Английская свадьба
Шрифт:
Пока мы ели, у меня из зуба вывалилась пломба, и я быстренько записалась к частному дантисту на прием – поправить это дело. Там все заняло буквально несколько минут, и стоило это целое состояние. Но больше всего меня поразило, что под конец мне дали прополоскать рот – и каждый раз, когда я сплевывала, медсестра вежливо говорила: “Спасибо!”
По дороге от стоматолога домой мне пришлось забежать в супермаркет, и там я с удивлением наткнулась на варенье из помидоров. Поразмыслив, решила купить его на пробу – как что-то совершенно неслыханное. Вечером к нам зашли знакомые, я захотела пошутить и попросила их определить на вкус, что это такое. Элис попробовала и тут же, к моему удивлению, заявила: “Так это же джем из помидоров! Мы как раз на прошлой неделе его тоже дома варили”. Дальше – больше: выяснилось, что англичане считают помидор фруктом. Сначала я очень веселилась и думала, что это удачная шутка. Но позже, когда пятый
А потом у меня стали закрадываться подозрения и насчет перца, и авокадо, и даже оливок. И что вы думаете? Оказалось, что в Англии все они тоже фрукты…
В этот день в одном из углов дома у Джеймса я обнаружила паутину и принялась ее сметать. Тут он мне и говорит: “Смотри не повреди там паучка!” Я изумилась, и ему пришлось объяснять, что к паукам англичане относятся нежно. Убрать паутину (которая здесь в домах почему-то заводится мгновенно) можно, но вот повредить паука нельзя, он ведь уничтожает мух, комаров и прочих вредных насекомых. Даже есть легенда об английском короле, которого заточили в тюрьму, и его единственным другом там был паук.
Вечером мы с Джеймсом гуляли по городку и на дверях здания, принадлежащего местной церквушке, увидели объявление, приглашавшее всех желающих на уроки джайва. При церквях обычно есть такой отдельный зал, где проводят выставки картин и продают какие-нибудь вещицы в благотворительных целях. А тут вдруг – джайв. Я не очень-то себе представляла, что это такое, но не стала травмировать Джеймса вопросами. Делать нам было нечего, и мы решили туда пойти. Оказалось, там проходил обычный урок танцев (имеется в виду, для англичан обычный) – куча немолодых, неважно одетых женщин, несколько таких же страшненьких мужчин (которые чувствуют себя на высоте при практическом отсутствии конкуренции) и крошечного роста пожилой учитель танцев с кривыми редкими зубами. Ставят музыку, похожую на рок-н-ролл, разучивают шаги и фигуры, а в конце, уже после урока, все танцуют со всеми по очереди и кокетничают, кто как может. Больше всего меня удивило, что все это происходит в помещении при церкви, прямо на ее территории. А атмосфера мне понравилась – никакого зазнайства у тех, кто танцует лучше других, и все со всеми вежливы и доброжелательны.
Глава 14
Лотереи и что бывает с их победителями. Места для споров. “Когда свиньи полетят ”. Что значит “Ой!” по-английски. Белые и черные коты, стремянки, разбитые зеркала и число тринадцать. День Флоры в Хелстоне. Диетические супы с острым перцем
Сидим завтракаем, и Джеймс рассказывает мне, что его бывшая жена каждую неделю покупает лотерейный билет и надеется на выигрыш и что так поступают очень многие англичане. Мы смеемся и начинаем обсуждать, не начать ли и мне делать то же самое, как вдруг по телевизору показывают репортаж про бывшего торговца мебелью, который 12 лет назад выиграл в лотерею 3 миллиона фунтов. Он тогда накупил домов, вложил деньги в паб, ночной клуб, массажное заведение, организовал поп-группу и женился на молоденькой манекенщице. Все это длилось до недавних пор – и вот теперь он опять торгует мебелью.
После завтрака едем с Джеймсом в городок Хелстон, и по дороге он мне объясняет, что англичане любят спорить на что-нибудь. Для этого существует целая индустрия: даже в маленьких поселках обязательно есть по нескольку “букиз” – мест, куда можно прийти и сказать, например: “Спорим, что на Рождество опять пойдет снег!” Вам там скажут (в особо нестандартных случаях посоветовавшись с головным офисом): “Спорим на два к одному, что не пойдет!” Вы тогда делаете свою ставку, платите деньги, получаете билет и ждете Рождества. А потом идете получать свой выигрыш (или никуда не идете, что случается чаще). Недавно в газете Джеймс прочитал, что один старичок получил таким образом 25 тысяч фунтов. Двадцать пять лет назад он поспорил, что доживет до ста лет, и вот только недавно выиграл. Теперь много заработать таким же образом не удастся – все больше народу в Англии доживает до 100 лет, и букмекеры больше не делают на это хороших ставок.
Я спрашиваю Джеймса: “А тебе как кажется, ты сможешь выиграть, если решишься на что-нибудь поспорить?” Он смеется и говорит: “Когда свиньи полетят!” Мне выражение очень нравится, но я его раньше никогда не слышала. Я тогда улыбаюсь и говорю: “Это
ты, что ли, имеешь в виду, когда рак на горе свистнет?” Джеймс напрягается: “Почему свистнет? Они же не умеют свистеть! И потом, разве раки на горе бывают?” Тут я понимаю, что с полетами свиней разобраться гораздо легче…Мы болтаем про все это и решаем остановиться, чтобы зайти в паб передохнуть и выпить пива. Там по телевизору показывают футбол, и Джеймс оживляется и начинает мне объяснять, что больше всего народу делает ставки как раз на бега и на футбол (тут могут спорить и на счет, и на то, в какую минуту будет забит первый или третий гол – ну, и на что дальше хватит воображения). Причем делать это можно и по телефону, и даже в то время, когда игра уже началась. Тут мы видим знакомого, который внимательно (даже как-то чересчур внимательно, с моей точки зрения) смотрит на экран. Выясняется, что он сделал ставку до начала футбола, а на половине игры понял, что точно проиграет. Он тогда позвонил и сделал другую – и вот теперь ждет, чем все дело закончится. Закончилось тем, что он таким образом ничего не выиграл, а только сумел вернуть потерянные в первой половине игры деньги.
Я забираю свой бокал пива со стойки, в это время меня кто-то нечаянно толкает, пиво мое расплескивается, и я восклицаю: “Ой!” Джеймс почему-то с извиняющимся видом улыбается моему обидчику, а меня подпихивает в бок: “Ты потише, не очень-то прилично женщине так выражаться!” Я от возмущения просто теряю дар речи, а потом выпаливаю: “Ты чего это, что я такого сказала?!” Тут выясняется, что по-английски “ой!” означает очень фамильярное и грубоватое обращение типа “эй, ты!”, так что для женщины это довольно забавный способ привлечь к себе внимание.
Выходим из паба, а рядом с его входом кто-то установил стремянку. Я пытаюсь под ней пройти, но Джеймс хватает меня за рукав: “Ты куда?! Давай обойдем!” Я задираю голову и ничего особенно опасного наверху не вижу. Он тогда, видя мое недоумение, смущенно говорит: “Это примета такая – не стоит проходить под лестницей, а то будут неприятности”. – “А-а-а, – говорю я и обхожу ее сторонкой. – Ладно, лишний раз не буду рисковать, хотя, может, на русских это и не распространяется! А какие еще приметы ты знаешь?” Джеймс задумывается, а потом говорит: “Ну, еще если вдруг разобьешь зеркало – это к семи годам несчастий. И плохо дело, если белый кот дорогу перешел, – надо быть очень и очень осторожным”. – “Да ты что? – удивляюсь я. – А у нас плохо, если черный!” Джеймс добродушно отзывается: “Ну нет, это белые коты приносят всякие напасти, а черные, наоборот, в Англии – хорошая примета. Их даже иногда рисуют на поздравительных открытках”. – “Как же нам теперь быть, если для тебя черный кот хорошо, а для меня плохо?” – подкалываю его я. Джеймс принимает вопрос близко к сердцу, мы начинаем совещаться и приходим к общему выводу: если черный кот перебежит дорогу, когда мы едем на машине, я могу успокаивать себя тем, что мое невезение уравновесится грядущим счастьем моего будущего мужа. А еще, уточнил Джеймс, тринадцать – не очень хорошее число, поэтому в английских самолетах даже нет тринадцатого ряда. И сам он старается не летать тринадцатого в пятницу, хотя билеты, как правило, в этот день дешевле. При этом он вдруг сделал неожиданный для меня вывод: вообще-то англичане не очень суеверные люди!
Наконец, приезжаем в Хелстон на фестиваль Дня Флоры. Народу на улицах огромное количество, при этом толпа не агрессивная, а, наоборот, совершенно расслабленная и дружелюбная, и в ней много детей. Все выстроились вдоль улиц и ждут шествия, а оно потихоньку приближается: женщины и мужчины всех возрастов (по преимуществу пожилые) разряжены в пух и прах; первые – в вечерних платьях и больших нарядных шляпах, вторые – во фраках и серых котелках. И все, не останавливаясь, танцуют незамысловатый танец, типа “два прихлопа, три притопа” и меняются местами и парами. А толпа радостно на это глазеет и подпевает – все англичане явно знают эту мелодию с детских лет.
Мы с Джеймсом посмотрели на шествие и решили перекусить. Зашли в ближайшую забегаловку, и она меня сразу же чем-то смутила. А когда мы уселись и хотели заказать еду, я поняла, в чем дело: обслуживать нас подтянулась хромая и не самая опрятная старушка лет восьмидесяти пяти. Для начала она принесла нам приборы, и я заметила, что моя ложка была грязной. Чтобы не обижать старушенцию, я попросила другую официантку мне эту ложку заменить. Вышло еще хуже: та же самая старуха принесла мне очередную ложку, проверяя ее на ходу на предмет чистоты: сначала протирая грязным полотенцем, а потом, на всякий случай, подчищая пальцами. Аппетит у меня от этого пропал совсем, тем более что суп, который я попробовала, отхлебнув через край суповой чашки, оказался слишком острым.