Ангел

Сделал набросок сцены. Уже вижу, как это будет, один маленький эпизод, короткое мгновение жизни, но пронзительное до боли и комка в горле от невыплаканных слез. Света сидит на кровати, железной, старой рухляди, прикрытой рванным ватным одеялом, вся сжалась в комочек, двумя руками схватилась за сетку кровати, даже костяшки пальцев побелели от напряжения. В глазах застывший ужас и слёзы. Растрепанная и в одежде бомжатского покроя. Комната грязная, везде валяются пустые бутылки и обглоданные куриные кости, тарелки с засохшими остатками еды прямо на полу, приоткрытая дверь в другую комнату. А там, за столом, с бутылкой в центре, восседают трое - Верка, Коленька и еще, какой-то жирдяй. Этот жирдяй протягивает деньги, несколько смятых бумажек, на лице сквозит неприкрытая похоть и самодовольная, гаденькая улыбочка, Верка тянется за деньгами и как бы говорит: "Я любовь не продаю". Это даже можно прочитать по ее губам и тут же Коленька, униженно раболепствует, размахивает ручками, рассказывает какая прелестная девочка у нас и что, просто рай неземной её попробовать. Да, самое главное, ковер из куска ватмана, за спиной Свети, нарисованные ей, собственноручно; горы, небо, деревья и великолепные цветы, мужчина и девушка стоят, держась за руки и смотрят на красоту. Мужчина спрашивает: "Ты любишь горы?"

"Очень, - отвечает девушка, - но только, когда, ты рядом".

Скрежет ключа в замочной скважине. Света пришла! И не может открыть, ключ всегда в скважине застревает. Замок опять забыл поменять. Все собираюсь, а никак не могу, всего столько навалилось, за этот короткий срок.

Света вошла и на ней лица нет. Что случилось, солнышко?

– Что случилось, солнышко?
– спрашиваю с тревогой.

– Ы-ы-ы, - рыдает безутешно, бросилась ко мне, влезает на колени как в седло, обхватила руками, уткнулась в грудь лицом, вытирает слезы о рубашку и пытается рассказать сквозь неутешное горе, - телефон... учительница... помаду и тушь отобрала!

– Да, ладно, тебе, -глажу по голове, успокаиваю, как могу, - дело-то наживное.

– Ы-ы-ы, и лифчик и трусики!

– А лифчик с трусиками каким боком в школе оказались?

– Как, как? В сумочке! И сумочку, отобрала! Ы-ы-ы!
– еще более безутешно.

– Да ты не переживай, она, не насовсем отобрала, она же не бандит, значит отдаст.

– А еще она сказала, что я на шлюху похожа! А еще, чтобы ты пришел. Потому, что я сказала, что ты разрешил.

– Вообще-то я не разрешал, а был не против, но не будем придираться к словам. Когда она сказала прийти?

– Сегодня, - она уже начала успокаиваться всхлипывала с тройным придыханием и глотала слёзы.

– Ну, вот видишь, не все так плохо. Сейчас пойду в школу, и она вернет все твои вещи. Только, конечно, их в школу больше не носи, кроме телефона. Телефон - это наша с тобой связь, мы должны быть всегда рядом. Потому что?

– Потому что, ты любишь меня!

И она мгновенно успокоилась, умостилась поудобнее на коленях, прижалась крепко, крепко. А я целую её в макушку. Ребенок и есть ребенок, маленькая и нуждается в защите. Как такую обидеть?

– Ладно, солнышко, давай покончим с делом, а потом обнимашки.

– У-у, - отрицательно машет головой, не хочет с уютного места слезать.

– Ты пойдешь со мной?

Также машет головой: "У-у".

– Пойдешь, погулять?

"У-у"

– Останешься дома?

– Да. Я суп буду варить, - чмокнула меня в губы и соскочила с колен.

Иду в школу с улыбкой, я же еще учился здесь, полтора десятка лет назад, а теперь прихожу сюда, как родитель. Надо же, время несется, мелькает. Ищу седьмой "Б", закрыто. Да кто меня ждать будет, учитель, тоже человек и ему, что здесь делать, после работы?

– Вы кого ищите, молодой человек?
– старческий дребезжащий голос.

Вот те, на! Тётя Маруся, уборщица. До сих пор еще работает здесь? Удивительно. Вот, человек нашел своё место и отдал за это, всю свою жизнь, в одном и том же качестве, ни роста, ни прогресса, ни даже желания стать кем-то, более значительным. Ходить по тому же кругу, из дня в день, из года год, наматывать обороты вокруг солнца и ничего не сделать существенного.

– К Зое Ивановне. Родитель, я.

Признаться, что знаю её? Да, ладно. Зачем старушке, напрягаться? Нас, через школу прошли, десятки тысяч, десяток поколений, за её время, а она одна.

– А ты сынок, сходи в учительскую, поди она там, работает бедняжка много, всегда поздно уходит.

– Спасибо, тётя Маруся!
– не удержался от соблазна заявить, что знаю её, пусть, человек порадуется, что не прожил жизнь зря и её еще помнят. Тетя Маруся прищурилась, приглядываясь ко мне, силясь вспомнить, кто такой, почему знаю. Как и предполагал - тщетно.

В учительскую вошел без стука и сразу же узнал Зою Ивановну, не в смысле, что, тоже знаю, а то, как "работает много, бедняжка" и понял - разговор будет трудным. Серая, неприметная мышь, строгая одежда аскета, лицо горькой, стареющей девы, которая променяла любовь к семье на любовь к работе. Но самое главное, и без пары осталось не по причине, что оказалась невостребованная ни одним мужчиной, а банально, невостребованным оказался кто-то, которому было бы счастьем разделить с этой женщиной мир и жизнь. Это, просто, наблюдение, первое впечатление, может я и ошибаюсь, но левой пяткой, моего внутреннего голоса чую, что с этим заплесневевшим сухарем каши не съешь.

– Вы, что хотели?
– спросила она, тоном коменданта женской общаги и взглянула на меня в минусовые очки, страшной диоптрической величины.

– Я, родитель Завьяловой Светланы.

– Ага, - сказала она и молчит.

Я тоже молчу, в ожидании объяснений, но как оказалось, объяснений ждут от меня. А что именно, откуда мне знать. Вообще-то, я впервые - родитель.

– Ну, и?
– спрашиваю, чтобы развязать ей язык и ситуацию. А то, сейчас, прям, начну оправдываться, неизвестно, о чем и почему. Вызвала - пусть претензии предъявляет.

– Вы что с ребенком, делаете?
– наконец заговорила она и с таким напором, что будь я плотиной - прорвало бы, разнесло на мелкие крошки.
– Была тихой и хорошей девочкой, а сейчас, не узнать!

– А что? Тихая и спокойная показатель хорошей девочки?
– парировал я, несколько более резким, тоном, чем от меня ждали.

– Мы, в школе, учим лояльности и терпимости! А Вы - развращаете.

– Да что Вы, говорите? И это, Ваша методика? Лояльность и терпимость для рабов, а я учу ребенка быть человеком, свободной личностью.

Не надо было этого говорить. Я наступил на гадюку, которая ядовита и, если разозлить не менее агрессивна. Одной фразой. И ее понесло!

– Да как Вы, смеете, ставить под сомнение мою методику? Я - заслуженный учитель России! А Вы, делаете из неё непонятно что, а не человека, - она нервно схватила белую Светину сумочку и вывалила все содержимое на стол.
– Такие вещи, ребенку нужно давать? Ажурные трусы и лифчики в четырнадцать лет? Дорогой телефон? Помада с тушью!!! Да она, уже ведет себя, как шлюха!

Вот это уже, мне удар под-дых. Шлюхой мою девочку, никто не смеет называть! Это не заслуженный учитель, а кандидат в председатели лавочных старушек. Баба Дуся тоже, наверное, учительницей была. Такой же, правильной ханжой. Сейчас я отделаю эту высохшую гусеницу и смачно посыплю её перцем:

– А как Вы, смеете, подростка, называть шлюхой, причем, при всех детях? Вы уже заранее программируете её на это! "Ты - шлюха, и из тебя не будет толку, в этой жизни" Причем, программируете всех, соответственно относиться к ней, и день за днем, вдалбливая одну и ту же формулы, получите только один результат! Вы, заслуженный учитель! А где же учительский такт?