Античная наркомафия-8

– Только они-то после караула, а я же – после губы! И зарос, и обовшел, и грязи на полпальца – говнюк говнюком! Тут и в бане-то перед оливковым мылом песком сперва отскрестись надо, да и стираться – не так, как им! – пожаловался Кайсар на тяжкую долю губаря, – Ну, помогли, конечно, но всё равно провозился до самого вечера.

– А я, значит, жду себе спокойно дня праздника и мысленно репетирую, как мы с Кайсаром по нашему с ним плану действуем, – продолжила Фильтата, – Ну, волновалась, конечно, и немного побаивалась. Знала давно уж, что от этого не умирают, и все через это проходят, и некоторым даже в первый раз нравится, но всё равно же страшновато, сами же всё понимаете! – мы рассмеялись, – Но чтобы все наши планы вот на таком волоске висели – хвала Астарте, что даже и не подозревала! С ума сошла бы, наверное, если бы знала!

– Ну так поэтому тебя всем этим и не тревожили, – напомнил ей супружник.

– Ну, и не на волоске, как я понимаю, – добавил я, – И знали о ваших проблемах прекрасно, с вашим-то палевом постоянным, и подстраховали бы вас, если что. Просто не натягивали вожжи без нужды, чтобы дать ребятам и самостоятельность проявить. И через нервы, конечно, но как ещё-то реальной жизни вас учить, когда все проблемы вам самим решать придётся, и нас рядом не будет?

– Спасибо за науку! – съязвила финикиянка, – Ну и вот, наступает это последнее утро, в которое я просыпаюсь ещё девочкой, за завтраком Гискон этот уже у нас, несёт тут мне свою ахинею о планах нашей счастливой семейной жизни, а меня только усвоенные с детства понятия о приличиях удерживают от того, чтобы рассказать и пальцем показать, куда он себе эти свои планы засунуть может и на какую глубину. Я ведь и на неделе уже родителей подготавливала к тому, чтобы с ума от моего фортеля не сошли. И намекала им так, что прозрачнее уже просто некуда, что не в восторге я от него и совсем иначе счастье своё себе представляю, пару раз даже какое-то подобие истерики изобразила – не знаю уж, насколько натурально это вышло, но как научили в своё время на всякий случай знакомые "гречанки", так и изобразила. Да и знали же они, конечно, о Кайсаре. И наслышаны были, и видели, и справки о нём, естественно, тоже навели.

– А что они, кстати, против него имели? – поинтересовался я.

– Ну неправильный я для них, неправильный, – отозвался тот.

– Да собственно, как к человеку-то претензий к нему не было никаких. Отец мне сам так и сказал, что парень он нормальный, порядочный, нищебродом не будет, друзья у него достойные, с такими и в неудачниках не закиснет. То, что не из наших фиников – это значение для него имело, но тоже не решающее. Он так сказал – за другого кого из наших ребят он бы меня отдал, за некоторых с большим удовольствием отдал бы – ну, я пальцем тыкать и называть их при сидящем рядом муже не буду, но вы же и сами всё понимаете – в общем, и не выбрал бы он для меня, говорит, этого Гискона, если бы мой собственный выбор был достойным, но не за бывшего же раба! Ну, знаете же все эти заклинания – ой, да где же это такое видано, да что же соседи скажут, да что же люди подумают, да мы же семья приличная, да ты же и девочка порядочная, и красавица, и лучшей партии достойна, и вообще, да кто же тебя такую замуж возьмёт! Ну, это-то, конечно, уже не отец сказал, а мама, когда я оплеуху этому Гискону отвесила и первую истерику закатила, – пояснила она, дав нам отсмеяться, – Не муж ещё, чтобы лапать, и какие ко мне претензии, если уж я порядочной девочкой считаюсь? Ещё недоволен! Радовался бы лучше, что я рогатку свою не достала и не устроила на него охоту по всему дому!

– А может, следовало бы? – прикололся Мато, – Тогда точно отстал бы от тебя.

– Может и следовало бы, и мысль была, да только и позорить родителей на весь старый город не хотелось. И их же понимала. По их-то понятием не худшего жениха они мне навязывали, а лучшего, какого только найти могли. Соседская-то девка в восторге от него была – надеюсь, сладится у них. Так-то парень неплохой, и замашки эти обезьяньи – скорее пыжился, чем натура, и учился бы с нами – возможно, вышел бы толк. Но для меня после нашей-то школы – пенёк пеньком. В общем, трубу на него напялила, а эту выходку с рогаткой на самый крайний только случай решила приберечь, если даже после нашего с Кайсаром фортеля вдруг от меня не отступится. Вряд ли, конечно, такое оскорбление кто же проглотит, но ведь попадаются же иногда и такие упрямцы. Жаль, не послушала тогда наших ребят и девок и не устроила отцу бунт, когда он в лагерь мне поступать запретил. Ведь хотела же! Знаю, что очень тяжело, но мне кажется, справилась бы.

– Да, тебя очень жаль было терять, – признал я, – Была бы уж точно не худшей.

– Досточтимый, а нельзя ли и мне как-нибудь с нашими? Ну, теперь тренировки – это уже не с моим пузом, конечно, но хотя бы на теорию, чтобы табуреткой совсем уж не оставаться. Может, как-нибудь можно?

– Что скажешь, Кайсар, как глава семьи?

– Ну, хорошо бы, конечно, досточтимый. Я и сам подтянул бы, и наши помогли бы, но вместе со всеми – это же гораздо ловчее. Прослушает лекции – и нам легче будет её подтягивать. Так что если можно, то хорошо бы.

– Тогда, раз такие дела, то не можно, а нужно. Подумаем и над этим...

– После завтрака я, конечно, тянула время, как только могла, чтобы Кайсар уж точно к моему появлению в саду был, – продолжала Фильтата, – Не хватало тут ещё только накладок! Спрос ведь теперь после этой реформы гораздо больше предложения. Наверное, никогда я ещё не была такой капризной при выборе платья. Но и до бесконечности тянуть тоже ведь не будешь. В конце концов пошли мы к храму, входим в ворота, и Гискон этот шекель свой гадесский мне протягивает – так хотелось сказать ему, куда он себе засунуть его может! Но ведь не скажешь же! Взяла молча, пошла. Пришлось момент ловить, чтобы за спинами других к саду прошмыгнуть – хотелось время выиграть, чтобы хватились меня не сразу. Прошмыгнула, бегу туда – думаете, легко с длинным подолом? Его же у всех на глазах не задерёшь! Выбежала на аллею сада, иду по ней, высматриваю Кайсара, а его не видно нигде, зато два балбеса, сынки наших самых уважаемых – тут как тут! И ко мне их несёт, а они же привыкли, что им можно всё. Стража-то храмовая ходит, но вот станет ли она вмешиваться, если эти два хотя бы видимость соблюдения обычая изобразят?

– Нас в воротах в сад охрана остановила, – пояснил мой наследник, – Спросили, точно ли мы в увале, а не в самоходе. Не их собачье дело, но пререкаться – только время зря терять, драться с ними – тем более, тогда уж точно нас не впустят, железный повод, а нам разве это нужно? Показали им наши увольнительные, а они – "моя твоя не понимай". Ну, типа, не умеем читать по-турдетански. И не придерёшься же, храм ведь финикийский, стража – финики, турдетанской грамотой могут не владеть. По рожам видно, что валяют дурака, но ведь не докажешь же, и понятно же, что на ссору провоцируют...

– Я в самом деле чуть в драку не полез! – признался Кайсар, – Ребята удержали.

– Знали бы заранее, так махнули бы тогда через забор, хоть и тоже рискованно, – добавил Мато, – Хвала богам, проходил патруль нашей городской стражи, я к ним, зову помочь разобраться, а они смеются – типа, вы и сами круче вкрутую сваренных яиц. Ну, я нашим крикнул, на патрульных им показываю, они сообразили, Волний с царёнышем тут же к нам, ну и им-то менты, конечно, не отказали. Подошли, зачитали вслух наши ксивы, потом на финикийский перевели для особо непонятливых – ну, финикам деваться некуда. Но с такой неохотой они нас в храмовый сад пропускали! Можно подумать, мы их родных дочурок по кругу пускать идём!

– Кайсар с ребятами в воротах показались, я кричу им, подпрыгиваю, машу им руками, Волний Кайсара в мою сторону разворачивает, бегут ко мне, но эти два обалдуя гораздо ближе, и один ухмыляется и монету достаёт – этого мне только ещё не хватало! Я по трубе на каждого, они шаги замедлили, но тут ещё два хмыря каких-то непонятных из кустов выныривают и тоже в мою сторону сворачивают! А наши же далеко ещё! И голос пенька этого, Гискон который, меня зовёт – ага, хватились меня и догадались! Ну вот его мне тут ещё прямо не хватало для полного счастья! Я вся на нервах, и тут вдруг что-то как стукнет меня по ляжке, да больно ещё! И Кайсар орёт, под ноги мне пальцем тычет, я не пойму, в чём дело, Волний рогатку над головой мне показывает, Кайсар в себя пальцем тычет и снова мне под ноги, а один из этих хмырей непонятных кричит мне, что монета у меня под ногами. Ну, тут до меня только и дошло, что Волний меня из рогатки монетой кайсаровской подстрелил! Подбираю её, скамейку тут искать некогда, плюхаюсь прямо на аллею пятой точкой, натягиваю подол и водружаю на него монету! Хвала Астарте!

– Понятно уже, что стрелять надо, – пояснил Волний, – А у Кайсара его рогатки не оказалось, я свою ему протягиваю, а он в меня пальцем тычет и шекель свой мне суёт. Ну, оно и правильно – я-то из своей попаду надёжнее, чем он из чужой. Метил я, конечно, в середину её подола, но тут она повернулась, а я-то уже шмальнул...

– Я же свою пацанёнку тому давеча подарил, а новую когда мне было делать и пристреливать? – хмыкнул Кайсар, – На губе же всё время просидел, а вышел – и помывка, и постирушки до самого вечера. А из чужой – ну, попал бы я выше, чем надо, и зашиб бы собственную невесту. Пусть уж лучше Волний из своей – если и мазанёт, то не настолько.

– Ваше счастье, что я свою не прихватила! – хихикнула виновница торжества, – Больно же было, между прочим! Я-то, конечно, ожидала боли и готовилась её вытерпеть, но ведь не эту же! – мы все рассмеялись.

– Мы тут подбегаем, эти два приблатнённых оборачиваются, а мы же на взводе, а они в дурь прут, и мы хотели сразу морды им набить, – продолжил Мато, – Тут эти двое других этих двух от нас отпихивают, а нам дорогу заступают, мы уже и им хотели торцы отрихтовать, а они нам говорят – стоп ребята, нас-то за что? Ухмыляются и жетоны нам на тыльных сторонах плащей показывают. Ну, посмеялись, тут и те двое царёныша среди нас опознали и сразу стушевались. Ну, и нам ведь тоже лишний скандал не нужен...