Ангел

Света проснулась. И знаете? Так приятно наблюдать за пробуждением любимой. Такие ощущения испытываю впервые. Легкое томление и нежность, смешанное чувство разочарования с радостью, что она просыпается. Я ведь всю ночь поглядывал на нее с умилением, как она тихо дышит, лицо спокойное и такое красивое. Томительное ожидание... Вот сейчас она проснется, сладко потянется и скажет сонным голосом: "Я тебя люблю"

Света сладко потянулась и сказала:

– А я думала, что раньше тебя проснусь...

– Доброе утро, принцесса, - подсаживаюсь к ней и целую ей в щечку. В своем сне не удалось, а так хотелось.

– Еще...
– шепчет она.

Целую ей в носик.

– Ещё...
– и тянется губами.

Нежно, едва коснувшись поцеловал в губы. Волной прокатилось возбуждение, зашипело в крови, удовольствие, примешанное с благодарностью за ее любовь. Хорошо! И хорошо бы это стало одним из наших ритуалов, ну, хоть, по утрам. "Потому что, не надо бояться того, что тебе приятно".

– Еще?
– Спрашиваю, хитро прищурившись.

– Да!
– И укладывается поудобнее, зажмуривается.

Что ж я делаю-то? "А что ты делаешь? Ничего!" Тянусь к её губам и такой соблазн, вдруг охватил меня, заполнил все существо, никаких сил устоять. Захотелось подарить ей взрослый поцелуй, честный, настоящий, какой хочу все время, с тех пор, как ее знаю. А что? Сегодня можно... Единственный раз, а потом, больше никогда. Потом, скручу себя колючей проволокой и не позволю лишнего.

Трогаю ее губы короткими, мягкими касаниями, так нежно и трепетно, будто пью лёгкий, неуловимый эфир. Света затаилась, прислушивается к своим ощущениям, всего несколько мгновений, затем сделала робкую попытку ответить на поцелуй, слабо шевельнула губами. Потом еще... еще... Вздрогнула с невольным тихим выдохом, напоминающий стон. Хватит! Стоп! Довольно! Но я не могу остановиться. Бес уже вселился и тащит мой язык за самый корень в запретный путь. Коротко лизнул робко растворяющиеся губы, потом ещё... глубже... И Свету затрусило, как листок на сильном ветру. Всё! Дальше нельзя! Отпрянул. Смотрю на нее в упор. Её лицо жарко пылает... медленно открывает глаза, спрашивает шепотом:

– Это было не понарошку?

– Это было не понарошку, - отвечаю также шепотом, - но нам с тобой нельзя так целоваться...

– Почему? Потому что, заболею?

– Нет. Потому что ты, моя дочка...

– А так целуются влюбленные?

– Да...

– Хочу целоваться, как влюблённые...
– и смотрит на меня в ожидании.

Но волна раскаяния уже несется, вот, сейчас сметёт безжалостным и смертельным валом. Что ж я натворил! Ведь не должен был позволить такой глупый и опрометчивый поступок. Сам же лечу в пропасть, и тащу за собой маленькую незрелую душу... Что делать? Если сейчас поддамся на подобный соблазн, то мосты будут сожжены, и обратной дороги потом не найти. Мечусь в смятении и разрываюсь на части. Ваш ход, господин извращенец... Ты стоишь на середине сгоревшего моста. Меня спас телефон, да он, давно уже, звонит на кухне, я его там вчера забыл.

– Надо ответить, - говорю с облегчением, поднимаюсь.

На сотовом уже два вызова за сегодня, от Марины. Вчера трезвонила, сегодня... Чего же ей надо? Набираю ее номер.

– Я тебя вчера искала!
– Напала на меня Марина, - Позавчера! Где пропадаешь?

– Пропадаю... Работаю!

– Мог бы и перезвонить, между прочим, - Марина не довольна и как всегда брюзжит, - или тебе деньги не нужны? Так скажи - себе заберу.

– Какие деньги?
– Конечно же, я удивлен. Какие мои деньги, могут быть у Марины?

– За "Счастливого человека", премия. С пятницы таскаюсь с ними. Я тебе - почтальон?

– А что, теперь не бухгалтерия деньги выдает?

– Слышь, зануда, либо встречаемся и я тебе их передаю, либо оставляю себе, раз ты не нуждаешься.

Ага, не дождешься! Нуждаюсь, ещё как нуждаюсь, особенно сейчас.

– Где тебе удобно? Я подъеду.

– Только не у меня дома!
– спохватился я, - и не у тебя! Давай в парке, где работаю, всё время?

– В парке, так в парке...
– и нервно сбросила вызов.

Кажется, она обиделась. Но что-то здесь не чисто... С какого болта, шеф поручил Марине деньги передавать? Тем более Александр Николаевич никогда не спешит с ними расставаться... Мог бы и до понедельника подержать у себя, я бы его понял, а сейчас, не понимаю. К тому же через Марину... Если Марина в деле, значит дело пахнет керосином. Шеф ей и поручает самые непростые, не всегда чистые, задачи. Однозначно - вопрос политический. Странно что я тут причем.

– Солнышко.

– Я слышала.

– Мне нужно встретиться с той тётей, - я показал глазами на журнальный столик, видя, как портится настроение у Светы, понес чепуху в оправдание, - Это по работе, ты не подумай, ничего такого.

– Вы влюбленные?
– спрашивает она, а в голосе звенит ревность.

– Нет! Что ты! Она - любовница шефа!

А болтаю, всё же, много лишнего. Зачем ребенку, такие подробности? Может еще рассказать ей, как я изнасиловал эту тётю?

– Но ты ее любишь?

– Нет! Потому что.

– Потому, что?

– Потому, что люблю тебя.

– Правда?

– Правда.

– И я тоже, тебя люблю.

Вот и признались друг другу. Я привлек ее к себе, обнял за голову, наклонился и поцеловал в макушку.

– Я быстро. Не так, как вчера.

– Хорошо. Я приготовлю завтрак.

Пока добирался до парка, напряженно думал об утреннем поцелуе. Губы еще помнили нежные прикосновения и от этого было двойственное чувство. Трепетное томление, от запретного и потому, сладкого до содрогания. Но ясный и трезвый рассудок давил, жег, уничтожал все приятные ощущения. Наши отношения бурно развиваются и не совсем в правильном направлении. Я из всех сил стараюсь направить их в нужное русло, но ничего не получается, малейшая ошибка и происходит лавинный скачок на другую спираль, виток, откуда уже трудно сойти, как мне, так и Свете. Впредь, я просто обязан, быть предельно осторожным и не позволять себе лишнего. Но весь вопрос в том... Как? Надежды искать спасения у других женщин уже утонули в той бурной реке, сегодняшнего ночного сна. Да я уже и сам никого не хочу. Все чаще ловлю себя на мысли, что желаю Свету, безумно и страстно. Вот, вчера, когда играл с ней в слоника, с вожделением рассматривал её обнаженный живот, что совсем не подобает взрослому мужчине и тем более, родителю. В общем, неправильно это все, непорядочно, но у меня нет готового решения.

Подъехал к парку на трамвае. Марина меня уже ждала в своей машине, помигала фарами. Сажусь к ней. Молча протягивает конверт с деньгами, и я кладу его в боковой карман.

– Почему не спрашиваешь, сколько?

– Сколько?

– Пятьдесят тысяч. Счастливый, ты человек. Шеф тебе платит гораздо больше, чем даже мне.

– Где расписаться надо?

– Нигде.

Я посмотрел на Марину с подозрением. Вот уж не знал, что деньги стали выдавать мимо кассы. Это, по крайней мере, вызывает озабоченность. Во-первых, а не надувают ли тебя? Если деньги мимо кассы, то можно дать и меньше, но шут с ним, с меньше. Пятьдесят тысяч, в противовес, гораздо больше, чем даже мечтал получить за "Девственницу". Самое главное, во-вторых, если меня не надувают, то кого и зачем? Я и выложил эти соображения Марине, добавив дополнительно еще одно, в-третьих:

– Скажи мне, а какую роль в этой игре, играешь ты? За кого ты, вообще?

– Ой, Даньков!
– уклонилась Марина от прямого ответа, - То, что ты зануда, я давно поняла, но то, что к тому же и параноик, это для меня сюрприз. Но я все равно тебя люблю, негодяя.

– Ты не ответила на вопрос, - уже с нажимом и более жестко сказал я.

– Хочешь?
– Она вдруг подалась ко мне всем телом и понизила голос до воркующего шепота.
– Поехали ко мне домой или, ещё лучше, к тебе. Повторим, то, что ты сделал на прошлой неделе и ты узнаешь, как я к тебе отношусь.