кажется, что вы засиделись в мамах?
Свекровь с недоумением взглянула на невестку. Лена, довольная произведенным смятением, продолжила, уже осторожнее:
– Вам не пора стать бабушкой?
Лешина мама прижала тоненькую ручку к груди, вот-вот заплачет. Но глаза засияли – как елка в Новый год!
– Леночка…
Лена засмеялась, наслаждаясь произведенным эффектом. И, чтобы поднять пожилой даме настроение, стала ее поддразнивать:
– Пора, пора с внуком в песочницу! А то все по концертам, да по театрам… Лексикон пора новый осваивать, чтобы было о чем с другими бабушками беседовать, интонации надо разучить специальные…
Елена уже откровенно расшалилась, а завзятая театралка тоже, наконец, рассмеялась от души, все еще не веря в такое чудо. Ей просто нравилось, как резвится любимая жена ее сына, такая веселая, такая милая…
– А ну-ка, повторяйте за мной: «Ле-еша! Ты куда! Там лужа! Выйди из воды, простудишься!..» – никак не унималась молодая женщина. Что ж, пришлось подчиниться! И Галина Алексеевна послушно повторила довольно-таки громким и неожиданно противным, «наседкиным» голосом:
– Леша, выходи из воды, простудишься!
За мгновение до этих слов в ванной смолк шум воды, и Алексей все услышал. Он открыл дверь ванной, стоя на пороге в одной купальной простыне, как в тоге. На лице у него отразился
явный испуг:– Мама, что с тобой?
Но из кухни на его встревоженный голос сначала вышла Лена, а за ней – улыбающаяся мама.
Лена подошла к нему, уткнулась лицом в простыню на плече, постояла, а потом подняла на мужа глаза, похожие на серо-синий горный хрусталь:
– С мамой все в порядке. И со мной тоже…
И обняла его. Он, не в силах больше сопротивляться, обнял ее в ответ.
Мать, глядя на них, улыбнулась так хитро, что стала похожа на старенькую лисичку, и выдала:
– Леша, Ленка говорит, у нас будет маленький. Найденов невольно отстранился, внимательно посмотрел на блаженно улыбающуюся жену:
– Правда?
Лена посмотрела на растерявшегося мужа и засмеялась – грудным, затаенным смехом, снова пряча голову у него на груди:
– Месяцев через десять. Раньше не смогу…
Снова утро. Но не то «золотая осень», не то «бабье лето», похоже, кончились.
Выскочившая из автобуса Елена идет к метро вместе с густой толпой пассажиров, приехавших в центр из спальных районов, – так короче.
Успела зайти в последний вагон, и состав тронулся…
Показалось или нет? У светящегося табло стоял Борис. Да, конечно, он: через плечо – спортивная сумка. Кого-то ждет?…
Лена проводила его глазами, положив ладошку на стекло, закрыв от себя или, может быть, погладив, его стройный силуэт.
А Борис надеялся увидеть ее: она ведь всегда ходит этой дорогой. Зачем – он и сам не знал. Так, поговорить с ней хоть пару минут. Как у нее дела, что нового…
Он все смотрел и смотрел, а ее все не было и не было. Один раз ему показалось, что это она. Да, девушка была тоже стройная, тоже темноволосая, но не Елена.
«Наверное, с дачи, – рюкзачок, астры в руках…» – успел подумать о ней Борис перед тем, как вдруг…
…Из порвавшегося пакета, который держала девушка, сначала на лестницу, а потом и на платформу посыпались яблоки!
Они прыгали, яркие и веселые, по ступенькам, катились под ноги вмиг развеселившимся пассажирам. Многие стали подбирать яблоки, подносили их девушке, а она что-то щебетала и смеялась, отмахиваясь: положить ей их было уже некуда.
Борис тоже подобрал те, что докатились до него, и подошел к дачнице. Она показала ему уже доверху набитый рюкзачок и сказала:
– Все, больше не влезет. Да вы возьмите, пожалуйста, угощайтесь! У нас их еще много! И они очень вкусные, попробуйте…
Борис посмотрел в ее веселые глаза, взял себе самое красное яблоко…
И пошел к выходу.
Дитя, сестра моя…
(Подружка осень)
Я очень люблю поезда. Не как средство передвижения, а как перевалочную базу – между тем, что было, и тем, что будет.
Я предпочитаю поезда самолетам. Мне нравится мерный стук колес, мелькающие за окном пейзажи, «эмпээсовский» чай… Я езжу в поезде, как другие женщины ходят в парикмахерскую, чтобы чуть-чуть измениться, снять стресс.