Анна Австрийская. Первая любовь королевы

— Правда, Боаробер, правда. Это самый искусный, самый благоразумный план; но я не могу подумать о нем без страшного бешенства.

— Такой человек, как вы, не должен знать, существуют ли женщины. Эти милые слабости хороши для нас, бедных аббатов, которым нечего больше делать, как пить, есть, спать и обожать Господа во всех его творениях, но они страшный камень преткновения для великих людей, желающих управлять государством.

— Ты прав, аббат.

— Бросьте же все эти сентиментальности, любовь и ревность, недостойные вашего обширного ума, и примите план, который вы сами находите самым благоразумным и самым искусным.

— Непременно приму, Боаробер.

— Когда королева будет скомпрометирована, а это не замедлит случиться, вашему преосвященству стоит только тихонько сообщить об этом королю и искусно раздуть огонь, который вы зажжете, чтобы сделался пожар, в котором погибнет Анна. Брак герцогини де Комбалэ сделает остальное.

— Да, — сказал Ришелье, задумавшись, — этот брак необходим; и я знаю верный способ принудить герцога Анжуйского.

— Я уже очень ловко приготовил его.

— Продолжай, но его надо заставить решиться гораздо скорее, чем ты можешь это сделать. Принц характера слабого; огласка принудит его к повиновению, потому что внушит ему страх, а я имею к этому случай. Полковник Орнано, его гувернер, вступил в заговор, который отдал его в мои руки. Герцог Анжуйский очень его любит. Когда он узнает о его аресте, он сделает все, что я потребую, чтобы выпросить его помилования.

— Прекрасно! Итак, вы отзовете Лафейма.

— Сию же минуту, тем более что люди его перетрусили и не могут быть мне полезны.

— Вы удалите от королевы и Букингема всех, кто им мешает?

— Пусть их занимаются любовью сколько хотят, — сказал Ришелье с принужденной улыбкой.

— Стало быть, надо позвать гонца Лафейма и отослать его с вашими новыми инструкциями.

— Нет, — сказал кардинал, — нет, аббат. Такому человеку не годится поручать такие щекотливые дела.

Боаробера объяло ужасное предчувствие.

— А! — сказал он. — Ваше преосвященство хочет выбрать другого гонца?

— Да, аббат, и я уже выбрал.

— А!

Боаробер собрался с мужеством и, подняв на кардинала умоляющий взгляд, сказал:

— Наверно, ваше преосвященство не имеет жестокости назначить для этой поездки меня?

— Ты ошибаешься, аббат; я тотчас подумал о тебе.

— Стало быть, вы решительно хотите моей смерти?

— Напротив, я хочу, чтобы ты сделался епископом.

— Но я только что вернулся из Кале.

— Но я посылаю тебя только в Компьен или, может быть, в Амьен, если двор уехал из Компьена.

— Ваше преосвященство, вы не подумали, что со всеми этими путешествиями вы мешаете мне исполнять мои обязанности; я не имею времени отслужить обедню.

— Я твой духовный начальник освобождаю тебя от этого.

— У вашего преосвященства на все готов ответ, и я вижу, что мне остается только повиноваться. Но, ваше преосвященство, вы должны поклясться мне, что это путешествие будет последнее.

— Клянусь. После этого я предоставлю тебе толстеть сколько хочешь.

Боаробер тяжело вздохнул.

— Я еду, — сказал он.

— Подожди, — возразил Ришелье. — Одно последнее слово. Это твое путешествие, Боаробер, должно быть мне полезно во всех отношениях. Ты сделаешь то, что до сих пор никто не мог сделать.

— Что такое?

— Ты отыщешь барона де Поанти.

— Может быть, это будет не так трудно, и мне не придется ехать в Амьен, чтобы найти особу, к которой он воротится когда-нибудь.

— Кто эта особа?

— Дочь вальдеграсского садовника, которую я очень хорошо узнал в Сен-Дени, несмотря на ее мужской костюм.

— Действительно, эта девушка была похищена в то время, когда я велел отвезти ее в монастырь.

— Она, должно быть, была ранена или больна, потому что ее несли на носилках.

— Это какая-нибудь штука этого проклятого человека.

— Мы прекратим все эти штуки; но прежде чем станем заниматься этой мелюзгой, займемся большими рыбами и раскинем невод так, чтобы они попали в него. Я сейчас же еду в Амьен.

Через четверть часа после этого разговора Боаробер скакал во весь опор по дороге в Компьен. Проезжая через Сен-Дени, он бросил на гостиницу «Серебряный Голубь», предполагая, что там находится Дениза, взгляд, не предвещавший ничего хорошего для будущего спокойствия наших любовников. Но он не остановился. Зато в шести лье от Сен-Дени, почти на полдороге от этого города до Компьена, он вдруг был принужден остановиться. Впереди тянулся огромный поезд повозок, карет и всадников. Дорога была совершенно занята этим поездом. Боаробер велел карете своей съехать в ров, чтобы пропустить всю эту толпу. Он узнал свиту короля.

— Что случилось? — спрашивал себя с беспокойством Боаробер, — для чего двор, который должен был ехать в Амьен, возвращается уже назад?

Аббат знал всех, но он не хотел обратиться к первому встречному. Он выбрал в толпе друга кардинала. Это было не трудно. Кардинал был так могуществен, что не мог не иметь друзей повсюду. Аббат скоро собрал все возможные сведения. Он узнал, что король, едва оправившись от легкого нездоровья, случившегося с ним по приезде в Компьен, и пораженный мыслью, что он опасно занеможет, если поедет дальше провожать английскую королеву, вдруг объявил, что он возвращается в Париж или Фонтенбло. Взволнованный слухами о внимании Букингема к королеве, Людовик XIII изъявил сначала решительное намерение взять с собою Анну Австрийскую. Королева-мать, Мария Медичи, основываясь на приличиях, поставлявших в обязанность королю или королеве французской не оставлять так рано новую английскую королеву, уговорила его отказаться от этого намерения. Но не без труда. Людовик XIII кончил разговор с королевой-матерью этими словами, исполненными предчувствия и угроз:

— Если вы хотите, пусть королева едет с вашим величеством до Амьена, но я скрывать не стану и говорю вам громко, что я соглашаюсь на это путешествие с величайшим неудовольствием. Дай Бог, чтобы никому не пришлось в этом раскаиваться.

Он тотчас уехал в Париж.

— А королева? — спросил Боаробер.

— Королева уехала со всем двором в Амьен.

— Так что супруги повернулись друг к другу спиной!

— Это не первый раз случается с ними.

Боаробер поблагодарил того, кто отвечал на его вопросы, дал проехать поезду короля и продолжал свой путь, когда дорога очистилась.

Внезапный отъезд короля, давая королеве более свободы, так хорошо способствовал новым планам кардинала, что Боаробер был этим поражен. По приезде в Компьен Боаробер прежде всего встретил Лафейма. Начальник поборников чести ждал возвращения своего гонца с величайшим нетерпением. Когда король уехал, а двор отправился в Амьен, Лафейма хотел последовать за ним со своими подчиненными. Но те открыто взбунтовались. Невидимое присутствие Поанти, отняв от них уверенность, составлявшую всю их силу, сделало их трусами. Лафейма просил, приказывал, угрожал. Никто не хотел тронуться с места. Для Лафейма вопрос был тем важнее, что интендантство в Шампани, его мечта, должно было служить наградою за его услуги в этом деле.