Анна Австрийская. Первая любовь королевы

Когда статс-дама кончила свой рассказ, она увидела, что Боаробер опять потирает руки.

— Успокойтесь, графиня, — сказала он, — кардинал совершенно изменил свои планы. Он поручил мне приказать вам предоставить влюбленным полную свободу.

— Ах, аббат! Как вы меня успокаиваете! — вскричала радостно графиня.

— Назовите мне теперь всех этих господ и дам, которые своим присутствием в саду королевы в минуту катастрофы могут быть обвинены в сообщничестве.

— Во-первых, герцогиня де Шеврез.

— О! Насчет нее не может быть никакого сомнения.

— Герцог де Монморанси. Граф де Морэ.

— Оба враги кардинала.

— Герцог Анжуйский.

— Прекрасно. Остановитесь, графиня, я знаю довольно и иду ужинать.

Однако аббат, оставив статс-даму, не тотчас пошел ужинать, как ни был голоден, а принялся отыскивать герцога Анжуйского.

Молодой принц, жизнь которого была продолжительным развратом, устраивал с веселыми товарищами своих оргий план весело кончить ночь в какой-нибудь таверне. То, что занимало в эту минуту весь двор, оставляло его совершенно равнодушным. Приметив аббата, одного из знаменитейших членов ордена Негодяйства, он вскрикнул от радости.

— Вот Боаробер! — вскричал он. — Наш великий канцлер, самый обжорливый из наших негодяев! Он пойдет с нами.

— Нет, не нынешнюю ночь, — отвечал Боаробер.

Он отвел молодого герцога в сторону и сказал:

— Я сделал тридцать лье на почтовых, чтобы предупредить ваше высочество об одном происшествии, касающемся вас. Его преосвященство кардинал давно закрывал глаза на неблагоразумные проделки полковника Орнано.

— Моего гувернера! — вскричал принц.

— Но он был принужден раскрыть их, когда эти проделки сделались опасны, — продолжал аббат, — полковник был арестован вчера и отведен в Бастилию, как обвиненный в заговоре против государства.

Герцог Анжуйский с минуту был поражен этим известием.

— Клянусь вам, аббат, я ничего не знаю о преступных делах полковника Орнано. Я друг кардинала, и мне никогда не могло прийти в голову действовать против него! — вскричал он почти испуганным тоном, начиная, таким образом, длинный ряд измен против своих друзей, которыми была наполнена вся его жизнь.

— Я никогда не сомневался в ваших чувствах к его преосвященству, — возразил Боаробер убежденным тоном, — не меня следует вашему высочеству убеждать, а его преосвященство.

— Уверьте его в моей преданности, аббат.

— Одна особа имеет более меня влияния на его преосвященство, она красноречивее меня заступилась за ваше высочество.

— Кто это, Боаробер? Назовите мне эту особу, и я поставлю себе в обязанность просить ее помощи.

— Это герцогиня де Комбалэ. Она приехала сюда с королевой-матерью.

— Вы правы, Боаробер, я не подумал о ней. Я теперь вспоминаю, что я несколько перед нею виноват.

— Она вас простит. Повидайтесь с герцогиней де Комбалэ, ваше высочество, и как можно скорее.

— Я увижу ее завтра утром, как только она встанет, если она позволит.

— Она вам позволит. Вы, ваше высочество, не привыкли получать отказы от дам. Недаром же вы гроссмейстер ордена Негодяйства.

— Я сегодня не расположен смеяться, Боаробер, — сказал принц изменившимся голосом, — ваше известие ошеломило меня.

— Ба! Это ничего не значит, если возле зла я вижу средство поправить его.

С этими словами Боаробер оставил принца и пошел ужинать, говоря себе:

«Клянусь бесчисленными добродетелями папы, день был хорош для кардинала; я выпью за его здоровье две лишних бутылки».

XV

Аббат де Боаробер с успехом исполняет роль посредника, а герцогиня де Шеврез надевает каску Клоринды, чтобы дать кардиналу последнее сражение

Поанти, по наружности участвуя в свите герцога Букингема, был помещен довольно удобно недалеко от герцога.

На другой день после приключения в саду молодой человек еще не встал и думал о Денизе, с которой он расстался уже два дня, и об обещании, данном ей вернуться к ней как можно скорее, когда дверь его комнаты отворилась, и вошел незнакомец. Но как только он раскрыл рот, Поанти узнал в нем англичанина, и, следовательно, не мог сомневаться, что это был кто-нибудь из свиты герцога Букингема.

— Милостивый государь, — сказал этот англичанин, — его светлость герцог Букингем, у которого я имею честь служить казначеем, посылает меня к вам с просьбою принять от него на память небольшой подарок. Это собственные слова герцога, и он мне приказал повторить их слово в слово.

Он вынул из-под плаща кожаный мешок и флегматически положил его на стол. Потом, не ожидая ответа изумленного молодого человека, он поклонился с той холодностью, какая известна одним англичанам, и ушел. Поанти раскрыл мешок, засунул в него руку и вынул пригоршню золотых монет. Унести мешок на постель и спрятать его под одеяло было для Поанти делом одного мгновения. Там он стал считать манну, свалившуюся на него не с неба, а из сундуков щедрого англичанина.

В мешке находилось пятьсот испанских квадруплей. Это был подарок царский. Но Букингем по своей натуре был щедрее всякого короля. При виде этой огромной суммы, о которой он никогда не смел мечтать, Поанти чуть было не стал прыгать на постели. Тут было на что купить в Дофинэ целый замок вчетверо больше и красивее всех замков, принадлежавших фамилии Поанти. Очевидно, это была награда за преданность, с какою он два раза спасал герцога от смерти, один раз в Валь де Грасе, другой в комнате фрейлин в Компьене. Но, стало быть, герцогу теперь уже не нужна его скрытная защита?

Поанти предавался этим размышлениям, когда дверь снова отворилась, и вошел кавалер д’Арвиль. Увидев золото, разложенное на кровати, д’Арвиль сказал:

— Я побьюсь об заклад, господин де Поанти, что это золото вы получили от милорда герцога.

— Это правда, — ответил Поанти. — Сейчас вышел отсюда казначей его светлости, и вы видите меня еще вне себя от изумления от великолепного подарка, который он мне прислал.

— Вы великолепно его заслужили, — сказал д’Арвиль, — и это не единственный, который вам придется получить.

— Как! Еще?

— Я вам принес подарок от той особы, у которой вы были однажды вечером. Он не так велик, но тем не менее показывает, как остались довольны вашими заслугами.

Кавалер положил пред изумленным молодым человеком кошелек.

— В этом кошельке две тысячи пистолей. Для вас назначается тысяча, а другая вашим девяти товарищам.

— Стало быть, наши услуги теперь бесполезны? — спросил Поанти.

— Да, господин де Поанти, — отвечал д’Арвиль, — вы угадали. С сегодняшнего дня вы свободны.