Ангелы не умирают

«Просто сожми зубы и терпи», – приказала себе Линда. – «Выбора у тебя всё равно нет».

Скользнув по лицу Рэя ненавидящим взглядом, Линда на ватных ногах двинулась в указанную ей сторону.

Ливиан тоже, судя по всему, восторга от предстоящего не испытывал. И это радовало.

Когда оказываешься в дерьме, в компании как–то веселее барахтаться.

– Надеюсь, ты не очень стыдлива? – тихо выдохнул он, беря Линду за руку и толкая к стене, закрывая от многочисленных любопытных, похотливых, насмешливых и просто безразличных взглядов.

– А если очень? Что тогда? – огрызнулась она в ответ.

Не потому, что ненавидела его лично и хотела сказать Ливиану гадость – просто потому, что от сложившейся ситуации её воротило от сего и сразу.

– Тогда ничего, – кивком отбросил он упавшую на глаза чёлку.

Адреналин, кипевший в крови, ушёл. И на смену ярости, гневу, истерике пришло странное, но в какой–то степени спасительное отупение. Запас человеческой прочности столь велик, что остаётся только удивляться.

Ещё вчера, кто бы Линде рассказал о возможности такой, прямо сюрреалистичной, ситуации, она бы с уверенностью утверждала, что не вынесла бы ничего подобного. Такое унижение немыслимо. И переживать его, наверное, даже и не нужно.

Но когда судьба тебя ставит перед препятствием и не оставляет выбора, ты просто закрываешь глаза, смиряешься и плывешь по течению.

Она исчерпала все бывшие в её запасе средства защиты, а если бы продолжила истерику и дальше, не факт, что Рэй не решил бы вернуться к первоначальному варианту где «все–все–все и с ней одной».

Ливиан был лучшим из худшего.

Сжав зубы, Линда заставила себя стоять спокойно и не сопротивляться.

Она пыталась себя уговорить, что всё не так уж и плохо. Он не стар, не толст, в иной ситуации его легко было бы счесть привлекательным. Даже пахнет дорогим парфюмом.

В действиях Ливиана нет садисткой грубости, желания её унизить. Весьма вероятно, он, как и сама Линда, просто делает то, что должен. И, в сложившейся ситуации, нужно отдать ему должное, делает со всей возможной в этой ситуации деликатностью.

Когда рука Ливиана, скользнув к Линде в трусики, попыталась немного приласкать её, она дёрнулась, зашипев рассерженной кошкой:

– Это лишнее.

– Предпочитаешь на сухую? – индифферентным голосом поинтересовался он.

– Да. Заканчивай с этим поскорее!

– Нравится роль мученицы? – хмыкнул он, в то время как его пальцы со знанием, умело делали своё дело.

Никакого неземного удовольствия Линда, естественно, не получала. Обстановка не располагала. Но её неудобство и дискомфорт были большей частью духовного плана, физически боли она не ощущала.

Ливиан был бережен и аккуратен, осторожен и при этом методичен, как машина. На счастье, или на беду, но проблем с его потенцией у них не возникло.

В жизни Линды до этого было всего двое мужчин. Ни с одним из них дело до оргазма так и не доходило. По сути, когда отношения достигали определённой стадии, Линда просто делала то, что считалось правильным – она притворялась, изображая отсутствующую разрядку и считала это нормальным.

Считается, что у зрелой особи должен быть секс? Он был. Кто возразит?

С её стороны страсть слиянию никогда не предшествовала. Скорее, в действие приходила схема: надо – значит надо. Решение принимал разум, а не тело или чувства.

Секс казался Линде чем-то смешным, даже досадным, но тем, что терпеть можно и даже нужно, если собираешься строить отношения с мужчиной.

Не чувствуя совершенно ничего ни на одной из стадий процесса, начиная от поцелуя и заканчивая фрикциями, Линда, естественно, не понимала, что заставляет людей к этому стремиться. Время, потраченное в постели с любовником, было для неё убитым временем, которое куда с большим успехом можно было бы разменять на что-то полезное, или хотя бы приятное: чтение книги, просмотр фильма, разговор, наконец.

Поэтому неожиданно приятные ощущения внизу живота застали Линду врасплох.

Она никогда не верила в «тело предало её», да по большому счёту тело её не придавало никогда – ни тогда, прежде, ни сейчас.

Ничего в ней не плавилось, не переполнялось эмоциями.

Эмоций как раз вообще не было. Никаких. Линда чувствовала себя в этой сфере пустой, как выеденная скорлупа грецкого ореха. От неё в процессе участвовало только тело.

Но самое странно, что ему-то, как раз, вроде как всё и нравилось! Её тело, в отличие от самой Линды, не имело ничего против совершенно незнакомого человека, кажется, моложе неё самой, чьего лица она толком даже не успела рассмотреть.

Возможно, мозг Линды так извращённо реагировал на дикую ситуацию, в которую она попала.

Возможно, перенасыщенный адреналином организм, всё-таки не до конца избавившийся от гормонов, выдал то, чего с ним ещё не случалось до сей поры ни разу – оргазм.

Но в любом случае всё это никак не походило ни на восторг, ни на радость. Это было мерзко, постыдно и гнусно. Линда предпочла бы сладкой судороге, скрутившей внутренности, острую. боль. В этой ситуации боль стала бы её защитой, барьером, бронёй.

Сдавленные стоны Ливиана действовали на Линду как оголённый провод на нервы. Глубокий и тихий, как сдавленное рычание, стон был ей ненавистен.

Её от него тошнило. И от себя – тоже.

Линде невыносимо неприятно было видеть его дикий и долгий взгляд, когда Ливиан поднял голову. Омерзительно было слышать, как он дышит сквозь сжатые зубы.

А Ливиан, как назло, всё ещё прижимал её к себе, стискивая плечи.

Чувствуя такую злость, на которую раньше считала себя попросту не способной, Линда тихо прошипела, как змея, которой придавило хвост:

– Пусти!

Ливиан подчинился. Разжав пальцы, он отдёрнул от неё руки, будто обжёгся.

Линде казалось, что она слышит свой собственный плач со стороны. Такой же болезненные и горький, как удары её сердца.

Мыслей не было.

Мысли словно обратились в мёртвых птиц. Они усыпали сознание чёрными перьями. Внутри души словно поработала мясорубка.

Линда не смогла заставить себя даже взглянуть в лицо человеку, который только что владел ею. Пусть и не по своей воле, может быть даже без желания сделать это. Всё это не скрашивало ситуацию – оно делало её ещё более безнадёжной и гадкой.

Линда закрыла глаза.

Не хотелось ни видеть, ни жить, ни дышать.

Но это ничего. Она, как лисица, заползёт в свою нору, отлежится, залижет раны. Она выживет.

Должна выжить, чтобы заставить заплатить эту тварь за то, что он с нею сделал. Не Ливиана – Рэя Кинга.

Под глазами заплясала картинка – странно-неправильные губы, слишком мягкие для сложившейся ситуации, жадно прижимающиеся к ней.

Хорошо, если удастся избавиться от этого наваждения. Не представлять себе его рук, спускающихся по животу вниз, не воскрешать в памяти ни горячих губ, ни рук, ни… кое-чего ещё.