Ангерран де Мариньи. Советник Филиппа IV Красивого

Но вместе с тем среди них были и люди более скромного положения: Маго л'Аршевек, монахиня из монастыря Мобюиссон, [69] Жан л'Аршевек, арендатор мельницы в Пон-де-л'Арш, [70] и Жан Кальто, ректор в Гуреле. [71] Помимо этих кузенов необходимо также упомянуть одного из племянников Жанны де Сен-Мартен, Пьера де Сен-Мартена, каноника в Сент-Аме де Дуэ, который ссылался на своего «дядюшку» в 1313 г., [72] и некого доминиканца по имени Жан де Мариньи, чье имя фигурировало только в показаниях брата Жана де Лилля и Жана Армюрье (Оружейника) на судебном процессе Гишара де Труа. [73]

69

10 января 1311 г. Мариньи выделил ей 100 су ренты; Arch, nat., JJ 42а. № 127. f. 117 v.-118r, et Bibl. nat., fr. 10829, № 127, f. 68 v.

70

1308 г., июль; Arch, nat., JJ 40, № 103, f. 51–52.

71

1312 г… 29 декабря; Regestum,t. VIII, p. 19, № 8942.

72

1313 г., 24 августа; Cartulaire,№ 70.

73

Arch, nat., JJ 438 В, № 6, ближе к середине свитка.

Такой была семья Ангеррана де Мариньи: мелкая знать из нормандского Вексена, в чьих владениях, как мы увидим чуть позже, находились участки земли в районе Экуи и Лион-ла-Форе, располагавшиеся в относительной близости друг от друга; для семьи, все еще привязанной к своим родным землям, это естественно. Даже говоря о месте проживания самых дальних родственников, мы не выходим из рамок довольно небольшого района: Фревиль, [74] Флавакур, [75] Пон-де-л'Арш… Это наблюдение поможет нам понять, какие цели преследовал Ангерран, сколачивая собственный домен [76] в бальяжах Ко и Жизора.

74

Cant. Londini'eres, arr. Dieppe, Seine-Maritime.

75

Cant, du Coudray-Saint-Germer, arr. Beauvais, Oise а 3,5 km de l'Epte.

76

Домен – личное земельное владение. – Прим. ред.

2. Мариньи и его личная жизнь

Дата рождения Мариньи, так же как и место его появления на свет – вероятно, Экуи или Лионс-ла-Форе, [77] – нам точно не известна, но мы можем указать ее с погрешностью в несколько лет. В первый раз его имя появилось в официальном документе в январе 1291 г.; ему, тогда еще простому оруженосцу, было в тот момент скорее всего не меньше четырнадцати лет. [78] Его посвятили в рыцари примерно в 1303 г., по крайней мере, вряд ли позже, так как ордонанс 1293 г. предписывал оруженосцам благородного происхождения с 200 ливрами дохода пройти церемонию посвящения в рыцари до того момента, как им исполнится двадцать пять лет. Так как Мариньи вращался при королевском дворе, его материальное благополучие не играло большой роли, кроме того, он, несомненно, располагал необходимым состоянием; все это вынуждает нас сказать, что он родился лишь незадолго 1278 г. Его старшему сыну Луи было по меньшей мере четырнадцать лет на тот момент, когда он стал совершеннолетним, то есть 3 июля 1310 г.: [79] таким образом, Ангерран женился, самое позднее, в 1295 г. Следовательно, мы относим дату рождения будущего камергера Филиппа Красивого примерно к 1275 г. [80] Ему было примерно тридцать пять лет, когда он находился в зените могущества, а сорока лет от роду 30 апреля 1315 г. его повесили в Монфоконе.

77

Это последнее предположение о месте рождения Мариньи, которое сделал, не основываясь, впрочем, ни на каких фактах, маркиз де Ларошфуко-Лионкур. менее правдоподобно, чем указание на Экуи, так как владельцем этой местности являлся Филипп де Мариньи; Histoire de l'arrondissement des Andelus.p. 83.

78

Arch, nat., J 217, № 3.

79

Cartulaire,№ 118.

80

Г. Лизеран относит ее к 1265 г. (Enguerrand de Marigny,p. 1): таким образом, Мариньи должен был бы оставаться оруженосцем до тридцати восьми лет и стать отцом только в тридцать лет, что в XIII в. отнюдь не являлось обычным. Равным образом мы не согласны с датой, предложенной Эд. Фрером (1260 г.) (Manuel du bibliographe normand,p. 282). Данные авторы не указали, на чем они основывают выдвинутые ими суждения.

О внешнем облике Ангеррана мы можем сказать очень немного. Необходимо с большой осторожностью ссылаться на его сравнительно богатую иконографию. Некогда на внешней стене дворца находился портрет Мариньи в стиле «плоскостной живописи», [81] а на большой лестнице напротив статуи Филиппа Красивого можно было увидеть его скульптурное изображение. [82] Портрет исчез в XVIII в.; статуя, убранная после 1315 г., еще существовала в XVIII в., когда Г. де Сен-Фуа [83] вместе с еще одним любителем [84] обнаружил ее у входа в тюрьму Консьержери [85] «без пьедестала, прислоненную к стене». [86] Дюпюи [87] утверждает, что каменный Мариньи стоял на коленях перед королем; однако статуя, описанная Сен-Фуа, не изображает коленопреклоненного человека; кроме того, упомянутое Дюпюи скульптурное изображение было, по его мнению, разбито толпой на мелкие кусочки в 1315 г. [88] Это означает, что во дворце существовало две статуи Мариньи или же что сведения П. Дюпюи не соответствуют истине. Но от этих трех дворцовых изображений осталось лишь описание, данное Сен-Фуа: «Мне понравилась его поза; у него коротко остриженные густые волосы; улыбающееся приятное лицо; одежда закрывает колени; на голове у него шапочка, кончик которой, не отброшенный на спину, а, напротив, обвитый вокруг головы, находится около левого уха; на его одеянии можно заметить вышитую перевязь, к которой прикреплена шпага». Это описание довольно ценно, так как скульптурное изображение, сделанное при жизни Мариньи с натуры и установленное на входе во дворец, там, где он часто появлялся, скорее всего, походило на оригинал.

81

J. Gu'erout, Le Palais de la Cite; а Paris,2e partie, p. 131.

82

Geoffroi de Paris, p. 214, vers 5931.

83

Essais historiques sur Paris,t. II, p. 36.

84

Bibl. nat„Joiy de Fieury 269, dossier 2723.

85

Ibid.,f. 235 v.

86

G. de Saint-Foix, Essais historiques…,t. II, p. 36.

87

Histoire des favoris…,p. 78.

88

Ibid.,p. 81.

Мы не обладаем таким же количеством информации о всех имеющихся изображениях Ангеррана. Его надгробный памятник был сооружен после 1475 г., и, по всей видимости, лицо статуи, изображавшей возлежащего на надгробии человека, должно было передавать некоторые черты лица самого Мариньи. [89] На гравюре Андре Теве [90] изображен бюст Мариньи, несколько повернутый направо, Ангерран представлен одетым в широкое платье, правый закатанный рукав которого открывает камзол с вышитыми обшлагами. На голове у него шапочка с двумя ремешками, скрепленными под подбородком справа; платье застегнуто на груди на пуговицу в петле. В правой руке он держит складку своей одежды, а в левой – свернутый пергамент. У него изможденное лицо, длинный орлиный нос, тяжелый взгляд, на виске вздувшаяся вена. Должно быть, этот портрет сделан поизображению, находившемуся в Экуи; с другой стороны, речь может идти и о неизвестной статуе, так как скульптура, стоявшая в проеме западного портала, известна нам по гравюре Мильена [91] и совсем не похожа на гравюру Теве. Объяснения, которые приводит последний, не точны, к тому же их невозможно проверить, и это не позволяет нам рассматривать этот портрет как изображение Мариньи. Наконец, человек на портрете слишком стар и его одежда отличается от одеяния статуи в портале Экуи, облаченной поверх камзола в чепрак без рукавов; голова статуи из Экуи не была покрыта. По тем же причинам, что и скульптура из Парижского дворца, статуя из портала Экуи могла походить на Мариньи.

89

Сохранилось три гравюры, на которых изображено надгробие Мариньи (A.-L. Millin, Antiquit'es nationales,t. HI, chap. XXVIII, pi. 3, et Bibl. rvat… Estampes, coll. Gaigniиres), воспроизведенных Л. Ренье (L''eglise Notre-Dame d'Ecouis,p. 190, 192 et 199).

90

Les vrais pourtraits et vies des hommes illustres,p. 274; эту гравюру размером 17,4 x 13,9 см отдельно взяли (Bibl. Sainte-Geneviиve, Estampes, et Bibl. de Rouen, coll. Baratte) и сделали с нее копню, уменьшенную до размера 12,5 х 7 см без бордюра (Bibl. Sainte-Geneviиve).

91

A.-L. Millin, Antiquit'es nationales,t. III, chap. XXVIII, pi. I et 2.

Ангерран был маленького роста. Помимо статуи во дворце, упомянутой Сен-Фуа, [92] мы имеем другое достоверное свидетельство: Огюст Ле Прево был знаком с человеком, который во время Революции присутствовал при эксгумации Мариньи и подтвердил, что Ангерран был небольшого роста и с очень массивной головой. [93] Унего, вероятно, были довольно светлые волосы, возможно, рыжие, если допустить, что сатирическая поэма из французского манускрипта № 146 из Национальной библиотеки, обличавшая рыжую (russus) лису, была действительно направлена против Мариньи, как посчитал Ш.-В. Ланглуа, [94] и учесть, что в «Романе о Фовеле»также мог содержаться намек на камергера. Глядя на статую портала в Экуи, можно представить, что у Мариньи были длинные волосы, уложенные полукругом на затылке.

92

Essais historiques…t. II, p. 36.

93

A. Le Pr'evost, M'emoires et notes…, t. II, p. 31.

94

Histoire litt'eraire de la France,t. XXXV. p. 346.

Все описанные виды одежды носили в то время: камзол с узкими вышитыми рукавами или чепрак с так называемыми крыльями и высокими прорезями по бокам, [95] закрепленная вокруг головы шапочка. В день смерти на нем были белая облегающая голову шапочка, плиссированная рубашка, туника и цветные штаны. [96]

Мариньи не был интеллектуалом и не стал юристом. Словесные хитросплетения Ногаре были ему чужды, и он никогда не вступал в правовые или богословские споры. Судебный процесс над Бонифацием VIII, обвинения, выдвинутые против тамплиеров, вопросы о праве короля на Империю – все это было не по его части. Он получил лишь начальное образование, выдвигалось даже предположение о том, что он не знал латыни. [97] Действительно, 23 апреля 1311 г., когда встал вопрос о линии поведения короля в отношении Бонифация, он попросил, чтобы король перевел ему текст одного из писем к кардиналам, так как он не понимал латинского языка; король спросил его, понимает ли он, на что Мариньи ответил отрицательно. [98] Вопрос, который следует за просьбой перевести письмо на французский язык,нельзя интерпретировать как «если бы я знал латынь», так как в таком случае он уже не имел бы никакого смысла; следовательно, нужно рассматривать его как «если бы я понимал смысл латинского текста письма», ведь мы не можем предположить, что Мариньи не знал также и французского! Итак, мы считаем, что король перевел Мариньи, не понявшему латинский текст, [99] письмо, в надежде прояснить его смысл; однако, поскольку Мариньи не был в курсе взаимоотношений короля и кардиналов, а также плохо разбирался в многословных документах подобного рода, перевод письма с латыни на французский язык не помог Ангеррану понять его смысл. Впрочем, еще один факт укрепил нас во мнении, что Мариньи все же немного разбирался в латыни: документы, в которых урегулировался вопрос о наследовании Артуа, исправил и дополнил Ангерран. [100] Тем не менее он предпочитал документы на французском языке: все его бумаги были написаны по-французски, за исключением одного документа в торжественном тоне, который необходимо было написать на латинском языке. [101]

95

Эта одежда стала особенно модной несколько лет спустя.

96

G. de Paris, 'ed. A. Diverr`es, p. 227; J. de Saint-Victor, da ns Baluze, Vitae…, 'ed.Mollat, t. I, p. 112.

97

G. Lizerand, Engherrand de Marigny,p. 1.

98

«Переведя мне с латыни на французский язык, так как я не понял по-латыни, он спросил меня, понял ли я. Я ответил, что нет» («Exponendo mihi latinum in gallico. qui non intelligebam latinum, et petiit a me si inteiligebam. Respondп quod non»); Cartulaire, actes,№ 5.

99

Здесь сказано «так как я не понял по-латыни» («qui non inteiligebam latinum»), а не «так как я не понимаю…» («qui non intelligo…»).

100

1309 г., 9 октября. – Асньер; на сгибе: «передача совершена, с добавлением и исправлением, сделанными по распоряжению господина Ангеррана» («collatio facta est cum additione et correctione factis per dominum Ingerranum»); Bibl. nat. M'elanges Colbert 347, № 66.

101

Cf. Cartulaire, actes.

Зная о том, что он не был ни юристом, ни даже просто образованным человеком, а его личные письма были написаны по-французски, довольно трудно не заметить в его стиле и даже в его почерке признаков просвещенного, неординарного ума. Этот факт повергал в изумление его современников, чему есть немало свидетельств. Жоффруа Парижский возносил хвалу ораторскому искусству Мариньи, говоря:

Ты лучший оратор из всех И лучший советчик. [102]

102

G. de Paris, 'ed. Diverr`es, p. 197.

Для любого парижанина Мариньи прежде всего остается тем человеком, который сумел с помощью убеждения незаконно собрать налоги в 1314 г. О том же самом свойстве Ангеррана трувер Жан де Конде в 1315 г. написал: «Много было хитрых и красивых речей, искусных и красивых рыцарей», [103] несомненно, вспоминая о том, как он умело провел переговоры в Турне. Но, помимо ораторских способностей, упоминалось также и о любезности и приятности в общении этого прекрасного рыцаря. Автор «Романа об уродливом Лисе»,глас простолюдинов, лавочников и бродячих торговцев, также был потрясен величественной осанкой королевского камергера: ведь он более всех французов обладал изяществом и честью, манерами и изысканностью. [104]

103

Li dis du segneur de Maregni,vers 91–92, 'ed. Aug. Scheler, Dits et contes

104

Ed. G. Raynaud et H. Lemaitre, t. I, p. 31, vers 2867–2868.

Наконец, последователь Гильома де Нанжи в одной часто цитируемой фразе перечислил все отличительные черты Ангеррана де Мариньи, безупречно любезного, предусмотрительного, опытного, и ловкого рыцаря, [105] воздавая таким образом хвалу этому человеку как рыцарю, советнику и дипломату.

Примерно в 1295 г. Ангерран женился на Жанне де Сен-Мартен. Жанна была крестницей королевы Жанны, посодействовавшей заключению этого брака. [106] Она произвела на свет двоих детей, Луи и Мари, родившихся до июня 1300 г., [107] и после этого по прошествии короткого промежутка времени умерла. Мариньи женился во второй раз примерно в начале 1301 г., его супругой стала Алис де Монс, которая родила ему четверых детей, Изабель, Рауля, Тома и Алис, и пережила, после десяти лет, проведенных в заключении, опалу и смерть своего мужа.

105

«Рыцарь необыкновенно изящный, осторожный, умный, хитрый…» («Miles admodum gratiosus, cautus, sapiens, astutus…»), 'ed. G'eraud. p. 415.

106

Завещание Людовика X; Arch, nat., J 404 A, № 22.

107

Ch.-V. Langlois, Registres perdus…,Livre rouge, № 656.

Как камергер, Ангерран проводил время главным образом в резиденции короля, при дворе и в королевском дворце. Но, помимо этого, где же находилась личная резиденция Мариньи, дом, в котором он жил со своей семьей? Для начала, в Париже он должен был жить в Лувре, так как он являлся комендантом этого замка; но поскольку мы нашли упоминание об этом титуле лишь в «Больших Французских Хрониках», [108] нам не известно, ни когда он его получил, ни насколько это соответствовало действительности. Поэтому мы не знаем, останавливался ли он в Лувре, в котором одновременно находились жилые помещения и тюрьма.

108

Ed. J. Viard, t. VIII, p. 306.