Анна Австрийская. Первая любовь королевы

Увидев Боаробера, высунувшего свою толстую голову в дверцу кареты, чтобы подозвать его к себе, Лафейма обрадовался. Он знал, что Боаробер друг кардинала. Найти поддержку у Боаробера значило почти получить уверенность выпросить у кардинала все. Боаробер со своей стороны очень обрадовался, что нашел начальника поборников чести, не имея надобности отыскивать его; и в особенности что нашел его в Компьене, когда весь двор уже уехал. Половина его дела было уже исполнена. Он приехал освободить королеву и Букингема от этого тайного шпионства, которым кардинал их окружил, а присутствие Лафейма доказало, что королева и ее предприимчивый обожатель уже освобождены. Лафейма, со смущенным видом, потупив голову, сообщил аббату, в какое положение поставил его бунт подчиненных.

— Это самое лучшее, что могло случиться, — сказал ему аббат, — его преосвященству угодно, чтобы вы воздержались от всяких новых предприятий; он приказывает, кроме того, чтобы вы как можно скорее вернулись в Париж.

— Приказание очень приятное, господин де Боаробер.

Лафейма почесал себе ухо. Он заранее затруднялся тем, что хотел сказать.

— Осмелюсь вас спросить, господин де Боаробер, доволен ли его преосвященство? — спросил он, несколько колеблясь. — У моих негодяев зубы длинные. Они давно не видали пистолей его преосвященства и требуют их громкими криками.

— Гм! — произнес аббат.

— Как вы думаете, его преосвященство согласится развязать кошелек?

— Гм! — повторил Боаробер.

— Его преосвященство обещал мне интендантство в Шампани; я был бы рад узнать, могу ли рассчитывать на это обещание.

— Хотите, чтобы я откровенно высказал вам мои мысли, господин де Лафейма? — серьезно спросил аббат.

— Вы сделаете мне большое удовольствие, господин де Боаробер.

— Я думаю, что кардинал расположен предложить вашим солдатам вместо пистолей веревку длиною в аршин и виселицу в шесть футов.

— Вы шутите!

— Вовсе нет, у меня сердце раздирается при мысли об их участи, которую я предвижу.

— А я-то как же?

— О! Вы любезный господин де Лафейма, вы стоите так высоко в уважении его преосвященства…

— Стало быть, я могу рассчитывать на интендантство в Шампани?

— Нет, но на яму футов в двадцать под землей, в уровень с бастильскими рвами.

— Черт побери! — вскричал Лафейма, ошеломленный этой перспективой.

Этот разговор происходил в то время, когда в карете аббата переменяли лошадей.

— Прощайте, любезный господин де Лафейма, в случае, если я с вами не увижусь! — закричал ему Боаробер.

Карета поскакала, но как ни спешил Боаробер, а он приехал в Амьен довольно поздно. Королева английская и благородное и знатное общество, сопровождавшее ее, опередили аббата шестью часами. Он решился, не теряя ни минуты, увидеться со старой графиней де Ланноа, статс-дамой королевы, которая должна была помогать его планам. Но никто еще не ложился в том доме, который был отведен Анне Австрийской. Напротив, там царствовало черезвычайное одушевление. Придворные, собравшись группами в передней и в залах, говорили между собою шепотом и тотчас умолкали, как только кто-нибудь к ним подходил.

«Здесь произошло что-нибудь необыкновенное, — подумал Боаробер, приметив странное обращение людей, встречавшихся с ним. — Но я не стану расспрашивать никого; графиня де Ланноа расскажет мне обо всем».

Он нашел статс-даму в черезвычайном унынии и отчаянии.

— Ах! Господин де Боаробер, — сказала она, схватив его за руку и отводя в самый дальний угол комнаты, где менее всего ее могли услышать, — я погибла! Никогда его преосвященство не простит мне.

— Что такое случилось? — спросил Боаробер.

— Ужасное происшествие, покрывающее меня стыдом и которое из друга сделает кардинала моим врагом.

— Но что же такое? — с нетерпением повторил Боаробер.

— Разве вы не знаете?

— Как же вы хотите, чтобы я знал?

— Но об этом говорит весь двор и, наверно, весь город. Через два дня об этом узнают и король, и кардинал.

— Да, я видел, идя к вам, движение, которое показалось мне странным; физиономия у одних расстроенная, у других веселая; я угадал, что случилось нечто необыкновенное, но не расспрашивал никого, рассчитывая на то, что вы объясните мне.

— Ну, аббат, трепещите.

— Заранее трепещу, графиня.

— Не шутите. Это просто ужасно! Вы знаете, чего его преосвященство опасался более всего, чего он велел мне не допускать ни за что на свете, не теряя из вида королеву ни днем, ни ночью?

— Знаю.

— Все заставляет меня думать, что эта катастрофа случилась.

— Ба! — вскричал аббат, потирая себе руки. — Расскажите-ка мне это, графиня. Я очень люблю любовные истории, особенно когда они смешны.

Графиня де Ланноа подняла к небу свои длинные, худощавые руки, как бы призывая его в свидетели своего изумления.

— Вы хотите смеяться над таким несчастьем! — вскричала она.

— Да, графиня, да! И вы сейчас засмеетесь вместе со мною. А пока расскажите мне подробно, как все это случилось.

Графиня де Ланноа, не опомнившись от изумления, в которое ее привело странное обращение аббата, рассказала ему, что произошло по прибытии королевы в Амьен.

Мы не станем передавать этот рассказ собственными выражениями статс-дамы. Мы заимствуем его из истории. Все записки того времени рассказывают об этом, и так согласно, что не может быть ни малейшего сомнения в их правдивости.

Три королевы по прибытии в Амьен были приняты герцогом де Шоном, губернатором Пикардии. В честь их был дан великолепный праздник, кончившийся балом. Анна Австрийская, освободившись от ревнивого надзора кардинала и от присутствия своего властелина, предалась необузданно удовольствиям этого упоительного вечера, честолюбиво желая разделить всеобщие похвалы в танцах, которые получал Букингем, ее верный кавалер. По окончании бала Анну проводили с толпою придворных в дом, который она должна была занимать в Амьене во время своего краткого пребывания в этом городе. Дом находился на берегу Соммы; сад, прорезываемый густыми аллеями и глубокими беседками, простирался вдоль реки.

По прибытии туда вздумали осмотреть сад. Герцог Букингем вел королеву. Герцогиня де Шеврез под руку с герцогом де Голландом шла поодаль от ее величества; кавалер де Пютанж, ее конюший, находился ближе к ней. Остальные гуляющие рассыпались по огромному саду. Тут были герцог Анжуйский, герцог де Монморанси, граф де Морэ, госпожи де Гамильтон и д’Амби и множество других. Вдруг в темноте, казавшейся еще мрачнее от густоты аллей, Анна Австрийская и Букингем исчезли в беседке. Или из скромности, или подкупленный, конюший королевы Пютанж остановился. В ту же минуту герцогиня де Шеврез вернулась назад и увела лорда Голланда, своего кавалера, показать ему извилистое течение реки, за которым из сада можно было следить глазами довольно далеко. По прошествии десяти минут легкий крик, раздавшийся из беседки, где находились королева и Букингем, привлек внимание всего общества в ту сторону. Конюший Пютанж, бросившись по тому направлению, где раздался крик, нашел королеву сидящей на скамейке, а герцог стоял перед нею, очень взволнованный и очень смущенный. Увидев конюшего, герцог исчез в саду.