Античная наркомафия-8

– Да понимаем мы! Согласны на всё! Лишь бы только взялся нас учить! – снова загалдели оба наперебой.

– Возьмёт, не беспокойтесь. С ним-то мы договоримся. Вот почтенного Акобала убедить потруднее будет. Ты же слыхал, Малх, что он сказал тебе насчёт опытных людей?

– Так ведь не насовсем же, досточтимый, а только на этот рейс. Ну не успеть же с салажатами никак! А с опытными – сплаваемся и на пробных выходах в море, и в шторм они не подведут. Следующий-то рейс из дому по весне – он спокойнее будет, и поменьше штормов, и сами они послабее, и желторотики уже поднатаскаются. А на этот надо людей поопытнее. Ну со всей-то флотилии неужто на один только рейс нельзя надёргать? Мы всё понимаем, и предложение почтенного Акобала – большая честь, и не думай, что мы этого не ценим. Но семьи важнее, досточтимый, и если он не даст людей для перегонки нового судна в этот рейс – очень жаль, но нам придётся отказаться от службы на нём.

– Да поговорю я с ним, поговорю. Но ты же понимаешь, Малх, что обещать вам твёрдо я не могу пока ничего?

– Ну, это-то понятно, досточтимый. Но с твоей помощью – хоть какой-то шанс...

15. Сорвиголовы.

– Ну, рассказывай уж, Кайсар, как ты докатился до такой жизни, – начал я свой разбор полётов.

– Так это ж разве я докатился, досточтимый? – ухмыльнулся этот стервец, – Это меня до неё докатили.

– А ты сам тут прямо-таки и абсолютно ни при чём?

– Ну, был бы совсем уж ни при чём – не залетел бы...

– Ага, залетел он! Это кто ещё залетел! – тут же съязвила Фильтата, рассмешив нас всех, – Из-за меня это всё, досточтимый...

– Вот-вот, все беды от баб! – пошутил Мато, – Говорил я ему, предупреждал! – мы снова рассмеялись.

Собственно, конечный итог событий мне доложили в самую первую очередь – Фильтата, их бывшая школьная одноклассница из семьи оссонобских фиников, учившаяся в школе весьма достойно, но не поступившая с одноклассниками в кадетский корпус из-за категорического запрета ейного отца, на данный момент является законной супружницей Кайсара, юнкера второго курса нашего кадетского корпуса, отчего и находится сама здесь, в Нетонисе, а не с родоками в Оссонобе. Пуза заметного у неё ещё нет, не тот ещё срок, но и за ним, естественно, в свой черёд не заржавеет. Несчастной-то эта парочка молодожёнов уж точно не выглядит, да и юридически криминала никакого – он совершеннолетний безо всяких сомнений, она – ну, раз уж сами финики её таковой признали, то и какие вопросы? Но несколько так или иначе связанных с этим арестов у вполне дисциплинированного на первом курсе юнкера – это ведь уже слегка чересчур, верно? Поэтому-то и заинтересовала меня ещё и предыстория уже известных мне событий...

– Мы же с Фильтатой полгода уже встречались, – пояснил Кайсар, – Чаще всего у наших "гречанок" – и её родоки отпускали со знакомыми пообщаться, и мы тоже вместе с нашими заглядывали, когда в увале бывали. Ну и тогда, в начале лета, так же всё было – встретились, пообщались. Вернулись в лагерь, а на следующий день к обеду мне вдруг от неё записку передают – завтра кровь из носу приходи, дело важное, все наши планы горят огнём. А она же девка серьёзная, не как некоторые, и зря волну гнать не будет, и если уж она всполошилась, то это не пустяк, и встретиться, значит, надо обязательно. Только как тут придёшь, когда мы в караул заступаем? Кербер-то, хоть и зверюга, если по серьёзному поводу, то отпустил бы, но не с караула же. Ну, мы поговорили с ребятами, как тут быть, и договорились, что дневные смены они и за меня отстоят, а потом как-нибудь сочтёмся. В общем, слинял я днём в самоход – дневные-то смены Кербер не так рьяно проверяет, и были неплохие шансы, что прокатит. Да только вот Слепня нелёгкая принесла, да как раз в мою смену, а он же сам постовое расписание и составлял, так что спалил нас сходу. Я-то нигде не влип и вернулся вовремя, да что толку, когда спалены? Так и угодил на губу.

– Причина ваша, надеюсь, теперь уже не секрет?

– Деваться было некуда, досточтимый, – ответила Фильтата, – Когда встречались у "гречанок", ничто ещё беды не предвещало, возвращаюсь я домой, а у нас увалень сидит какой-то незнакомый, и отец хлопочет вокруг него, а меня, как я вошла, огорошил прямо с порога – знакомься, говорит, это Гискон, сын Бомилькарта, уважаемого в Гадесе человека, радуйся, он будет твоим мужем, и это большая честь для нашей семьи. Ага, обрадуешься тут! Им – честь, а мне, значит, в Гадесе с этим пнём жить и детей от него рожать, таких же пней, как и он сам? И главное ведь, досточтимый, времени нет даже подумать – уже через неделю праздник Астарты, а после него я по старинным обычаям совершеннолетней буду уже считаться. Это же помолвку объявят сразу же, а после неё глаз уже с меня не спустят, и что тут тогда уже придумаешь? Да и скандала большого очень хотелось избежать – если сговор о браке до помолвки разорван, то это не такой скандал, как если после помолвки. А мне ничего подходящего сходу не придумывается, и от этого страшно вдвойне, и самой же без Кайсара всё равно ничего не решить. Но главное – нет времени. Утром меня уже и к "гречанкам" отец не отпустил – сказал мне, что нечего мне теперь с блудницами этими будущими лясы точить и семью этим позорить. Хвала богам, записку Кайсару я и с вечера ещё написала, так что упросила нашу служанку, как она на рынок пойдёт, "гречанкам" её передать. А я ведь даже и написать в ней, в чём дело, не рискнула – хоть и ваш язык, и не прочитают на нём посторонние, но чем длиннее текст, тем подозрительнее же. Служанке я сказала, что с девчонками встретиться хочу, и раз меня к ним не отпускают, так пусть хоть кто-нибудь из них к нам зайдёт. Ну а там девчонки уже поняли, что им я по-турдетански бы написала или по-гречески, а раз по-русски – понятно, кому. Они уже и организовали передачу моей записки в лагерь.

– Смыться в самоход было полдела, – продолжил Кайсар, – Как с "гречанками" мы поговорили, так я и просёк, что дело-то – дрянь. Одна из них, тоже финикиянка, насчёт близкого праздника Астарты сообразила и растолковала нам, что из этого может вытекать. Мы поняли, что Фильтате самой из дому не выйти, и значит, надо к ней как-то попасть, а кто ж меня к ней пустит? Для маскировки Доркада отпросилась у Аглеи, чтобы сходить со мной, а на тот случай, если и у неё не прокатит, девки нам ещё моток верёвки дали, и я его под плащом приныкал. По дороге служанку ихнюю встретили, так она предупредила нас, что и "гречанок" никого теперь в дом не пустят, так что вся надежда теперь только на эту верёвку. Ну, Доркада-то всё равно пригодилась и очень помогла. Скрытно-то ведь через их финикийский крольчатник разве пройдёшь? Так мы и не прятались, а пошли внаглую – она ко мне прильнула, я её облапил – типа, изобиделся я на них крепко и пришёл к ним в квартал демонстрировать, каким женихом они тут сдуру пренебрегли, и какие красотки на шею мне слёту виснут, – мы все рассмеялись.

– Ага, после обеда только и разговоров в квартале было, что этот бесстыжий не просто с блудницей новомодной, а с целыми двумя припёрся! – добавила его супружница.

– А кто вторая была? – поинтересовался я.

– Да это Доркаду ротозеи дважды посчитали. Она ведь одна на улице осталась, когда я к Фильтате в окно влез, вот и сошла за вторую. Типа, с одной я за углом уже делом занят и не велю нас беспокоить, а вторая очереди своей ждёт. Ну и пацанёнку, который за мелкую монету и окно нам нужное показал, и на шухере постоял, я потом и рогатку ещё свою подарил, чтобы он именно так всем и рассказывал. Вот так Доркада и раздвоилась в глазах у дурачья.

– А как ты наверх проник? – спросил я, когда мы отсмеялись.

– Ну, я же рогатку-то свою пацанёнку только потом отдал, а сперва запульнул из неё камешком Фильтате в окно.

– Ещё немного ниже и левее, и в лоб бы мне влепил! – прокомментировала та, – Я же их уже в щёлку из-за занавески высматривала, а он тут стрельбу устроил! Краешком занавески ему помахала, потом ещё рукой – типа, вижу вас уже, чтобы второй раз пулять не вздумал. Выглядываю, Кайсар мне верёвку из-под плаща показывает, Доркада тонкую нить пальцами изображает. Ну, моток нити на веретене у меня, конечно, был. Размотала, спустила им конец, они конец верёвки к нему привязали, вытащила к себе – ага, а вязать его куда? И кушетка слишком лёгкая, и столик – заскрипят по полу, спалимся ведь сразу. Хвала богам, табурет раскладной более-менее крепким показался. Подняла его, Кайсару из окна показываю, он кивает и показывает руками, как верёвку вязать, чтобы на растяжку он работал. В углу окна в стену его упёрла, конец верёвки вниз скинула, Кайсар лезет, он же тяжёлый, табурет пополз, я его держу – хвала богам, сил хватило...

– Ага, я как влез и увидел, на чём висел, пока лез, так и не по себе стало. Высота не та, чтобы с неё убиться, второй этаж только, но как-то и с него приземлиться на камни мостовой приятного было бы маловато, – хмыкнул парень.

– Скажи ещё, что не был за это вознаграждён! – съязвила финикиянка, – Влез он в окно, и сразу же тискать меня, а потом ещё и на кушетку завалился и меня следом не неё тащит. Я, конечно, не против, но у нас, между прочим, проблема нерешённая, и я решения её вообще-то жду от сильного и умного мужчины!

– Взрослые же люди, даже ребёнка сделать сумели, но сами при этом как малые дети! – покачал я башкой, – Одна растерялась с перепугу, другому героем захотелось в её глазах выглядеть! Радуйтесь, что вам повезло, и всё обошлось. Но если бы он навернулся, то ты, Фильтата, скорее всего, вышла бы замуж за этого... как там его? Да, насмерть вряд ли убился бы, а возможно, что и не остался бы на всю жизнь калекой, но вот сломать себе чего-нибудь не то он мог запросто. И – всё, спасительный приход героя не состоялся, зато палево, и за тобой потом такой надзор, что никуда бы ты уже не делась. А ну-ка, Волний, скажи им, что им нужно было делать, если без дурного героизма, а по уму?

– Да давно уж сказал, папа, но сказал-то уже потом, а тогда я и сам тупанул и не сообразил вовремя, – сокрушённо признался мой наследник, – Да и ведь не знал же никто из нас точного расклада.

– Это – да, и это – единственное, что служит вам оправданием. Ты, Фильтата, не подумала о том, что парни-то ведь – не нищеброды же какие-нибудь, никому не нужные, и им даже в моё отсутствие есть к кому обратиться за помощью. А уж почтенному Хулу эту вашу тяжкую проблему решить было бы – раз плюнуть. Тебе, если по уму, то и Кайсара из лагеря дёргать было вовсе не обязательно – глядишь, и не засадила бы его тогда на губу. В первой записке ты побоялась суть дела изложить – ладно, простительно это для девчонки с перепугу и второпях. Но вызвать под окно ты в ней могла и кого-нибудь из "гречанок", которым не нужно для этого сбегать из военного лагеря и бежать к городу, высунув язык, – все рассмеялись, – Ту же самую Доркаду, например. А пока ждёшь её – написать другую записку, поподробнее, с полным изложением сути дела. Доркада подходит, ты в записку яблоко или что-нибудь вроде него заворачиваешь и выбрасываешь ей в окно, она уносит к себе и читает с остальными девками спокойно и вдумчиво. Ладно, допустим, тупанули бы и они, не решившись обратиться к почтенному Хулу сами и не додумавшись обратиться к наставницам, которые к нему вполне вхожи. Но и в этом случае они переслали бы Кайсару уже подробную записку, из которой он знал бы точно, как обстоит дело, а не гадал бы.